Когда я сел в машину, к горлу подступил ком, и мне с трудом удавалось сдерживать слезы. Не от того, что мне двинули в нос, как это было раньше, а потому, что в сердце образовалась черная дыра. В ней исчезали мои надежды на совместное будущее с Алисой.

Под конец вторых суток я сломался. Гнев сменился апатией. Я сидел в камере, глядя в одну точку и чувствовал, что во мне медленно, но верно умирает желание жить.

***

Когда неожиданно пришел начальник, и после недолгой перебранки с охранником сообщил, что я свободен, я решил, что у меня поехала крыша. Все еще не шевелясь, я тупо смотрел на него. Не понимал, зачем он так жестоко шутит. Но его раздраженный тон заставил меня поторопиться.

Медленно передвигаясь по тускло освещенным коридором, я с трудом верил, что меня отпускают на свободу.

— Потерпевший написал в суд заявление с просьбой прекратить дело за примирением, — сухо проинформировал меня начальник.

— Что? — опешил я.

— Что слышал! — огрызнулся он. — На, подпиши, что согласен с прекращением дела.

Когда все формальности были соблюдены, я оказался на свободе. Ощущение было странное. Словно мне дали второй шанс.

Когда пришел к себе в детдом, Севка заключил меня в объятья так, словно думал, что я уже умер. Оказалось, он был в курсе произошедших со мной событий. Ходил к директору и все у нее разузнал.

Я рассказал ему странную историю своего освобождения, а Севка задумчиво произнес:

— М-да, что-то тут нечисто. Может, Алиса имеет к этому какое-то отношение? Ты звонил ей?

— Миллион раз, — вздохнул я. — Не берет трубку.

Я не смог дозвониться до нее и на следующий день. Вызов проходил, но она не подходила к телефону. Десять минут, двадцать, сорок, час. Все это время я смотрел на мобильник с одной мыслью: "Возьми же трубку, возьми!"

Но она не подходила к телефону. Я дико нервничал, пытаясь понять, почему она игнорирует меня. Каждая догадка была хуже предыдущей.

На носу был первый ЕГЭ по русскому, и мне следовало бы готовиться, но я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме Малыгиной. На консультации перед экзаменом она не ходила, так что пересечься в школе не получилось.

Когда наступил пятый день ее молчания, я не выдержал и пошел караулить ее около дома. Почти шесть часов ошивался у коттеджного поселка, но Алиса так и не появилась.

Я звонил ей непрерывно. Утром, днем, ночью. Писал смс: сначала непонимающие, потом жалостливые, в конце злые.

Я разговаривал с Павликом и Наташей, надеясь, что они смогут объяснить, куда подевалась Алиса. Но ребята лишь сочувственно пожимали плечами: с ними она на связь тоже не выходила.

Когда настал день первого ЕГЭ я не узнавал самого себя: нервы были на пределе, даже руки тряслись. Но экзамен здесь был не при чем. Сегодня я должен был наконец встретиться с Алисой, уж ЕГЭ она точно не пропустит.

И я увидел ее. Еще издалека. Мать привезла ее на черном внедорожнике к школе, в которой у нас проходил экзамен. Женщина вышла из машины вместе с дочерью и сопровождала ее везде, как цербер.

Алиса выглядела уставшей и даже как будто похудела. Тонкие плечики стали острее, лицо вытянулось. Когда она шла по школьному двору, в которым мы все толпились перед началом экзамена, ее взгляд был направлен себе под ноги.

"Знает ли она, что я в паре метров от нее? Почему не ищет меня глазами?" — пронеслось в моей голове.

Я не мог больше быть невидимкой. Слишком сильно скучал по ней. Слишком сильно любил.

— Алиса! Алиса! — громко сказал я, пробираясь к ней через толпу.

Она вздрогнула и повернулась ко мне. В ее глазах мелькнула надежда, тоска, любовь, а затем… Затем они потухли.

— Алиса, в чем дело? Я звонил тебе, я ждал тебя у дома! Почему ты не разговариваешь со мной?! Почему молчишь?! — срывающимся голосом спросил я, пытаясь ухватить ее за руку.

На секунду тепло ее кожи электрическим зарядом пронзило мое тело, а потом мать Алисы, подскочив к мне, грубо отпихнула меня от нее.

— Убери руки, — прошипела она. — Не подходи к ней, понял? Она не хочет иметь с тобой ничего общего!

Я смотрел мимо этой злобной женщины на мою Алису и не верил в то, что это правда. "Нет, Алиса любит меня. Я нужен ей. Ведь так, родная? Ну, посмотри на меня! Повернись ко мне!" — говорил я про себя, гипнотизируя Малыгину взглядом.

Но ее глаза были по-прежнему опущены в землю. Я заметил, как дрожит ее подбородок, а на ресницах застыли слезы, готовые вот-вот скатиться по щекам.

— Алиса, девочка моя, я люблю тебя, — сказал я, снова делая шаг к ней.

После этих слов Малыгина наконец посмотрела на меня, и в то мгновенье она показалась мне резко повзрослевшей. Это была молодая девочка с глазами старухи. Боль — вот, что читалось в ее взгляде.

— Если ты еще хоть раз заговоришь с ней, то пожалеешь! — заверещала мать Алисы и, схватив дочь за локоть, потащила ее в сторону, подальше от меня.

Я стоял там, посреди школьного двора, разбитый вдребезги, и смотрел, как у меня забирают единственного человека, которого я люблю.

***

Все остальные экзамены ничем не отличались от первого. Алиса также приезжала с матерью, которая то и дело кидала на меня неприязненные взгляды. Думаю, эта женщина была готова оторвать мне голову в ту же секунду, когда я надумаю подойти к ее дочери.

Я продолжал названивать Алисе сутками напролет, но она по-прежнему не выходила на связь. У меня больше не оставалось сомнений, что мое чудесное освобождение связано с ней. Наверняка она попросила родителей помочь мне, а взамен пообещала порвать со мной.

Не подумайте, я был ей безмерно благодарен. Но ведь можно же было общаться тайно! Скрывать наши отношения от ее предков, а потом, переехав в Москву, спокойно воссоединиться.

Если бы только она подала знак, хоть крошечный намек, я бы тут же сорвался и сделал все, возможное и невозможное, чтобы быть рядом с ней. Но она молчала. Смотрела в пол и не выказывала ни малейшего желания обменяться со мной хоть парой фраз.

Когда экзамены закончились, последней точкой нашего соприкосновения оставался выпускной. А дальше — неизвестность. Я ничего не знал о ее планах. А вдруг они поменялись? Вдруг она больше не собирается ехать в Москву?

В день торжества я облачился в костюм, который прикупил недавно на накопленные от работы деньги. Я рассчитывал взять его с собой в новую жизнь. Должен же у меня быть хоть один приличный костюм?

Я пошел на выпускной с твердым намерением во что бы то ни стало поговорить с Алисой. Пускай ее мамашка брызжет ядом, я не отпущу свою девочку, пока не узнаю, что на самом деле произошло между нами.

Когда Алиса вошла в ресторан в шикарном кремовом платье в пол, от восторга я забыл, как меня зовут, сколько мне лет, и вообще, все забыл. Я видел ее и думал только о том, какая она потрясающая. Ее кофейные волосы мягкими локонами спускались на плечи, а изысканный макияж подчеркивал природную красоту.

Мать, как всегда, тащилась следом за ней. Но, к счастью, села за стол с остальными родителями, а Алиса заняла место рядом с Одинцовой. Это был мой шанс.

— Наташ, мне очень неловко, но могу я сесть с рядом с Алисой? — я наклонился к уху одноклассницы, чтобы играющая музыка не унесла мои слова.

Одинцова с сочувствием посмотрела на меня и поднялась, освобождая мне место. Я опустился на стул рядом с Алисой, и до меня донеслись едва уловимые нотки ее духов.

— Что происходит? Я места себе не нахожу, — сказал я, заглядывая ей в лицо. — Я понимаю, что это все из-за родителей. Но сейчас просто скажи мне: ты меня любишь? Ты едешь в Москву?

— Яр, я… Все очень сложно. Не думаю, что у нас получится быть вместе, — выдавила она. Было видно, что слова даются ей с трудом.

— Что это значит?! — запаниковал я. — Любишь ты меня или нет? Если да, то мы со всем справимся, слышишь?

— Ярослав, — она покачала головой и набрала воздух в легкие. — Прости меня, но…

— Алиса! Ты обещала! — над нами нависла ее мать.

— Да, я помню, — похоронным голосом ответила Малыгина, поднимаясь со стула.

Затем она посмотрела мне прямо в глаза и произнесла:

— Постарайся забыть меня, ладно? И еще раз извини.

Она пересела за соседний стол и весь вечер держалась от меня в стороне. Я был так ошарашен ее словами, что, наверное, целый час просидел, не двигаясь с места и пытаясь осознать смысл ее слов.

Что значит "постарайся забыть меня"?! Она вообще в своем уме?! Как я могу забыть лучшее, что было в моей жизни?!

Я разозлился. На нее, на себя, на ее неадекватную мамку-фурию. Меня душил гнев, и я опасался, что могу учинить сцену прямо здесь, в ресторане.

— Яр, все в порядке? — Павлик участливо положил руку мне на спину.

— Нет, — прорычал я сквозь зубы.

— Может, налить тебе чего? — предложил он.

Я не пил уже больше полугода. С тех пор, как связался с Алисой, как-то не тянуло. Но в сложившейся ситуации это казалось мне не такой уж плохой идеей.

— Наливай, — согласился я.

Когда алкоголь приятным теплом растекся по моим жилам, я почувствовал, пусть не сильное, но все же облечение. Я пошел на танцпол и немного подергался там среди одноклассников, которые никогда не были мне рады. Затем я выпил еще раз, и еще, и еще…

Алиса ушла в самый разгар вечера вместе с мамой. Бросила на меня грустный взгляд и скрылась в ночи. А я смотрел ей вслед и молчал, хотя впору было бы кричать во все горло. Такая беспросветная тяжесть поселилась в моей душе.

Я был раздавлен, уничтожен, разбит. Поэтому единственное, что мне оставалось, это пить. Пить как можно больше, стараясь залить крепким алкоголем свое горе. Это должно было помочь. Раньше всегда помогало.