Наталья Калинина - Люблю только тебя

– У тебя тогда тоже добрая карма. – Томми коснулся плеча Джельсомино. – Да-да. Это похоже на солнечное тепло. Правда! Есть люди-солнце, а есть ледяные… как их там… айсберги.

Джельсомино был окончательно покорен. Он готов был сию минуту посадить юношу в свой «фиат» и повезти к Лиззи, но опасался гнева Аделины. Внезапно в голове у него созрел план.

– Томмазино, а ты хотел бы увидеть свою сестру? – спросил он, перегнувшись через стол и глядя на юношу снизу вверх.

– Да, – неуверенно ответил тот. И тут же широко улыбнулся. – Это было бы замечательно, дедушка. Я всегда мечтал иметь младшую сестренку.

– Тогда посиди здесь, а я за ней смотаюсь. Я мигом! Идет?

Джельсомино бросился к выходу.

– Что это с ним? – спросил Сичилиано, подходя к столику. – Вообще-то он добрый старикашка, но иногда может сболтнуть такое…

– Он замечательный старик! – воскликнул Томми, вскакивая со стула. – Синьор Сичилиано, почему вы никогда не говорили мне о том, что у меня есть дедушка, бабушка и даже младшая сестренка? Почему мне никто никогда об этом не рассказывал? Да я… я был бы совсем другим, если бы знал об этом. Я думал, никому я в этом мире не нужен, а оказалось…

Ему не удалось сдержать слезы.

…Лиззи облачилась в одно из платьев Маши. Его когда-то привез из Дакара Франческо. Это был национальный костюм – длинное платье в талию из темно-зеленой в мелкий черный цветочек хлопковой материи с широкой юбкой и головной убор в виде тюрбана.

– Я похожа на африканскую женщину? – спросила Лиззи, садясь на переднее сиденье.

– Наверняка похожа. Только вот беда – я никогда не был в Африке и не видел их, – ответил Джельсомино. – Ну а те, что здесь расхаживают, черт знает на кого похожи – не то на попугаев, не то на этих мартышек из телесериалов. Ты у меня, Лиза, девочка что надо.

– А он… красивый?

– Томмазино? Пожалуй. Да ты сама скоро увидишь. Скорее, чем бабушка успеет нас хватиться. Скажем ей, что ездили смотреть на корабли, ладно?

– Ладно. – Лиззи вздохнула. – Ей самой очень скоро захочется на него взглянуть. Я знаю.

Томми поджидал их возле входа в ресторан. Он оторопел, увидев тоненькую высокую девушку в длинном платье с многочисленными фалдами и оборками. Она остановилась, едва ступив на мощенную плитками в зеленые ромбики и красные звездочки дорожку, и слегка приподняла рукой подол длинной юбки.

– Ты собралась на маскарад, сестренка? Томми ухмылялся во весь рот.

Лиззи молча повернулась и направилась к машине.

– Эй, куда ты? – В мгновение ока он очутился рядом с ней. – Я пошутил. Я, наверное, всегда так неумело шучу. Не обижайся.

Она внимательно посмотрела в его большие темные глаза. В их загадочной глубине вспыхивали веселые искорки.

– Все в порядке. Я забыла, что у дылд мозги не поспевают за ростом. Ничего, годика через два, может, и догонят.

Томми расхохотался, и они обнялись.

Луиза Маклерой не находила себе места с тех самых пор, как эта мерзавка Сьюзен Тэлбот обвела их вокруг пальца, сумев повернуть все таким образом, что Синтия при разводе осталась ни с чем. Вдобавок ко всему пресса вылила на их семью целые бочки грязи и только на ее бедную малышку взвалила вину за то, что ребенок родился неполноценным.

И она, Луиза, ничего не могла поделать – ведь ее собственный сын Мейсон был замешан в этом грязном деле со смертью Гарнье. Этот дебил Хью Крауфорд от страха намочил штаны и показал на суде, что Синтия Маклерой, в замужестве Конуэй, была в течение месяца с лишним любовницей Арчибальда Гарнье. И даже сумел назвать даты их свиданий.

Все сошлось одно к одному. Врачи свидетельствовали, что ребенок родился вполне доношенным. Более того, его группа крови и все остальные показатели совпали с показателями Арчибальда Гарнье.

Луиза не могла забыть улыбку Сьюзен Тэлбот, которая подошла к ней после вынесения вердикта, полностью лишавшего Синтию каких-либо притязаний на деньги Конуэев.

– Поздравляю тебя с внуком, Луиза, – во всеуслышание заявила она и, кивнув в сторону Бернарда, добавила: – А этот тип оказался никудышним отцом – не смог починить бракованное изделие Гарнье.

Сьюзен взяла Бернарда под руку и победоносно проследовала к выходу.

Синтию пришлось поместить в частную клинику в Австрии – после рождения ребенка она стала пить и колоться, в результате чего опустилась до такой степени, что могла по нескольку дней не мыться, не менять нижнего белья и не чистить зубы.

И вообще фортуна повернулась к Маклероям своим отнюдь не самым симпатичным местом с тех пор, как за них взялась эта стерва. Начать с того, что акции нефтяной компании в Техасе, в которые муж вбухал чуть ли не весь свободный капитал, резко упали в цене, и компания прекратила свое существование. В тот же злополучный год Мейсон, возвращаясь здорово навеселе с какой-то вечеринки, сбил старика-негра, переходившего дорогу в неположенном месте. Старик умер от страха – травмы, полученные при падении, оказались незначительными. Однако процент алкоголя в крови Мейсона превысил все допустимые для штата Джорджия нормы, и суд оштрафовал его на кругленькую сумму в сто тысяч долларов. К тому же пришлось выплатить компенсацию семейству старика.

Но и это еще не все. Если бы не эта гадина Сьюзен, Луиза ни за что бы не связалась с Алленом Хилпатриком, этим юристом-дилетантом, зато большим профессионалом по части секса. Он вел на начальной стадии это и без того крайне запутанное дело и запутал все еще больше, решив съездить в Нью-Орлеан к родителям этого Гарнье. Луиза, разумеется, вызвалась сопровождать. Она вымоталась за последние месяцы и вообще чувствовала себя не в форме, а этот молодой – на два года старше Мейсона – красавец-юрист всегда говорил ей столько комплиментов и так выразительно жал локоть… Они стали любовниками, превратив деловую поездку в своеобразный медовый месяц. Луиза потом долго краснела, вспоминая, что они вытворяли в том бунгало на берегу Мексиканского залива. Она вновь ощутила себя молодой, красивой, желанной. Недолгие праздники сменились суровыми буднями. Всего через каких-нибудь три месяца после этой сексуальной идиллии в бунгало окнами на посеребренный лунным светом залив в крови Луизы Маклерой обнаружили вирус этого страшного заболевания – AIDS.

Врачи утешали как могли. Они говорили ей, что вероятность заболеть этой вульгарной болезнью ничтожно мала, что она вполне может умереть естественной смертью лет в 85–90. Хотя, конечно, вероятность того, что… не исключена. Словом, она поняла, сами врачи ничего толком не знают.

Луиза позвонила в Атланту Аллену и набросилась на него с угрозами, обильно орошенными слезами отчаяния. В ответ получила столь звонкую оплеуху по своему самолюбию, что едва не лишилась рассудка.

Этот подонок обозвал ее дохлой клячей и сказал, что она должна быть на седьмом небе от счастья, что его (следовало нецензурное слово) встал на ее драную (снова нецензурное слово) и что таким старым обезьянам, как она, давно бы пора сыграть в ящик. Ну, и в подобном духе.

А ведь Луиза истратила на этого Аллена Хилпатрика целое состояние.

Она впала в уныние. Потом ударилась в благотворительность, создав в Атланте фонд для борьбы с AIDS. Но туда обращались главным образом черные.

Луиза с детства презирала их и прочих цветных, а потому ее благие порывы быстро угасли.

Она навестила дочь. Синтия жаловалась на врачей.

– Они все до одного импотенты, – говорила она матери. – Я все время хожу голая – здесь такая жарища стоит, к тому же вся одежда трет и колется. Знаешь, мамочка, я поняла, одежду придумали для того, чтобы скрывать дефекты фигуры. У меня исключительная фигура. Эта красотка Линда в сравнении со мной кривая палка с сучками, хоть и считается первой моделью в мире. Уверена, у нее куча сексуальных проблем – вижу это по ее вертлявой походке. У меня сроду не было сексуальных проблем, правда, мамочка? Но бедняжка Линда выросла в Европе, а я в Америке. Если бы я выросла в Европе, где все мужчины такие хлюпики, у меня бы у самой наверняка была масса сексуальных проблем. Мамочка, ну хоть ты скажи этим кретинам, какая я сексуальная девочка. Скажи, ладно?

Луиза кивала, думая, разумеется, о собственных невзгодах. Она уже успела поговорить с врачами. Диагноз оказался на редкость единодушным – Синтия страдает нарциссоманией, осложненной маниакальным психозом, возникшим на почве сексуальной неудовлетворенности. Она не опасна для окружающих, и ее в любой момент можно выписать из клиники. Разумеется, ей требуется неусыпное внимание.

Подумав немного, Луиза сказала, что ее дочь останется в клинике, и выписала чек на сумму, покрывающую расходы за трехмесячное пребывание.

Она не желала взваливать на свои плечи лишнюю обузу.

Луиза прожила неделю в роскошном отеле в австрийских Альпах. Она готова была согласиться с дочерью, что мужчины в Европе, по крайней мере в той ее части, где она находилась, настоящие импотенты – за все это время к ней не проявило интереса ни одно из этих двуногих млекопитающих.

Она вернулась в Штаты и поселилась на своем семейном ранчо. Муж, с которым она с незапамятных времен прекратила супружеские отношения и который имел на стороне женщин, вдруг показался ей вполне сносным в сексуальном плане мужчиной. Разумеется, он не догадывался, что в крови жены обнаружили этот ужасный вирус… Луиза в итоге получила двойное удовольствие – оргазм плюс небезосновательную надежду, что Теренс заразит своих шлюх.

Она почитывала газеты, время от времени наталкиваясь в колонках светской хроники на сообщения о том, что техасского бизнесмена и мультимиллионера Бернарда Конуэя часто сопровождает в деловых поездках внучка издательского магната Энтони Тэлбота Сьюзен. Луиза вырезала эти заметки и приклеивала их на листы блокнота. С какой целью – она не знала сама.

Однажды ночью раздался телефонный звонок. Трубку взял приехавший на уик-энд Теренс.