Как же мне хочется, чтобы сейчас душа покинула мое тело. Чтобы не чувствовать, не слышать, отключиться. Будто все это происходит не со мной. Это просто страшный сон, и я вот-вот проснусь. Проснусь, а рядом будет Яр. Мой любимый, заботливый и такой настоящий. Он утешит, обнимет, спрячет ото всех невзгод…

***

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Лежу на кровати и наблюдаю за стрелкой часов. Не шевелюсь. Почти не дышу. Тело будто впало в спячку, даже желудок и мочевой пузырь не напоминают о себе. Смирились. Поняли, что мне не до них.

Сколько я так уже лежу? Час, два, день? Я не знаю. Секунды выливаются в минуты, те в часы, а я все думаю, прокручиваю события вчерашней ночи в голове. Телефон отключен, свет не горит, шторы задернуты. В комнате темно. Так же, как в моей душе.

В школу я не пошла. Не смогла. Как после такого смотреть в его зеленые глаза? Как делать вид, что все по-прежнему? Можно ли половой акт по принуждению назвать изменой? Нет? А если это было с бывшим парнем, которого я сама впустила в дом среди ночи?

Как бы то ни было, произошедшее было мерзким, отвратительным, тошнотворным. Недаром меня вывернуло наизнанку в конце. Тело физически отвергало возможность быть с кем-то, кроме Ярослава.

Понял ли Артем, что так и не стал для меня первым? Вряд ли. Ему было не до этого. Сначала он был слишком увлечен процессом издевательства над моим телом, а потом слишком торопился свалить, чтобы не смотреть мне в глаза, полыхающие обидой.

Животное, подонок, тварь. Я злилась на него, но еще больше злилась на себя. Как можно было быть такой дурой все это время?! Как можно было не замечать очевидного?!

Артем никогда не считал меня своей девушкой в том самом сокровенном смысле этого слова. Он просто принял игру, навязанную сначала родителями, а потом и обществом.

"Вот я, а вот идиотка Алиса. Папа сказал мне, что она отличная партия, и я должен быть с ней. Плевать, что я ее не люблю. Этого и не требуется. Достаточно просто несколько раз в неделю возить ее на обед или ужин, завести напоминания на важные для нее даты, раз в месяц дарить шикарные веники, и дело в шляпе. Алиса настолько тупая, что не замечает ни-че-го. Ни моих измен, ни того, что тот я, который "встречается" с ней, вовсе не я. Маска воспитанного и интеллигентного будущего юриста ее полностью устраивает," — так он думал обо мне. Теперь я в этом не сомневалась.

Он не сильно расстраивался, когда я отказывала ему в близости. А смысл? Он удовлетворял свои потребности легко и без сожалений. И я для этого ему совсем не требовалась.

Были ли у него ко мне хоть какие-то чувства? Наверное, да. Привычка, собственнический инстинкт. Поэтому его так рассердило, что безмозглая Алиса вдруг что-то заподозрила и решила его бросить. А потом еще и нашла себе другого. Отшила великолепного и неповторимого Артема Старицкого. А ведь он так старательно играл свою роль!

Должно быть, неприятно, когда твоя собственность начинает брыкаться и портить карты. Особенно, когда у семьи серьезные финансовые проблемы, и деньги отца тупоголовой Алисы нужны как никогда. В этот момент самое время врубить обаяние на полную катушку, подарить внеплановый букетик и признаваться в любви почаще.

Но это не сработало. И Артем был в бешенстве. Он не мог простить меня. За то, что разоблачила. За то, что, как и он, никогда не любила. За то, что посмела разорвать отношения, на которые он возлагал надежды финансового характера.

Он наказал меня за это. Понял, что война проиграна, и решил сжечь город дотла. Сотню раз до этого я ощущала на себе его руки, касалась его губ, чувствовала его дыхание на лице. Но вчера все было по-другому. Вчера впервые в жизни он снял передо мной маску и был настоящим. Эгоистичным, испорченным, жестоким.

Больно мне не было, разве что чуть-чуть. Процесс был бесцветным, неприятным и коротким. Едва он слез с меня, как я начала блевать, а он трусовато натянул штаны и улизнул.

Я долго не могла встать с этих проклятых ступенек, которые буквально врезались мне в кожу. Уговаривала себя, молила, даже угрожала. И только когда ноющая боль в теле стала совсем нестерпимой, я поднялась и пошла в душ. Отмываться. От его запаха и прикосновений. Вот только от позора я отмыться не могла.

Все это время в голове неотступно пульсировала мысль о Ярославе. Что мне делать: рассказать ему или скрыть? Умом я понимала, что моей вины в произошедшем не было, но я все равно чувствовала себя испорченной, грязной.

Я ведь так любила Яра. Так хотела, чтобы сказка с ним продолжалась. Но мое прошлое нежданно-негаданно ворвалось в нашу светлую историю и наследило в ней.


Ярослав


Сегодня по электронной почте я получил ошеломительную весть. Я выиграл. Я победил в этой чертовой олимпиаде!

Через час после получения письма со мной по телефону связались представители компании, чтобы убедиться, что я прочел их сообщение. Я улыбался и радостно принимал поздравления женщины, чей голос раздавался в трубке. Она рисовала мне красочное будущее: учебу в лучшем ВУЗе Москвы, стажировку в IGM с последующим предложением работы, командировки за границу.

Честно? Я не знаю, как так вышло. Получается, я и правда особенный? Ну, в том смысле, что у меня и правда есть какие-то выдающиеся математические способности? И это выделяет меня из толпы?

Когда все вокруг твердили мне об этом, я не верил. Просто не мог. Слишком сильным было мое убеждение в том, что я некачественный, бракованный, ни на что негодный. Ведь я лишь беспризорник, шушера, серая детдомовская масса. Опухоль на теле приличного общества.

Но победа в этой олимпиаде с возможностью устроить свое будущее так, как я и не мечтал, доказала прямо противоположное. Да, черт возьми, я талантлив! И я чего-то да стою! От этой мысли приятное волнение разлилось по телу. Вот это да!

Мне не терпелось поделиться этой новостью с Алисой, но она почему-то не появилась в школе. После первого урока я позвонил ей на мобильный, но он был отключен. Одинцова тоже не знала, почему Малыгина отсутствует. В течение дня я звонил ей, наверное, сто раз, вплоть до самой ночи, но она так и не вышла на связь.

Когда Алиса не пришла на занятия и на следующее утро, я всерьез начал переживать. В голову полезли дурацкие мысли, и я решил наведаться к ней домой. Ведь, по ее словам, родители должны были вернуться только через несколько дней.

Я остановился у больших металлических ворот, огораживающих дом Алисы. Нажал на кнопку и услышал звук, напоминающий пиликанье домофона. Трель раздавалась довольно долго, и с каждой секундой мое сердце стучало все громче и громче. А что, если она не ответит?

Мне показалось, что прошла вечность, прежде чем в динамике раздался хрипловатый голос Алисы: "Яр, это ты? Проходи". Такое ощущение, что она только проснулась или простыла.

Я вошел во внутренний двор и быстро взбежал по ступенькам в дом. Алиса встретила меня на пороге в пижаме с длинными рукавами, спутанными волосами и темными кругами под глазами, словно не спала все эти дни.

— Как ты? — обеспокоенно спросил я, стискивая ее в объятьях.

На ощупь она показалась мне более хрупкой и маленькой, чем обычно.

— Все нормально, — она силой выдавила из себя улыбку.

— Почему не ходишь в школу? Почему телефон отключен? — я внимательно осматривал ее, пытаясь понять причины таких разительных перемен, произошедших с ней за два дня.

Когда я уходил от Алисы позавчера вечером, она была веселая, довольная и сияющая. А сейчас выглядела болезненно, устало и безумно печально.

— Я немного приболела, — отозвалась она, растерянно поправляя пижаму. — А про телефон забыла, если честно. Наверное, разрядился и вырубился.

Я знал, что Малыгина плохая актриса. И сейчас она доказывала это вновь. Что с ней происходит? И почему она не хочет говорить об этом мне?

— И что конкретно у тебя болит? — глядя ей прямо в глаза, уточнил я.

Бедняжка. Она не успела приготовить ложь заранее, и сейчас на ходу пыталась что-то выдумать.

— Живот, отравилась, наверное, — наконец сообразила Алиса.

Я решил не давить на нее, уж слишком грустной она была.

— Понятно. Я пройду?

— Да-да, конечно, — спохватилась она и повела меня на кухню.

Мы сидели за столом, пили чай, и между нами висела непонятная тишина.

— Как там в школе? Есть новости? — нарушила молчание Алиса.

— Нет, все как обычно, — ответил я. Почему-то в этой странной ситуации мне не хотелось говорить про свою победу на олимпиаде.

Опустошив чашку, я посмотрел на Алису, пытаясь ухватить ее взгляд, но она упорно отводила его в сторону. Я не понимал причин напряжения, возникшего между нами, и не знал, как себя вести.

— Алиса, я тебя чем-то обидел? Почему ты такая отстраненная?

— Что? — она испуганно посмотрела на меня. — Нет. Нет, конечно. Просто я… устала.

— Хочешь прилечь?

Алиса кивнула, и мы поднялись наверх, к ней в комнату. Она опустилась на кровать и жестом поманила меня к себе. Я устроился с ней рядом и принялся гладить ее порядком свалявшиеся, но от этого не менее прекрасные волосы.

— Яр, прости, что я сама не своя. Ты ни в чем не виноват. Честно, — вполголоса сказала она, устроившись у меня под крылышком.

— Объяснишь, в чем дело? — стараясь говорить ласково, спросил я.

— Да тут нечего объяснять, — сказала она и прижалась своими губами к моим.

Я мгновенно откликнулся на поцелуй. Он говорил мне о том, что это все еще моя Алиса. Моя осенняя девочка. Она была мягкой, теплой и невообразимо нежной. Касаться ее кожи, аккуратных ключиц и округлых бедер было так приятно, что сладкая боль моментально растеклась внизу живота.

Однако стоило моей руке скользнуть ей под штанишки, как она вздрогнула и испуганно обхватила мою кисть. Видимо, этот жест был неосознанным, потому что через секунду она одернула свою руку. Но этой секунды мне было достаточно, чтобы заподозрить что-то неладное.