Когда начало светать, ритмичная музыка сменилась медленной, а девчонки обули балетки вместо высоченных каблуков. Развалившись, я сидел на стуле, и наблюдал за тем, как Павлик и Наташа плавно покачиваются в танце. Его рука была на ее талии, а она положила голову ему на плечо. Несмотря на то, что они просто топтались на месте, было видно, что им хорошо.

Раньше мне тоже было хорошо. Еще совсем недавно. Когда Алиса была со мной. Когда смотрела мне в глаза и говорила, что любит. Когда касалась меня своими крошечными ладошками. Когда засыпала в моих объятьях, тихо и невероятно мило посапывая. Тогда я таял, млел, сходил с ума от счастья. Я хотел быть с ней, хотел ее. И телом, и душой.

Внезапно я поймал себя на мысли, что завидую Павлику. Корчагин медленно, но верно завоевывал Одинцову. У них было будущее. А у нас с Алисой? Теперь мне уже казалось, что вряд ли.

"Постарайся забыть меня, ладно?" — я вновь и вновь прокручивал эту фразу в голове и недоумевал, когда моя осенняя девочка стала такой беспощадной?

Я медленно поднялся, накинул пиджак и вышел из ресторана. Закурив, я побрел в сторону детского дома. Благо, идти было всего ничего. Выдыхая в воздух сигаретный дым, я почувствовал, как тоска весом не меньше тонны наваливается на меня. Каждый шаг давался с трудом, душа кровоточила.

"Поговорил с Алисой, называется!" — недовольно подумал я и сплюнул на асфальт.

Неожиданно мое внимание привлекла небольшая фигурка, сидевшая на бордюре напротив ворот детского дома. Стройные ноги, тонкая изящная шея, глаза, искрящиеся неповторимым светом даже издалека. Я не мог ошибиться. Не мог спутать ее волшебный образ ни с кем другим. Это была она.

Кофейные волосы собраны в хвост, вместо платья — джинсовые шорты и футболка. Очевидно, Алиса была дома, переоделась, а потом приехала сюда. Но зачем?

Я приблизился к Малыгиной, не отрывая от нее глаз. Я даже не моргал. Боялся, что если хоть на секунду закрою веки, она может исчезнуть.

Увидев меня, девушка поднялась на ноги, и взгляд ее карих глаз коснулся моего лица. Я не торопился говорить первым, не хотел спугнуть ее своими вопросами. Просто остановился в паре метров от нее и молчал.

Алиса явно не знала, с чего начать. Тонкие пальцы перебирали друг друга, выдавая волнение.

— Яр, я не могу так, — рвано выдохнула она.

С этими словами Малыгина сделала несколько шагов мне навстречу и впилась в губы жарким поцелуем. Ее близость стала для меня оазисом среди раскаленной пустыни. Я жадно пил Алису, опасаясь, как бы она не оказалась злой шуткой моего воображения.

Но она была здесь. Настоящая, живая, теплая. В моих объятьях. И вихрь эмоций закружил нас обоих. Наши объятия и поцелуи говорили за нас то, что было не сказано. В них жили боль, любовь, страсть и дикая тоска друг по другу.

Я плохо помню, как мы добрались до моей комнаты, как разделись и рухнули на кровать. Но я отчетливо помню ее нежную кожу, от прикосновения к которой я сходил с ума. Помню аккуратную молодую грудь, которая словно была создана для моих ладоней. Помню, ее учащенное дыхание на моих щеках.

Алиса была все той же. Ласковой, страстной и отдающейся мне без остатка. Наконец, я узнавал ту, которую любил больше жизни.

— Ты сбежала из дома? — спросил я, когда она откинулась на подушку рядом со мной.

— Да, — улыбнулась Алиса.

— Останься здесь, — попросил я. — Севка придет только ближе к обеду.

— Хорошо.

— Я так рад, что ты приехала. Я люблю тебя, — сказал я, зарываясь носом в ее волосы.

Я намеренно не говорил о прошлом, о наших трудностях и проблемах. Только не сейчас. В тот момент все было просто идеально, я не хотел рушить волшебство, в которое мы были погружены.

Видимо, Алиса, разделяла мое мнение, потому что тоже почти не говорила. Она целовала мои брови, глаза, щеки. Водила кончиком пальца по губам и скулам. Затем она легла мне на грудь, и ее дыхание выровнялось.

Я чувствовал себя так, словно мне сделали укол морфия. Боль отступила. И даже дышать стало легче. Раз Алиса приехала ко мне, значит я ей нужен. Значит она любит меня. С остальным мы справимся.

***

Когда я раскрыл глаза, на дворе был уже полдень. Солнце нещадно припекало щеку. От вчерашнего загула дико трещала голова. Но это я отметил лишь про себя, бессознательно, потому что все мое внимание захватил настораживающий факт: Алисы рядом не было.

Я резко сел на кровати, и зачем-то стал озираться по сторонам, хотя размеры комнаты не позволили бы Малыгиной остаться незамеченной. Севка дрых на своей кровати, пуская слюни на подушку, прямо в одежде.

Я подскочил к нему и начал бешено трясти за плечо:

— Сев, ты давно пришел? Алису не видел? — спросил я, пытаясь растормошить друга, который, кажется, был еще пьян.

— М-м-м, — раздалось в ответ.

— Я говорю, Алиса была тут?

— Нет, Дашка, никакой Алисы у меня не было. Клянусь, — не открывая глаз, пробурчал Севка.

— Вот олень! — я дал ему подзатыльник. — Просыпайся, пропойца! Алиса, моя Алиса была здесь, когда ты пришел?

Наконец Севка разул глаза и с непониманием посмотрел на меня. Я еще раз повторил вопрос.

— Никого тут не было, — выдавил друг. — Я пришел… Не знаю, может, часа два назад.

Я схватил телефон и принялся набирать Алису. Странная необъяснимая тревога поднималась во мне. Когда она в очередной раз не подняла трубку, к горлу подступил ком.

"Успокойся! Она просто уехала домой и спит. Чего ты такой дерганный?" — говорил мне здравый смысл.

Я набрал в легкие воздух и постарался сконцентрироваться на дыхании. Боже, в кого я превратился?! Сижу и трясусь из-за того, что девушка не подходит к телефону!

Я откинулся на подушку и, убрав руки за голову, предался воспоминаниям о вчерашнем вечере. Внезапно плечом я почувствовал что-то инородное в своей кровати. Из-под подушки торчал лист бумаги, сложенный пополам. Резким движением я раскрыл находку и первым, что бросилось в глаза, был до боли знакомый каллиграфический почерк.

Я быстро пробежал глазами по строкам. И небеса с грохотом ударились об землю.

— Сука! — заорал я, не узнавая свой голос. Сорвавшийся и жалкий.

Я вскочил и начал с яростью пинать кровать. Боль в ногах отрезвила меня, и я снова поднес к лицу письмо Алисы. Прочел его еще несколько раз, будто отказываясь понимать и принимать написанное.

Меня трясло, как в лихорадке. Аккуратно выведенные буквы, складывались в ужасные слова. А те, в свою очередь, превращались в предложения, которые свои смыслом заживо разрывали меня на куски.


"Ярослав. Спасибо тебе за все хорошее, что нас связывало. Я была счастлива с тобой. Но сейчас нам обоим нужно двигаться дальше.

Ты спрашивал меня о моих чувствах к тебе. Подумав, отвечаю: нет, я тебя не люблю. Безусловно, между нами была взаимная симпатия. Но, я уверена, со временем все пройдет.

Взвесив, все "за" и "против", я поняла, что мы с тобой все же очень разные. Поэтому я хочу продолжить свою жизнь без тебя. Сегодня уезжаю в Италию, а оттуда в Лондон. Я поступила в местный университет, и теперь буду жить там.

Желаю тебе успехов в новой жизни. Мне кажется, Москва по достоинству оценит тебя и твои способности. Будь здоров и помни, что ты особенный.

Твоя Алиса."


Я откинул листок в сторону, повалился на кровать и заскулил.

Никто. И никогда. Не делал мне ТАК больно.

Глава 23


Алиса


Вы знаете, кто такие дементоры? Это существа, которые высасывают из человека все хорошее: радость, любовь, счастье.

Так вот, кажется, после разговора с отцом в его офисе у меня появился свой личный дементор, который сопровождал меня абсолютно везде: дома, в машине, на прогулках с Пиратом, на экзаменах. Он терзал мою душу, когда я принимала ванну, разговаривала по телефону или пила чай.

Тогда, выйдя из кабинета папы, я внезапно поняла, что температура вновь поднялась. И не успела дойти до лифта, как рухнула на пол без сознания. Дальше воспоминания стали мутными.

Кто-то вызвал скорую. Помню, как я ехала в больницу, периодически приходя в себя, и понимала, что горю. Причем горело не только тело, но и душа.

Мне кололи какие-то лекарства, бесконечно спрашивали о самочувствии. Врачи растерянно разводили руками, потому что никаких симптомов болезни, кроме аномально высокой температуры у меня не обнаружилось. Все анализы были в норме, а я продолжала гореть.

Когда отец пришел ко мне в палату и сообщил, что Ярослав на свободе, и с ним все в порядке, я кивнула и снова провалилась в забытье.

А на следующий день температура спала. Так же беспричинно, как и появилась.

В те дни я поняла, что мы живем в очень жестоком мире. Такие люди, как мой отец, богатые и влиятельные, могли вершить судьбу других людей. Легко и безнаказанно. Захотел — засадил в тюрьму, захотел — отпустил.

Ярослав был в опасности, но благодаря моему соглашению с папой, ему дали шанс построить свою жизнь так, как мечтал. И я не могла отобрать этот шанс, возобновив отношения с ним.

Я знала, что если нарушу данное отцу обещание, то Ярослава сотрут в порошок, уничтожат. Я слишком сильно любила его, чтобы так рисковать.

Я хотела, чтобы он уехал подальше от этого города, подальше от Артема, подальше от людей, которые желали ему зла. Он должен начать все с чистого листа.

Когда Ярослав звонил по несколько сотен раз за день, я ставила телефон на беззвучный режим, одевала наушники, врубала музыку и ревела. Глаза, опухшие от слез, стали моим перманентным состоянием.

Мама ругалась из-за того, что я почти ничего не ем. Упрашивала, умоляла, заставляла, но еда, как и многое то, что я раньше любила, потеряла для меня прелесть. Мне не хотелось веселиться, встречаться с волонтерами, работать в саду.