Я внимательно слушала, смотрела, пытаясь уловить фальшь, потому что недоверчивость моя, культивируемая всю сознательную жизнь, не давала возможности просто так, спокойно пропустить мысль о том, что меня вот так вот запросто могут захотеть такие парни. Нет, сама ситуация не вызывала сомнений. Хотят. Еще как хотят. Еле терпят, чтоб не кинуться. Смотрят так, словно уже имеют. Опять. Во взглядах кинохроникой прошлые наши ночи и острое обещание новых. И это заводит, настолько отзываясь во всем теле, что я избегаю смотреть в глаза, опять опасаясь нарваться, увидеть подтверждение своим мыслям, своим воспоминаниям, разделить нечаянно эти стыдные, сладкие мгновения с теми, кто их подарил, опасаясь в этот раз окончательно потерять голову, не выстоять, топя теперь уже с головой всех троих. Потому что моя выдержка, похоже, здесь единственный стопор.

И это невозможно заводит. И это невозможно приятно и греет самолюбие в том числе.

Но это совершенно не проясняет ситуации.

И вопрос все равно оставался открытым. Почему я? Почему?

Глава 27

— Таня, ты слышала тогда наш разговор… — Глеб кинул взгляд на Давида, тот едва заметно поморщился, маска восточного господина дрогнула. — И мы тогда в самом деле сыграли… Ты прости нас за это. Это мальчишество, глупость… Но мы не думали, что все так серьезно будет.

— Ты выиграл? — я усмехнулась, вспомнив ситуацию в кабинете на следующий день.

— Да… — Глеб замялся, пальцы его сжали ладонь сильнее, запуская дополнительный жар под кожу. Губы пересохли мгновенно, но я сдержалась. Разговор был важным, и не время тут провоцировать, хоть и невольно. И так с моего рта глаз не сводят. Ух, как заводит! Невозможно же! Но спокойно, спокойно, спокойно…

— Я был уверен, что ты… — Он помедлил.

Да божечки! Мы смущаемся что ли? Я, забыв осторожность, внимательно вгляделась в лицо парня. Потому что смущающийся Глеб Шатров — это не то зрелище, которое можно пропустить. И тут же была поймана в ловушку его серого острого взгляда. И воспоминание о том, что произошло тогда в кабинете, вкупе с его пальцами на моей ладони, нервозностью обстановки, резануло по нервам живо и горячо.

— Ты же мне ответила тогда, в первый раз…

Я открыла рот, чтоб опровергнуть, но Глеб усмехнулся, так очаровательно и зовуще, что я забыла о том, что хотела сказать.

— Ответила, Тань. Я же не дурак. Тебе понравилось. И я был уверен, что, стоит немного поднажать… Поэтому, на следующий день и… Поднажал. А ты…

Я, не удержавшись, хихикнула. Да, какая неожиданность! Наверно, никогда его величество не получало от одного и того же человека по морде и по яйцам. Нонсенс…

Глеб тоже улыбнулся, вспоминая. Давид выпустил очередную струю ароматного дыма, прищурился.

— Ну, я разозлился, решил на следующей неделе тебя добить. Дело чести, бля.

А вот это было обидно.

Самонадеянный какой мальчишка!

Фиг бы тебе обломилось!

— А тут Дава на выходных подсуетился, в обход уговора, говнюк… — Глеб бросил выразительный взгляд на невозмутимого Давида, и маска опять немного треснула ухмылкой. Хитрой, незлобной.

— Это была судьба, брат, я же говорил…

— Да говорил, — Глеб немного повысил голос, сверканул глазами. Чувствовалось, что эта тема его задевает до сих пор. — Но у нас был уговор! А ты поступил, как говнюк!

— Еще раз так скажешь, брат, и будешь со мной в спарринге отношения выяснять…

— Да испугал, бля! Прямо пиздец, как! Я тебя, медведя, измотаю и вырублю!

— Мечтай…

— Ээээ… Вернемся к теме? — Я решила прекратить перепалку, потому что знала, что парни могут так пикироваться до бесконечности, с удовольствием и применением разнообразных интересных слов, и обычно это было довольно занимательно, но не теперь. Не когда мне тут в чувствах признаются!

— А чего говорить-то? — Глеб посмотрел еще на Давида, невозмутимо пожавшего плечами, — Дава вернулся и поставил меня перед фактом, что ты теперь его.

Нифига себе заявочки!

А моего мнения, значит, не надо спрашивать?

И правильно, кто я такая?

— Я не согласился. Мы поругались. Сильно. Впервые с армии.

А вот теперь почему-то стало стыдно.

Как тогда, когда поняла, что из-за меня поссорились двое близких людей.

— И решили выяснить уже с тобой. Чтоб ты выбрала. Одного из нас.

— А ты нас послала, — с усмешкой рокотнул Давид, — красиво так. Мне понравилось.

Я кивнула. Помню, помню… Еле дошла до кафедры тогда, так ноги дрожали. Красиво, ага.

— Мы нажрались тогда, ты не представляешь, как… — Глеб поцеловал мои пальчики, я не была к этому готова, поэтому дрогнула рукой, сдавая свое внутреннее напряжение с потрохами.

Глеб радостно блеснул глазами, переглянулся с Давидом, потом опять глянул на меня, уже пришедшую в себя.

— И решили, что пока надо дать передышку тебе. И самим подумать.

— О чем?

— Обо всем, Тань… Говорю же, для нас это все впервые. Надо было остыть, решить, кто будет с тобой…

— Вам решить?

Заявочки… Впрочем, а чего от них ждать, от собственников и властных засранцев? Да, много им еще предстоит понять…

— Ну… мы бы решили, и один просто устранился…

— Как далеко? — а вот это уже интересно.

То есть, они были готовы даже на разрыв дружбы? Не представляю, что это должны быть за эмоции.

— Ну… На какое-то время, пока не остынем. Дава бы к себе уехал. Я бы в Европу, давно зовут…

Я только головой покачала удрученно.

Натворила я дел…

Жили себе друзья-товарищи, весело и интересно, общались, дружили, баб своих многочисленных трахали, горя не знали… И тут на тебе, я появилась.

И, будь я обычной женщиной, девушкой, воспитанной на сказках про всяких там золушек, дюймовочек и прочей дребедени, то, может, и возгордилась бы. По крайней мере, точно стало бы лестно и приятно.

Но я такую парадигму даже и не знала.

И всегда мечтала о другом.

Жить спокойно и тихо, заниматься любимым делом. Если это дело еще и позволяет себя обеспечивать, то вообще, мечты реализовались. Не надо мне никаких душевных переживаний, встрясок, нервов. Не надо ухаживаний, острых эмоций, одуреолого крышесносного состояния влюбленности. Не надо. Было.

А теперь? Вот что теперь? Как мне теперь жить? Как мне возвращаться к своей обычной, привычной жизни, когда я уже знаю о себе… Такое? Знаю, что я такая? Знаю, что может быть… Так?

Когда сходишь с ума, когда по венам вместо крови лава огненная, когда умираешь даже не от прикосновения, а от взглядов этих, горячих, жадных, обещающих? Когда только рядом с ними, с этими бешеными парнями, тебе впервые, по-настоящему, спокойно, умиротворенно. Легко? Счастливо???

— А потом мы приехали и увидели тебя в том клубе… — Глеб провел пальцами по предплечью. Я подметила ощутимую дрожь, с которой твердые сухие подушечки путешествовали по моей коже, и поняла, что не у одной меня тут срывает крышу. И Давид, слишком шумно выдохнувший кальянный дурман, это подтвердил.

Мы опять, словно заново переживали этот самый первый, самый неожиданный, самый острый наш раз, когда снеслись полностью границы, отключились головы, осталась только тяга, одна на всех, не разделенная, а умноженная в три раза.

— Таня… — хриплый, тихий шепот, скольжение губ, горячее и жесткое по предплечью, по тем же местам, где только что были пальцы, ответный мой бой сердца, наотмашь, прямо в ребра, до боли, — Таня… — ворот трикотажного платья, как джемпер с широкой горловиной, который, оказывается, так легко можно стянуть с плеча, освобождая беззащитную белую кожу, и поцелуи, быстрые, обжигающие, голова дуреет моментально, шея послушно изгибается, подставляясь, сама, каждое касание током шарашит, — невозможно терпеть, Тань…

— Шатер, уймись, — тихий срывающийся рокот с той стороны стола, предвестник камнепада в горах, уничтожающего все на своем пути, оставляющего после себя только пустоту оглушающую.

Не смотреть! Не смотреть им в глаза! Не поддаваться! Потому что Давид говорит одно, но волнами исходящее от него черное желание, похоть, концентрация которой явно превысила все допустимые нормы, не вызывает сомнений в том, что, стоит получить от меня хоть намек на сигнал… И будет ураган. Сметающий все и всех. И хорошо, если меня прямо здесь не разложат, на столе, до машины дотерпят. А ведь вряд ли…

А ты, Татьяна Викторовна, та еще блядь. Потому что одна мысль о сексе прямо здесь, с ними двумя, завела до нереального чего-то! И поэтому, пока себя контролируешь, хоть немного, глаза — вниз, от Глеба — отодвинуться, чай — взять в руки, а черт, нет, плохая идея, дрожат руки-то, невозможно держать кружку… Тогда коктейль через соломинку потянуть… В сумке порыться… Да все, что угодно, лишь бы сбросить хоть немного напряжение.

Как же нам троим мало надо, чтоб дойти до точки кипения! Разгон, словно у спортивной машины, сто километров за пять секунд!

Интересно, это когда-нибудь пройдет? Утихнет?

— Шатер? Привет! Ты как тут?

Молодой, веселый голос заставил вздрогнуть от неожиданности всех троих. Я торопливо отвернулась, делая вид, что роюсь в сумочке, покрываясь холодным потом от одной мысли, что обладатель голоса мог быть моим студентом. О чем я думала, соглашаясь на встречу в общественном месте? Ах, да, о безопасности.

Так вот, это не работает! Вообще!

— Привет, Колян.

Глеб чуть сместился, садясь так, чтоб прикрыть меня, а Давид одновременно придвинулся и выдохнул струю дыма в воздух, создавая дополнительную завесу.

— Слушай, у меня вопрос по сборам, очень хорошо, что ты здесь, я набирать хотел…

— Давай потом, я отдыхаю…

— Да это на две минуты, Шатер, ну чего я потом буду названивать…