Вова спрятал лицо в ладони.

– Это развращение малолетней! – Брезгливо бросил папа. – Это моя дочь, в конце-то концов! Ей было всего семнадцать! Предлагаешь так это и оставить?

По моим щекам беспрестанно катились слёзы. Не могла же я им рассказать, как бегала за Радовым, как пихала вату в свой лифчик, как наносила на лицо боевой раскрас, чтобы ему понравиться, как резала ради него свои волосы?

– Он всегда меня оберегал. Всегда любил. – Всхлипнула я, размазывая влагу по щекам. – Даже когда я думала, что не любит, он люби-и-ил меня! Это всё я, всё из-за меня. Я совратила его!

Вова нервно хохотнул и что-то промычал себе под нос.

– Нам всем просто нужно успокоиться. – Мама осторожно коснулась папиного плеча. – Давайте остынем и попьём чаю с абрикосовым вареньем?

– Света! – Крикнул он так громко, что я вздрогнула.

– Что Света?! – Одёрнула руку мама. – Что?! Может, нам посадить пацана? А? Давай! Мало ему в своей семье доставалось! Или давай, побьём его ещё раз? Все вместе! Тебе легче станет? Мне – нет. Знаешь, о чём я жалею больше всего? – Она положила ладонь на сердце. – О том, что была настолько ужасной матерью, что дочь никогда не рассказывала мне о своих чувствах! О том, что она уехала от нас! Уехала, а мы даже не спросили, почему. Жалею, что меня не было рядом, чтобы поддержать её… – Мама шумно втянула носом воздух и замотала головой. – Я жалею, что не поговорила с ними обоими ещё тогда, ведь я видела, что происходит! Видела, как они тянулись друг к другу, как смотрели друг на друга. Видела, но ничего не говорила, потому что тоже понимала, что им нельзя. Что рано ещё! Что молодые они совсем! И ведь ничего не изменилось, посмотри – между ними всё по-прежнему, а мы тут стоим и орём. Зачем? Чтобы ещё хуже всё сделать?

– То есть, ты предлагаешь закрыть глаза на то, что он воспользовался её юностью и наивностью? – Уставился на неё отец.

Его ладони тряслись.

– Он не пользовался, папа. – Пискнула я.

Мама посмотрела на меня, нервно убрала волосы за уши, затем перевела взгляд на отца.

– Это же наш Максим. – Она указала на меня. – И наша дочь, которая всё ещё его любит.

– А я? – Вовка вскочил с кресла. – Меня он тоже, получается, предал! Она – моя сестра, а он дурил ей голову. Это ненормально, что они… что… – Брат презрительно поморщился. – Фу!

– А ты-то сам? – Махнула на него мама. – Тоже молчал о своих проблемах. Почему? Мы же твои родители, мы могли тебе помочь!

– Это другое, мама. – Вовка нервно дёрнулся. – Совсем другое! Причём здесь, вообще, я?!

– Притом, что мы с папой никогда не делились с вами нашими, взрослыми проблемами. – Сказала она, вздыхая. – Мы всё время пытались оградить вас от всего ненужного, а по итогу просто не научили делиться переживаниями и разговаривать о них. Мы – ужасные родители…

– Ты ушла от темы, Света. – Напомнил отец. – Что нам теперь делать со всей этой ситуацией?

Мама пожала плечами.

– А нет никакой ситуации. – Сказала я, вставая. Вытерла слёзы и обвела их решительным взглядом. – Есть я и Макс, и мы взрослые люди. Мы сами разберёмся в своих отношениях. Да, мы наделали кучу ошибок и потеряли много времени, но наша любовь… она не была ошибкой. Никогда. – Я медленно вдохнула под их тяжелыми взглядами и медленно выдохнула. – Как мы ни старались держаться друг от друга подальше, у нас не вышло. И если бы можно было вернуть прошлое, то, уверена, мы поступили бы точно так же. Разумеется, не считая нашего расставания. Для меня это травма, это ужасная трагедия, которая чуть не сломила меня, но это же и большой урок. Любовь – это говорить и разговаривать, слушать и слышать. А если жить одними эмоциями, то они только отталкивают людей друг от друга. Я теперь буду поступать по-другому.

– Я не знаю… – Устало произнёс отец.

А мама взволнованно скрестила пальцы на груди.

– Макс виноват, но вам придётся простить его. – Добавила я. – Потому, что я люблю его, и ничто это уже не изменит. – А затем повернулась к брату. – А Вова любит Наташу, и гораздо важнее найти сейчас её и попытаться всё исправить.

Брат яростно стиснул челюсти.

– Прости, что набросилась на тебя с обвинениями прямо там, в гостиной, при всех. – Сказала я, искренне жалея о своей глупости. – Я всё ещё сначала делаю, а потом думаю.

– Хоть что-то у вас общее. – Брякнула мама и, поймав строгий взгляд отца, прикусила язык.

– Так это были твои трусы в его комнате? – Вдруг поморщился братец.

«Ой, как не вовремя он про них вспомнил…» До Зимина всегда доходило как до жирафа.

Я закусила губу и кивнула.

Папа застонал, а мама погладила его по плечу:

– Пришло время становиться понимающими родителями, Серёж.

– Кажется, мне нужно выпить. – Вздохнул он, потирая лоб.

У меня в кармане зазвонил телефон. Я достала его и бросила взгляд на экран.

«Ян».

Выключила звук и убрала аппарат обратно.

– Не переживай, Вов. – Я осторожно приблизилась к нему. – Наташа вернётся, и я всё ей объясню. Вот увидишь, всё наладится.

– А кто успокоит её родителей? – Покачал головой отец. – Они в шоке от всего, что услышали. Проблемы с азартными играми у их дочери стали для них сюрпризом, а вот новость о том, что их будущий зять… озабоченный, думаю, не особо их порадовала! Даже если молодые помирятся, я сомневаюсь…

– Папа! – Взревел Вовка. – Я не озабоченный, я… Блин, да это гораздо глубже! Тебе не понять… Никому, вообще, не понять, кроме Наташки! И где она сейчас? Где нам её теперь искать? Как же свадьба? А если она не поверит мне?

– Думаю, она вернётся. – Предположила мама. – Давайте подождём.

Отец подошёл к окну и отодвинул штору:

– Гришка убежал за ней. Может, догонит.

– Мобильник у неё с собой? – Вспомнила я.

– Нет, остался в спальне. – Печально выдохнул Вовка.

Впервые я видела его таким потерянным и отчаявшимся. Он с трудом держался, чтобы не пасть духом.

– Я всё исправлю, Вов. – Сказала я, опуская ладонь на его плечо.

Он инстинктивно дёрнулся, и я, словно обжегшись, убрала руку.

– Я её верну. – Пообещала я.

И покинула комнату.

55

Макс



– Больно? – Мама втянула голову в плечи.

– Нет. – Заверил я.

– Прости, придётся ещё потерпеть. – Она улыбнулась и снова приложила ватку, смоченную в каком-то растворе, к моему лицу.

Я снова зажмурился: кожу в области рассечения защипало. Синяк под глазом меня не пугал, но маму заставил знатно попереживать. Она же и настояла на том, чтобы обработать сечку на брови.

Я не возражал.

По двум причинам: первая – когда она заботилась обо мне, всё снова будто было по-прежнему, вторая – с близкого расстояния я мог почувствовать, пила она сегодня или нет.

Собственно говоря, держалась мать уже год, но нам с отцом приходилось постоянно контролировать её и переживать. По этой же причине я и не покидал родительский дом: боялся, что только воцарившееся между отцом и матерью шаткое равновесие может пошатнуть мой отъезд.

– Так ты не скажешь, что случилось? – Спросила она, выкидывая ватку и присаживаясь на стул передо мной.

Теперь, когда мама была в завязке, и её лицо было не тронуто неприятной отёчностью, она выглядела значительно моложе. Новая причёска и подаренные папой серьги придавали её образу ухоженности.

– Я же сказал: ударился о дверь.

– Ну да. – Хмыкнула она. – Крепкая была дверь, наверное?

– Дубовая. – Сказал я, кашлянув.

– Наливается. – Мама осторожно коснулась пальцами области под моим глазом. – Будет синяк.

– Ну и ладно.

– А как ты на свадьбу-то пойдёшь?

– А я не…

У меня голос пропал потому, что я вдруг увидел стоящую в дверях Карину.

– У меня есть хорошее средство. Тональный крем. – Улыбнулась она. – Замажем, и будешь как новенький.

– Да ты проходи, Карин, не топчись на пороге! – Раздался голос моего отца. Он вошёл за ней следом и указал на гостиную. – Будь как дома!

– Здравствуйте… – Удивилась мама.

Прижала руки к груди и уставилась на девушку, как на невиданную зверушку.

– Привет. – Пробормотал я, поднимаясь со стула.

Никогда прежде порог этого дома не переступала ни одна девушка, поэтому я вполне мог понять реакцию матери.

Я никого не приводил сюда. И даже не потому, что переживал, что гостья может застать беспорядок, пьяную мать в отключке или тонущего в депрессиях отца.

Просто кроме Карины я никого и никогда не считал своей девушкой. Она была первой. И единственной.

– Добрый день, я – Карина. – Краснея и смущаясь, девушка протянула руку моей матери. – Сестра Вовы.

– Галина Аркадьевна. – Пожала её мама. – А вы..?

– Я… – Карина подняла на меня взгляд, её ресницы затрепетали.

– Карина – моя девушка. – Ответил я вместо неё.

– О-о… – многозначительно протянула мать.

– Может, поедим? – Вмешался отец. – Я ужасно устал на работе. Что у нас на ужин, Галя?

Он взмахнул перед нашими лицами выпачканными в мазуте руками – опять полдня ковырялся с машинами в гараже фирмы.

– Ой, нет, спасибо, я не голодна… – Попробовала отказаться Карина. – Извините.

– Нам нужно выйти, поговорить. – Объяснил я.

– Я никуда не отпущу вас, пока не накормлю. – Строго сказала мама. – Мойте руки, и быстро к столу!

Я собирался ослушаться, но моя девушка была гораздо вежливее: она послушно кивнула и отправилась мыть руки.

Во время обеда родители бессовестно бомбардировали её разными вопросами, но Карина каждый раз терпеливо и вежливо отвечала на них и даже задавала свои.



– Прости. – Сказал я, когда мы, наконец, остались одни.

– Ничего. У тебя милые родители. – Пожала плечами Карина.

– Да уж. – Поёжился я, оглядываясь на дом.

Занавеска дёрнулась – значит, оба были на наблюдательном посту.

– Тебе идёт этот… фонарь. – Хихикнула она, сделав шаг вперёд и почти прижавшись к моей груди.