Челси Файн - Лучший вариант расставания

— Но я вмешался, Пикс. Я заставил вас остановиться, а затем, фактически, повез умирать...

— Ты пытался нас защитить!

— Да? — я уже кричал. — И как, сработало? Я защитил Черити? Или защитил ТЕБЯ? — мой голос отдавался эхом от стен восточного крыла, глаза начало жечь.

Стало так тихо, что я услышал биение собственного сердца и частое дыхание Пикси. У нее был такой ошарашенный вид.

В груди все болело. Безумно болело.

Я вошел в свою комнату и хлопнул дверью.

Пикси

Казалось, меня ударили тонной кирпичей.

Леви не скорбел по Черити, он винил себя. Этот идиот и вправду винил себя. Как и я.

Боже, какая путаница.

В пустоте, заполнившей меня изнутри, не находилось слов. Ноги напоминали цементные блоки, удерживавшие меня на месте и заставляющие меня пялиться в пол. Оказывается, у Леви есть собственные монстры, и я не знаю, как стать его героем.

Леви

Плотина прорвалась. Плотина, сдерживающая мое чувство вины по отношению к Пикси, которую я так тщательно возводил весь этот год, разлетелась вдребезги от одного лишь упоминания имени Черити, и теперь гостиницу наводнило отрицание.

Я не мог смотреть Пикси в глаза. Не хотел, чтобы она увидела в моих боль, или я увидел оную в ее. Не хотел обнажать перед ней душу или беспомощно тащить на себе ее грусть. Поэтому несколько следующих дней я был с ней исключительно любезен.

Все наши разговоры были сугубо деловыми, а мои глаза никогда не пытались проникнуть под ее маску.

Я был стойким. Окружающие хотели уверить меня в том, что Пикси чувствует свою вину за случай с Черити так же, как и я, и что она, может быть, в душе не менее травмирована, чем я.

Поэтому я просто придерживал дверь, когда мы с Пикси оказывались около нее одновременно, здоровался, когда она проходила мимо, и придавал лицу максимально отсутствующее выражение. Закрывался от эмоций.

Я ничего не чувствовал. Так спокойнее.

Я брызгал жидкостью для мытья стекол на тряпку, когда моих ушей достиг цокот каблучков. Возле меня остановилась Эллен, наблюдая, как я взбираюсь на дерьмовую гостиничную стремянку, чтобы достать до грязных стекол над головой.

— Так, — многозначительно протянула она, сжимая в руках чашку софе. — У вас с Пикси очень натянутые отношения. Более чем. Это из-за тех криков, что я слышала прошлой ночью?

Очень в духе Эллен: дождаться, пока я вскарабкаюсь на шаткую стремянку, не оставляющую пути к отступлению, чтобы завязать неудобный разговор.

— Нужно добавить пункт «стремянка» в твой список Нового Дерьма, в Котором Нуждается Гостиница, — сказал я, не отрывая глаз от стекла, которое мыл.

Вообще-то, уборка — не моя работа, но Ева слишком маленького роста, чтобы достать до верха окон даже с верхней ступеньки стремянки, так что смысла рисковать ее жизнью в любом случае никакого.

Игнорируя мои попытки сменить тему, Эллен жестко произнесла:

— Что это были за вопли о защите Пикси?

Я остановился и взглянул на нее, тело словно парализовало:

— Я вмешался в судьбу.

— Что? — скривилась она.

Усмиряя ярость, я пробежал пальцами по волосам и глубоко вздохнул:

— Я вмешался в судьбу и потерял Черити.

Некоторое время она просто меня изучала:

— А ты никогда не думал, что ты вмешался в судьбу и спас Пикси?

Тишина.

Она поморщилась от переживаемых эмоций.

— Возможно, что Черити и Пикси погибли бы обе, если бы машину вела твоя выпившая сестра, — сказала она. — Ты никогда не думал, что может быть это вмешательство спасло Пикси жизнь?

Я безмолвно на нее смотрел, зная, что это было не так. Эту точку зрения я не рассматривал никогда.

Мгновение мы оба молчали. Затем Эллен совершенно обыденно отхлебнула кофе, рассматривая окно, и произнесла:

— Ты пропустил пятно.

Пикси

Я надела не обычное бикини, а кричаще-вызывающее бикини. И гордо расправила плечи.

Если добренькие жители Копер Спрингс хотят меня видеть, то пусть смотрят на сплошное ходячее несчастье.

Берег нашего озера напоминал вечеринку на Красном Море. Здесь собрались люди, которых я знала всю жизнь, они улыбались мне, приветствовали, и каждый из них пялился на мой шрам и спешил убраться с моего пути, словно я прокаженная.

Полагаю, так и есть. Я заражена реальностью смерти Черити. И потому позволяю им пялиться. Знаю, это отвратительно. Но впервые за долгое время я этому рада. Потому что мерзкое привлекает внимание и заставляет помнить.

— Верно ли я думаю, что ты олицетворяешь неприятности? — Дженна натянула солнцезащитные очки на нос и поискала глазами свободное местечко на пляже.

— Да.

Мое ярко-розовое бикини открывало больше кожи, чем я когда-либо демонстрировала на публике, и это наполняло меня ощущением могущества.

Если я чему и научилась у Черити, так это тому, как чувствовать себя красивой. Как идти с уверенностью, и гордо преподносить свою личность. С помощью позитива и комплиментов, она всегда пыталась возместить ущерб, причиненный попытками матери меня унизить.

Черити намеренно давала мне знать, как я для нее важна. Как прекрасна я была и внутри, и снаружи. А делала ли я подобное для нее? Была ли я для нее таким же хорошим другом, как она для меня?

Я расправила спину и откинула волосы за спину, чтобы ничто, кроме бюста от бикини, не закрывало мою грудь. Черити бы мной гордилась.

Боже, я по ней скучала. Она подарила мне такую дружбу, какую некоторые люди ищут всю жизнь.

И умерла.

Мы с Дженной нашли местечко на пляже и положили полотенца.

Я раскладывала на песке вещи, когда мое внимание привлекла черная спортивная машина Дарена, парковавшаяся около пляжа. Он вылез, и его тут же приветственно окружила стайка полуголых девиц, торопившихся на нем повиснуть и предложить выпивку.

Он поднял очки, осмотрел пляж, а когда обнаружил меня — улыбнулся. Затем чуть заметно мне махнул. Я сделала то же самое.

Казалось, его улыбка дрогнула, когда наши взгляды встретились, но он вернулся к своему гарему раньше, чем я смогла в этом убедиться.

— Кто это? — спросила Дженна, глядя на Дарена, который как раз стянул через голову футболку и присоединился к группе пьяных пляжных парней.

— Это Дарен, — произнесла я, заканчивая разглаживать складки на своем оранжевом полотенце.

— Парень, который тебя поцеловал?

— Он самый.

— Ха. — Она довольно долго на него смотрела, без сомнения угодившая в ловушку его внешности и бедствий, сопровождавшей Дарена, куда бы он ни шел. — Неплохо.

Я огрызнулась:

— Но и не хорошо.

— А по мне так очень даже, — усмехнулась она.

— Ты же его слопаешь и не подавишься.

— И будет вкусно.

Я изогнула бровь:

— Вкуснее Джека?

Ее озорное выражение лица исказилось от разочарования:

— Джек отсутствует в меню нашей сегодняшней беседы.

Я подарила ей многозначительную улыбку, и мы обе уселись на полотенца.

— И, тем не менее, что у вас с ним?

Она вздохнула:

— Путаница, вот что. Иногда он такой веселый и остроумный, и кажется, что он меня знает, понимаешь? А через миг он уже чертовски раздражает и хочется ему врезать, и я знаю, что он хочет ударить в ответ. И вовсе не в сексуально-извращенном плане, — она на мгновение задумалась. — Хотя, может, и в таком, но от этого путаницы не меньше.

— О, Дженна, — улыбнулась я. — Обожаю твою жизнь. Она такая забавная.

— Рада служить.

Лежа на спинах, мы оперлись о локти и откинули волосы, подставляя их солнцу.

Нефритовый купальник Дженны был почти таким же крошечным, как мой, выставляя напоказ ее разрисованное тело. Розовые стебли растянулись на ее грудной клетке и соединялись с падающими звездами на ее плечах и груди.

Ее руки и ноги покрывали рисунки другого рода, а на спине красовался изумительный зимний пейзаж.

Она была бесстрашна, когда дело касалось татуировок. Покрывала свое тело всем, что казалось ей в тот момент значимым. Однако посвящая себя чему-то, надо учитывать, что то, что тебе кажется значимым сегодня, со временем изменится, и ты тоже изменишься.

Люди проходили мимо, рассматривая нас. Некоторые пялились на мой шрам, другие, напротив, избегали смотреть. Я вдруг подумала, боялся ли Мэтт, когда смотрел на шрам или он просто такой хороший парень, что не показывал своих эмоций?

— А вот и наш горячий работничек, — Дженна посмотрела куда-то поверх очков.

Я проследила за ее взглядом и, конечно, увидела Леви, шагающего рядом с Заком.

— Черт, — пробормотала я, перекатываясь на живот.

Мы с Леви игнорировали друг друга по мере возможности всю неделю. Вмешательство Черити было ошибкой. Мы просто не смогли этого вынести.

И тот факт, что мы оба чувствовали себя ответственными за ее смерть, только ухудшал ситуацию. Словно мы оба были больше травмированы, чем напуганы.

Мои глаза защипало, и я моргнула, отгоняя это ощущение.

Я винила свою мать за множество вещей: испорченное детство, невозможность наслаждаться жирной пищей без чувства отвращения, иррациональный страх перед ящерицами, но большего всего — за всю невысказанную боль восточного крыла.