Как глупо было так рисковать. Нужно было быть последней идиоткой, чтобы поехать на Роланд-Мьюс. Она уже представила себе этот заголовок: «МИНИСТР И ТЕЛЕЗВЕЗДА». Он возвестит о громкой, очень громкой сенсации.

Иногда она думала, что это просто невероятно, что в прессу до сих пор не просочилась информация о их любовном романе, ведь они всегда были на самом виду у газетчиков. Катя вздрогнула, представив себе, как на эту новость отреагируют ее родители. Ее отношения с ними не были совершенно безоблачными и в лучшие времена. Ах, если бы у них кроме нее был хоть кто-нибудь еще. Она свернулась клубочком на бледно-розовом диване и стала смотреть на оконное стекло, в которое хлестал дождь. Катя вдруг вспомнила, как она и ее любовница, министр телерадиовещания Дейвина Томас, встретились первый раз ровно восемь месяцев назад. С того самого дня ее жизнь круто переменилась.

Начало того дня не предвещало ничего интересного. После обычной полуторачасовой работы в «ТВ-Утро», с 6.30 до 9.00, Катя должна была ехать на пресс-конференцию в министерство внутренних дел. Обычно ее сопровождал кто-то из операторов, но в тот день она поехала одна. Ей было немного обидно, так как это означало, что сообщение о конференции вряд ли появится в телевизионном выпуске новостей.

Ее уговорил поехать туда редактор отдела новостей.

— Это позволит тебе лучше вникнуть в политическую жизнь, — убеждал он, — а также приобрести себе дополнительные баллы. Такие пресс-конференции как эта, помогут тебе поближе узнать этих педиков.

Она знала, что редактор прав, но если нет оператора с камерой, министры вряд ли захотят давать интервью журналисту с телевидения.


Член парламента и Ее Величества государственный министр Дейвина Томас, была ответственна за телерадиовещание. Для журналистов, вхожих в парламент, было совершенно очевидно, почему столь высокий пост в правительстве занимает женщина. Ее тщательно спланированная и в свое время успешно проведенная кампания, направленная на то, чтобы убедить премьер-министра, что министром телерадиовещания должен быть один из влиятельных чинов министерства внутренних дел (к которым относилась она), а не департамента по государственному регулированию, по распространенному в Вестминстере мнению, выдвинула ее в число кандидатов на этот высокий пост.

У Дейвины была примечательная внешность. Это была высокая блондинка с гладко причесанными волосами. Ее рост составлял пять футов и девять дюймов — она была выше Кати. Кате стало интересно, какой мастер делал ей прическу и в каком магазине приобретен костюм цвета морской волны из шерстяного крепа, наверняка в каком-нибудь дорогом британском бутике, типа «Акваскутума». С головы до ног, обутых в сшитые на заказ туфли, Дейвина Томас выглядела стильной женщиной. Хотя и не настолько, чтобы встречные оборачивались ей вслед или чтобы бульварные газеты посвящали свои статьи только ее внешности.

Окруженная своими помощниками, Дейвина предстала перед собравшимися журналистами властной, хладнокровной и значительной женщиной. На пресс-конференции, темой которой служил новый закон о компенсации для лиц, пострадавших от преступников, присутствовало человек десять телерепортеров, вооружившихся блокнотами и ручками. Основной причиной того, что ее выступление было интересным, если не сказать захватывающим, явилось то, что перед тем как уйти в политику, она служила адвокатом, а еще раньше — Катя это знала — юристом в «Таймс». Дейвина и тогда производила на коллег впечатление женщины, способной не отступать перед трудностями.

Через несколько минут Катя с удивлением обнаружила, что министр в своей речи обращается лично к ней и при этом пристально смотрит в ее глаза. Она немного смутилась, но успокоила себя тем, что это, вероятно, один из приемов, которыми адвокаты обычно пользуются на суде. Произнося свою речь, они часто обращаются к кому-то одному из присяжных заседателей. Да, скорее всего, так оно и есть. Дейвина явно старалась произвести впечатление на телерепортеров.

Но все же Катю взгляд этих серых глаз привел в замешательство. Глаза Дейвины гипнотизировали ее, и Катя почувствовала, как в ней начинает просыпаться физическое влечение к женщине, сосредоточившей на ней свое внимание. Катя испытывала такое чувство впервые — острую смесь страха и возбуждения. Она не могла ни справиться с этим чувством, ни понять его. Что за чертовщина с ней происходит?!

Катя даже не очень удивилась, когда вечером того же дня ей позвонил личный секретарь Дейвины и передал от нее приглашение на обед, который должен состояться через несколько дней. Ошеломленная приглашением, Катя немедленно перенесла назначенную ранее встречу, которая должна была состояться в это же самое время, на более поздний срок.

Понаблюдав за Катей во время пресс-конференции, Дейвина Томас поняла, что эта молодая женщина поддалась ее очарованию, и решилась пригласить ее на обед. Дейвина еще не знала, использовать ли ее для осуществления своих политических планов или иначе. Дейвина решила пригласить Катю в ресторан гостиницы «Савой», где она могла пустить в ход свое искусство обольщения, а этот ресторан, где каждый столик был отделен от другого перегородкой, подходил для такой цели как нельзя лучше. Там она могла как бы невзначай прикоснуться к Катиной руке, плечу или колену, и посмотреть, как та будет реагировать.

Когда она пришла, Катя уже сидела за столиком.

— Я думаю, этот обед ознаменует начало нашей дружбы, — сказала Дейвина, заказав перед тем два бокала превосходного охлажденного шампанского. — Итак, за знакомство! — Продолжая задавать тон встречи, она выбрала из меню еще несколько блюд и заказала бутылку дорогого вина.

Зная, как политики неохотно платят за обед, Катя предложила:

— В «TB-Утро» мне оплатят все расходы.

Дейвина рассмеялась.

— Отлично. Конечно, это будет намного лучше, чем обедать на деньги налогоплательщиков.

Катя с улыбкой наблюдала, как толстосумы заказывают блюда, которые, скорее всего, они каждый день едят и дома — гороховый суп, тушеное мясо с овощами и пудинг. Для них роскошный ресторан пятизвездочной гостиницы «Савой» был чем-то вроде столовой. Лиз как-то рассказывала ей, что два ее знакомых редактора общенациональных ежедневок всегда здесь едят только рыбу с жареной картошкой. И запивают ее, разумеется, шампанским.

Дейвина и Катя немного посудачили о политике и обменялись своими мнениями по различным темам, чувствуя себя в обществе друг друга совершенно непринужденно. Дейвина, обладающая превосходным чувством юмора, рассказала несколько неприличных историй, произошедших с некоторыми из ее знакомых депутатов во время последней предвыборной кампании, и вскоре они обе уже заразительно смеялись словно старые знакомые.

Катю поразило то, как внимательно Дейвина прислушивается к ее мнению. Наверно, ей, как политику, было интересно, что думают по тем или иным поводам рядовые избиратели. Но кое-что в поведении Дейвины Кате было не совсем ясно.

Когда Катя обедала с Джоанной и Лиз, они часто тыкали вилками в тарелки друг друга. Девушками двигало простое желание попробовать все три блюда, выбранные ими из меню, а не только свое. У Дейвины, оказывается, тоже была такая привычка, но только в том, как она это делала, было нечто пугающее, нечто чувственное.

— Попробуй вот это, просто удивительно нежное блюдо, — сладким голосом напевала она, отправляя Кате в рот самый лакомый кусочек мяса. — А ты когда-нибудь пробовала более сочную спаржу? — И она снова подносила свою вилку к Катиному рту.

Чтобы продлить обед, они даже заказали рисовый пудинг, хотя, как тут же выяснилось, ни одна из них не любила его.

Время от времени, словно для того чтобы подчеркнуть какую-то мысль, Дейвина брала Катю за плечо или за руку, задерживаясь там на секунду-две дольше, чем это было необходимо. Катя не могла понять, почему эти прикосновения оказывают на нее такое странное воздействие. Почему они так обжигают ее? И почему она с таким нетерпением ждет, когда же Дейвина снова до нее дотронется? Самой же Кате не удалось коснуться руки Дейвины даже случайно. Позднее, у себя дома, ей захотелось прокрутить весь этот обед у себя в памяти, вспомнить свои ощущения. Конечно, не то, что они ели, а ту притягательную силу, которой обладала Дейвина.


Вечером того же дня Катя должна была идти на давно назначенное свидание с кинорежиссером Роджером Уинн-Джонсом. Они условились встретиться в новой картинной галерее на Корк-стрит.

Катя и Роджер были знакомы уже два года. Сначала он немного поухаживал за ней, а потом их отношения перешли в другую плоскость — Роджер стал ее надежным «спутником». Несомненным преимуществом таких отношений являлось то, что Кате никогда не приходилось возвращаться домой в одиночестве — у нее всегда был сопровождающий. Стало своего рода традицией, что если вечером Роджер не был занят в постели с какой-нибудь блондинкой с телевидения, то он непременно появлялся в обществе Кати на премьерах в Уэст-Энде, спортивных соревнованиях типа Уимблдонского турнира или на скачках «Ройал Аскот», а также на благотворительных ужинах, где Катя всегда находилась в списке самых почетных гостей.

Но в этот вечер, взволнованная ощущениями сегодняшнего обеда с Дейвиной и весь день чувствовавшая потребность заняться любовью, Катя изменила своей привычке и впустила Роджера к себе.

Роджер был опытным и страстным любовником, но тем не менее Катя все время спрашивала себя, почему любые способы секса с ним возбуждают ее гораздо меньше, чем простые прикосновения Дейвины во время обеда, хотя тот и пребывал в несомненной уверенности, что доставил Кате удовольствие.

— Ты можешь поласковее? — наконец прошептала она.

Но даже когда он стал старательно выполнять ее просьбу, все равно это было как-то грубо. Катя представила себе легкие прикосновения, нежную кожу… и Роджер начал ее раздражать еще сильнее.