***

Что-то с памятью моей стало. Оказалось, не день рождения, а свадьба. Кто напутал — он сам или организаторы — теперь не важно. Надо делать переворот в воздухе, импровизировать на ходу, кроить репертуар в оперативном режиме. Не в первый раз, но утомительно до черта. А так все как обычно. Невеста двадцати с небольшим, вся такая из себя невинная блондинка со смелым декольте на свадебном платье — надо же показать, за что тебя замуж взяли. И жених — четвертый брак, пузо, плешь, «ролекс». Гости — пестрая смесь из бизнесменов, паблисити, моделек, щедро разбавленная околокультурным планктоном. Когда-то он думал, что на таких мероприятиях есть шанс познакомиться с кем-то важным, имеющим вес в шоу-бизнесе, кто сможет помочь. Иллюзии быстро рассеялись. Никому он не нужен. Смотрят на Лолу, и то так, одним глазом. А вот это непорядок, надо смотреть двумя, я для вас стараюсь, суки.

Padam…padam…padam…

Des «toujours» qu'on achète au rabais

Странный конечно выбор песни для свадьбы

Padam…padam…padam…

Des «veux-tu» en voilà par parquets

Но вряд ли тут кто-то знает французский или понимает о чем песня.

Et tout ça pour tomber juste au coin de la rue

Sur l'air qui m'a reconnue

Спасибо бабушке, что заставляла в школе заниматься иностранными языками. И английский, и французский, и немецкий пригодились. Правда, Василиса Карповна не знает, каким именно образом.

Дело все равно кончилось Аллегровой и пением с невестой на два голоса.

Были белее снега сваа-а-а-адебные цветы-ы-ы…

***

— Я переработал час, — они курят с организатором мероприятия за беседкой.

— Останься еще на час — и я заплачу двойной прайс.

— Не могу, — окурок улетает в кусты, мелочь — а приятно. — В одиннадцать шоу, ты же знаешь.

— Успеешь, время есть.

— Мне надо хотя бы час передышки.

— Как хочешь, — пожимает плечами. Купюры переходят из рук в руки, собеседники пожимают друг другу руки, прощаясь. Распорядитель свадьбы уходит работать дальше, а Льву пора уезжать.

— Лолочка, кошечка, куда ты сбегаешь?

Твою мать! Не успел. Оборачивается медленно. Натягивая на лицо маску Лолы. Маска не желает натягиваться. Устал.

— Ну что ты, сладенькая. Отходила носик попудрить.

— Мозги мне пудри! — резко меняет тон подошедшая к нему женщина. Она высокая, ухоженная, платье на тонких лямках, босоножки на шпильке, бриллианты, в том числе и в обручальном кольце. От нее пахнет деньгами, спиртным и неприятностями. Она подходит совсем близко. — Говорят, там, под гримом, ты весь покрыт шрамами и тату.

Вот как мы заговорили. Ну и к черту тогда Лолу!

— Что еще говорят? — закуривает еще одну, виртуозно достав пачку из декольте.

— А кто-то говорит, что ты очень красивый мальчик, там, под всем этим дерьмом, — кивает на белое платье в блестках. — С большим вкусным хером.

Час от часу не легче. И что бы ему на две… всего лишь две минуты не уйти раньше?!

— А ты что сама думаешь? — тянет время, потому что даже думается от усталости с трудом.

— А я не хочу думать. Я хочу проверить.

Попытку огладить свой пах Лев пресек в последний момент, перехватил руку.

— Здесь везде камеры, детка.

— Я знаю, где камер нет. Пойдем, — его уже тащат за руку.

— Скажи где — я приду. Через десять минут. Мне нужно уладить деловые вопросы.

— Какой деловой мальчик, — мурлыкает пьяненькая жена какого-то олигарха. — Назови меня еще раз деткой.

Он называет деткой, что-то дурацкое и похабное еще говорит на ухо. В инструкции, где будут его ждать, не вслушивается.

И уходит, уже во второй раз.

Грим, платье — все снимет в машине. Здесь оставаться нельзя. Обманутая женщина — это страшно. Но муж-рогоносец с деньгами — это еще хуже.

Спустя десять минут, когда его несостоявшаяся пассия уже скидывала с себя платье в беседке в глубине парка, серая неприметная «рено» выехала за ворота усадьбы.

— Обманул девушку, бессовестный.

— Хочешь обнаружить наш труп на дне реки?

— На дворе не то время.

— Время не то. Люди — те же.

— Да ты философ, сладенький. А про толстый и вкусный хер — смешно.

— Очень.

*

— Лола, там к тебе поклонник. С цветами.

— На хер.

— Лола…

— Ты забыл правила? Мне позвонить Яну?

— Что сразу Яну-то?! — морщится охранник. Упоминание имени хозяина клуба действует на всех отрезвляюще. — Ты понимаешь, сколько теряешь, отказываясь?

— Гаврик, роль сутенера не твоя, для этого у тебя слишком страшная рожа.

— Стерва, — беззлобно огрызается секьюрити. — Ну хотя бы цветы возьми. Что мне с ними делать?!

— Себе возьми. И в жопу заодно сам дай.

Гаврила убирает свою теперь уже сердитую физиономию обратно за дверь. Лола бросает взгляд на часы. Еще десять минут. Коньяк с анисовыми каплями мягко согревает горло. Надо будет свезти саксонского друга к Ивану Леопольдовичу — вторая октава стала врать, аккордеону уже сорок лет, и он, как и полагается в такие почтенные годы, капризен. Ему на смену есть «Юпитер», наш отечественный инструмент, их первый с Лолой инструмент. Он грубее, напористей, но и задорней.

В дверь просовывается мощная рука, на столик шлепается букет, который не удостаивается даже мимолетного взгляда хозяйки гримерной.

Проходили мы все это. Лолу хотели и девочки, и мальчики. С девочкой — лет тридцати пяти как минимум — однажды попробовал, и этого одного раза хватило. Под мальчиков — тоже преимущественно весьма не мальчиковых лет — тоже пытались подложить, но тут уж не на того нарвались. Как и с наркотой, попытка провалилась. Спустя какое-то время Ян попытки взять Лолу на поводок прекратил, и теперь отношения были чисто деловые. Но знали об этом только Лев и Ян. А публика по-прежнему хотела Лолу. И девочки, и мальчики. А Лола хочет домой и спать.

— Не львица ты, а хомячок в колесе.

— Не ной. Иди работать.

В дверь заглядывает Гаврила.

— Время, Лола. Публика уже свистит.

Выходя, Лола боа задевает букет, и он с шелестом шлепается на пол.

Туда ему и дорога.

***

— Кто взял?

— Да не брал никто!

— Последний раз спрашиваю — кто спер мой лифчик?!

На скандал подтягивается сам Ян.

— Что случилось?

— Что случилось? — передразнивает владельца клуба Лев. Он может себе это позволить. А уж что может себе позволить Лола — это разговор отдельный. Но Лолы пока нет во внешнем мире, он только начал готовиться к выступлению — и обнаружил пропажу самого удобного лифчика. Смех смехом, а пойди найди нужный, удобный, чтобы не давил, не мешал двигаться и сидел как влитой по спине. И все это с учетом того, что ты — мужчина. Белье для Лолы Лев заказывал в интернет-магазинах и повыкидывал уже кучу — большинство не подходило. И тут — пропал самый удобный, недавно купленный.

— Да кому нужен твой лифчик, сам куда-то засунул, — принялся оправдываться Гаврила, опасливо косясь на хозяина.

— Я скажу — кто! — фыркнул Лев. — Ты и взял!

— На кой он мне?! — возмутился секьюрити. Возмущение было громким. И наигранным, потому что врать охранник не умел. Чтобы врать, надо мозгов хоть сколько-то иметь.

— Чтобы продать. Кто-то захотел сувенир от Лолы и хорошо за это заплатил. Так же, как в марте, когда пропала шаль с перьями. А после Нового года — платье.

— Это правда? — Ян переводил цепкий взгляд с артиста на охранника.

— Конечно, нет!

— Конечно, да, — устало выдохнул Лев. Он уже пожалел о своей вспышке. Подумаешь, лифчик. Но как же это все достало… — На трусы заказа не было? — положил пальцы на резинку голубых в мелкую клетку боксеров. — Могу прямо сейчас отдать.

— Гаврилов, в мой кабинет, — качнул головой Ян. — Готовься спокойно к выступлению, Лев Аркадьевич.

***

— Ну прости ты меня, Левка! — Гаврила выглядел и в самом деле нечастным. А поскольку притворяться не умел, значит, и переживание было самым что ни на есть настоящим. — Бес попутал.

— Где ты только этого мелодраматизма набрался? — вздохнул Лев, стаскивая диадему с перьями. Черт, опять поцарапался. Надо глянуть, что там все время царапает. — Что тебе Ян сказал?

— Что работаю последний день сегодня. Точнее, ночь.

— Туда тебе и дорога.

— Левчик, ну ты же человек! — заныл Гаврила. Ныл он редко и оттого неубедительно. Да и не шло нытье его огромной фигуре и квадратной морде. — Я же тебя никогда не подставлял, и эту твою берег… эту… как её… ну..… инок… инко…да как же это слово-то?!

— Инкогнито? — подсказал Лев. Он начал снимать грим и чувствовал, что вопреки всему скоро будет улыбаться.

- Во, её! Инкогиту! А помнишь, я тебя тогда на день Валентина прикрывал, а? Левушка, ну правда… Бес попутал с этими тряпками, не думал, что ты так заведешься. Ну это ж правда, всего-то тряпки, подумаешь — лифчик. А за него знаешь сколько дали? Хочешь, — с внезапным воодушевлением, — я тебе отдам эти деньги?!

— Гавря, ты идиот! — с чувством произнес Левка. Но сердиться уже не мог, да и сердиться на Гаврилу долго нельзя. Простой он, по-хорошему простой. И душевный, что редкость по нынешним временам.

— Уж такой, да, — уныло согласился Гаврилов. Еще раз вздохнул. А потом легонько ткнул Льва в бок. — Лёвко, ну будь ты человеком, а? Я больше пальцем твои вещи не трону — вот те крест! Если только корсет затянуть.

Лев не выдержал и расхохотался. Последний раз, когда он просил Гаврилу помочь с корсетом, тот чуть не сломал ему ребро. С тех пор Лева преимущественно перешел на немецкое утягивающее белье.

— Ладно, я поговорю с Яном. Но я… — предупреждающе наставил палец на Гаврю. — Я ничего не обещаю!