Единственное, на что я была способна, это худо-бедно готовиться к экзаменам. Я решала тесты, читала параграфы и писала сочинения на автомате, словно робот.

Помимо ЕГЭ мне требовалось сдать еще ряд экзаменов для поступления в английский университет, поэтому репетитор приходила ко мне каждый день. Все остальное время я просто сидела в своей комнате, смотрела в одну точку и оплакивала свое похороненное счастье.

Когда на первом экзамене ко мне подошел Ярослав, я думала, что не удержусь и плюну на доводы рассудка. "Гори все синем пламенем! Будь, что будет! Но я не могу без него!" — пронеслось в моей голове.

Но потом я встретилась взглядом с его родными изумрудными глазами и поняла, что люблю его гораздо сильнее, чем себя. Ценю его свободу больше собственного счастья. Верю, что у него все получится, даже если меня не будет рядом.

И я продолжила играть свою роль, несмотря на то, что тысячи маленьких ядерных бомб уничтожали меня изнутри.

На последующих экзаменах он больше не подходил ко мне. Просто стоял и смотрел. И те моменты, когда я чувствовала на себе его взгляд, были лучшими за весь месяц моей лишенной радости жизни.

А потом на выпускном Ярослав подсел ко мне и спросил, люблю ли я его. Зеленые глаза горели болью и отчаянием, и я хотела закричать: "Да! Да! Да! Я люблю тебя! До изнеможения! До одури люблю!"

Но вместо этого лишь попросила его забыть меня.

То была не я, а новая Алиса, которая училась жить и играть по правилам сурового мира. Старая Алиса рвалась на волю, визжала и молила о свободе. А новая не давала ей права голоса и только глубже заталкивала в темницу.

Но неожиданно, когда я приехала домой после выпускного, прежняя Алиса взбунтовалась.

Меня остро пронзило осознание того, что я не могу уехать сегодня из страны просто так, не попрощавшись с ним. Мне нужно было посмотреть в его глаза еще один раз, сказать ему хоть пару слов, коснуться его руки.

Я написала самое лживое письмо в своей жизни, переоделась и, как раньше, сбежала из дома. Я поехала к Ярославу и минут сорок сидела напротив детского дома, не решаясь набрать его номер.

Но наша встреча сложилась сама собой. Оказывается, он еще не спал, а только возвращался к себе после торжества.

Яр был пьян. Он заметил меня и замер, не отрывая взгляда. А мое сердце, истекавшее кровью, билось сильно как никогда.

Я поступила эгоистично, плохо и жестоко. Не смогла дожать начатую линию поведения до конца. Не выдержала. Сломалась. Сорвалась.

Я жадно ощупывала руками тело Ярослава, до крови кусала его губы, с силой притягивала его к себе. Я нуждалась в том, чтобы он был ближе, еще ближе. Сдирала с него рубашку, брюки, трусы, как обезумевшая. Торопилась, задыхалась, стонала.

К счастью, он не задавал вопросов, не упрекал, не осуждал. Ярослав просто любил меня так, как умеет лишь он один. Пылко, страстно, чувственно.

А потом я легла ему на грудь и сделала вид, что засыпаю. Едва он засопел, я осторожно выскользнула из его объятий, и несколько минут просто любовалась спящим, стараясь сохранить в памяти любимые черты. Лицо Ярослава было безмятежным и спокойным. Именно таким я хотела бы запомнить его.

Как можно попрощаться с тем, без кого не можешь жить? Я не прощалась. Просто сунула ему под подушку свою ядовитую записку и покинула комнату. Хотела, чтобы он возненавидел меня. Ведь, когда тебе делают больно, отпустить человека должно быть легче, правда?

Мне было противно от самой себя настолько, что хотелось удавиться. Бессердечная тварь — такое определение дала прежняя Алиса своей новой версии.


Но решение было принято, и пути назад не существовало. Я сжимала зубы, стискивала руки в кулаки, глотала слезы, но поступала так, как считала правильным.

Спустя несколько часов я села в самолет, покидая свою родину на долгие годы.

Та ночь стала последней, когда я была по-настоящему счастлива. С тех пор я больше не видела Ярослава Калашникова.


Спустя 4 года

Алиса


Перелет занял почти четыре часа, и все это время я карпела над своим резюме, то удаляя, то добавляя в него факты о себе. Учеба в Великобритании была позади, и теперь передо мной стояла задача поиска работы.

Самолет приземлился в Москве в полночь. Я вызвала такси до отеля, в котором у меня был забронирован номер, и приятно удивилась, отдав за поездку меньше тысячи рублей. Думаю, после жизни в Европе московские цены станут для меня праздником.

В целом я была довольна своей жизнью в Англии. Мне полюбился Туманный Альбион с его потрясающей воображение архитектурой, вежливыми жителями и зелеными парками.

Два года я жила в кампусе, а затем совместно с одногруппницей по имени Эмили мы сняли небольшую квартирку на севере Лондона.

Поначалу, конечно, было нелегко. В учебу я втянулась не сразу. Первые месяцы, несмотря на успешную сдачу экзаменов, возникали сложности с языком.

Лондонская подземка, в которой мне приходилось проводить уйму времени, сводила меня с ума своими размерами. А дождь, льющий как из ведра двести дней в году, то и дело вгонял в депрессию.

Однако мне повезло, что я быстро сдружилась с другими студентами, в том числе и с русскоговорящими. Попав в их компанию, я быстро наверстала упущенное и начала входить во вкус английской жизни.

Первый год в новой стране для меня все было удивительным: двухэтажные автобусы, сумасшедшие цены на кофе и продукты питания, странный акцент местных, их своеобразный, не всегда понятный юмор, отсутствие бездомных собак на улице и многое-многое другое.

Но, как говорится, человек привыкает ко всему. И постепенно я перестала охать и разводить руками по сто раз на дню.

Каждый четверг Эмили водила меня в пабы. Мы заказывали пинту пива и болтали обо всем на свете. Подруга приехала учиться в Лондон из провинции и никак не могла насладиться столичной жизнью. Она меняла парней как перчатки, посещала все студенческие вечеринки и вообще жила на полную катушку.

Я же была ее полной противоположностью. Тихой, скромной и повернутой на учебе. Даже не знаю, почему мы сдружились.

В начале я почти не общалась с парнями. Слишком ныли незаживающие раны моего прошлого. На втором курсе Эмили познакомила меня со своим кузеном по имени Дилан, который переехал в Лондон двумя годами ранее.

Он оказался умным, образованным и довольно приятным молодым человеком. Спустя три месяца мы начали встречаться. Ходили по музеям, пили кофе и обсуждали литературу.

Больше всего меня поражало то, что Дилан никогда не платил за меня в ресторанах. Не потому, что он был таким жлобом, а потому что в Европе, и в частности в Англии, вообще не принято, чтобы мужчина платил за женщину.

Признаться честно, для меня это было дико. Учитывая то, что в России парни всегда брали расходы по совместному досугу на себя, я привыкла к этому.

И когда Дилан с непринужденной улыбкой дал мне понять, что с меня требуется половина для оплаты счета, мне стоило огромных усилий скрыть свой шок.

Когда я рассказала об этом Эмили, она посчитала меня несовременной.

— Как женщина может сохранять свободу и независимость, если она не способна заплатить за собственный обед? — негодовала подруга.

— Дело не в том, что она не способна, — пыталась объяснить я. — Просто это элемент ухаживания, проявления галантности и заинтересованности. То же самое, когда мужчина придерживает дверь перед дамой, давая ей пройти вперед, понимаешь?

— Одно дело дверь, а другое счет! — фыркнула Эмили.

Я была не в состоянии переубедить подругу. Разные менталитеты — вещь несокрушимая.

Несмотря на эту особенность, Дилан мне нравился. Он мог меня рассмешить и отвлечь от тяжелых мыслей, в которых я частенько пребывала. Парень рассказывал смешные истории из их с Эмили детства, обучал меня сленгу и часто просил почитать вслух стихи на русском.

Я декламировала ему произведения почти всех известных поэтов, кроме Есенина. Его не могла. Язык не поворачивался.

Я старалась избегать любых напоминаний о мальчике из прошлого, который навсегда забрал частичку моей души. Я удалилась из социальных сетей, сменила номер телефона и сделала все, чтобы начать жизнь с чистого листа.

Я поддерживала связь с родителями и сестрами через Интернет, и пару раз они прилетали ко мне в Лондон. Мама звала меня в Россию во время каникул, но я не хотела ехать. Понимала, что, оказавшись дома, захлебнусь в воспоминаниях и тоске по давно минувшим дням.

Здесь в Англии я отчаянно старалась доказать себе и окружающим, что у меня все нормально. Что я счастлива. И если самой себе, признаться честно, я не верила, то окружающие, казалось, действительно считали, что у меня все в порядке. Я хорошо училась, жила в уютной квартире, у меня были деньги. О чем еще можно мечтать?

Из всего моего окружения, пожалуй, только Эмили догадывалась о том, что мое счастье показное. От нее не утаилась рана в моей душе, которая периодически ныла и кровоточила.

— Счастливые бывшим не пишут, — задумчиво сказала Эмили, в очередной раз застукав меня с телефоном.

По моему лицу она тут же поняла, ЧЕМ я занимаюсь.

— А я и не пишу ему, — вспыхнула я.

— Да, ты втайне разглядываешь его профиль с чужой странички. По-моему, это еще хуже, — хмыкнула она.

Подруга была права. Иногда поздними вечерами, оставшись в одиночестве, я наливала себе бокал вина, открывала свою "фейковую" страничку в Инстаграм, находила аккаунт Калашникова и часами рассматривала его фотографии.

Он был не самым активным пользователем социальных сетей и выкладывал новые материалы раз в несколько месяцев. Но этого было достаточно, чтобы в общих чертах понимать, как развивается его жизнь.