Джилли Ганьон - #люблютебя

– Простите, я никак не могла справиться с… – Предложение не желало формулироваться. Черт возьми, эта история не только мою жизнь в соцсетях уничтожила, но и части мозгов лишила.

– Я знаю. И я понял, – ответил он.

Если бы могла, я бы обняла его! Мистер Дженкинс – избавитель от неловких моментов.

– Веришь или нет, я способен отследить, что популярно во «Флите». И, наверное, мне стоило вмешаться раньше, я просто не обратил внимания. Обычно выходки мистера Итона на переменах я стараюсь пресекать.

Щеки залило горячей волной. Я пошла к парте, чтобы взять свою сумку.

– Теперь у тебя пропуск, но это моя вина. В обмен на признание могу я попросить тебя постараться все-таки присутствовать на моих уроках? Или хотя бы не прогуливать их таким возмутительным образом? Доверие моей лучшей ученицы для меня очень важно, поверь.

Я улыбнулась. Странно, но, кажется, это первая улыбка за весь день.

– Да, полагаю, это мне по силам.

– Вот и хорошо. Спасибо тебе. Не могу позволить этому зоопарку думать, что у меня мягкий характер. – Он ухмыльнулся.

Благодаря мистеру Дженкинсу я порой почти верила, что учителя действительно все понимают. Я потянулась за сумкой, так и лежащей под партой, где я ее оставила.

– Рейчел, – позвал меня мистер Дженкинс, когда я уже взялась за ручку двери.

– Да?

– Знаю, сейчас в это верится с трудом, но скоро буря утихнет. Правда.

– Спасибо, мистер Дженкинс. – Я постаралась, чтобы ответ прозвучал как можно жизнерадостнее.

Когда учитель так старается быть милым, нечестно его разочаровывать. Вот я и не стала говорить, что, пока буря утихнет, она вполне может свалить меня с ног.

Ну что ж. Все прошло не так, как я ожидал. А как я, собственно, ожидал? В принципе, ничего плохого не случилось. Просто было… неловко. Трудно общаться с человеком, который за весь разговор ни разу на тебя не посмотрел. Должно быть, поэтому мне до сих пор казалось, что все как-то… не закончено, что ли. А может, я все еще бесился из-за выходки Кэма. Он весь урок умудрялся делать меня центром всеобщего внимания.

Когда мистер Дженкинс попросил раздать ксерокопии, Кэм сам вызвался, а потом, отдавая мне мою, опустился на колени. Когда мы писали на свободную тему, он уставился на меня мечтательным взглядом, и в итоге его рожу заметил весь класс. Народ перешептывался и толкал друг друга локтями, пока Дженкинс не скомандовал всем заткнуться. Потом, когда Дженкинс попросил нас читать свои рассказы, Кэм вскочил и начал вещать о «глазах как сияющий нефрит», о «локонах, выбившихся из-под бумажной кепки», и о «зубах как жемчуг», все время то и дело на меня поглядывая. Тут уже рассмеялся даже Дженкинс. Правда, попытался прикрыть рот рукой и пригрозил: «Останетесь после уроков, если не перестанете валять дурака, Кэмерон», – но, в общем, можно представить, что это было. У меня улыбка просто примерзла к губам. Я сидел и притворялся, что мне так же весело, как и остальным. Вот только ни секунды не веселился.

Когда уже этот день наконец закончится? Все становилось как-то тухло и… кисло. Я направился через общий холл к лестнице, ведущей к языковым классам. Это самый быстрый путь. Ноги несли меня по нему на автопилоте. И это оказалась плохая идея. В общем холле и так всегда была толпа, но обычно сквозь нее удавалось пробраться более-менее спокойно. Иногда я даже представлял себе, что передо мной не холл, а поле для лакросса, и лавировал между людьми, сжав в руке воображаемый стик. Но когда вокруг куча десятиклассников, мечтающих о селфи с тобой, это не срабатывает.

– Слушайте, мне реально на урок надо, – возмутился я, когда уже третья по счету девушка прижалась ко мне и выпятила губы, пялясь в телефон над головой.

Бесполезно. Они не слушали. Девчонка сделала еще один кадр и прощебетала:

– Спасибочки, Кайл.

Как будто мы с ней друзья или что-то типа того! Я растянул губы в улыбке и отошел подальше, пробираясь по холлу мимо кучки гиков, прижавшихся к окнам.

– Ка-айл. Как делишки, брателло?

Тяжелая ладонь припечатала меня по спине. Она прилагалась к Ламонту Дэвису, точнее, ко всему его почти двухметровому росту. Он дружелюбно улыбался, а вокруг толпились футболисты, все как один в школьных куртках. Ламонтова шайка. Ждут, когда командир подаст им знак заржать.

– Привет, Ламонт.

Этот парень не совсем отстойный чел, конечно, но мы с ним не особо дружили, потому и сказать сейчас мне было нечего. Да и после этого разговора с Рейчел, честно говоря, вообще не хотелось ни с кем трепаться.

– Мы тут обсуждаем пивную вечеринку у Андерсона в пятницу. – Ламонт кивнул в сторону одного из своей команды. – У него родаки на какую-то медицинскую конференцию уматывают. Ты с нами, братан?

Нет, ну на нескольких гулянках у футболистов я бывал. Туда ходили подруги Эммы из «Кокеток», да и пирушки эти парни обычно закатывали с размахом. Но меня еще никогда не приглашали туда лично.

– Почему бы нет? Звучит неплохо.

Я улыбнулся Ламонту и попытался протиснуться мимо него. Парень опять меня тормознул, хлопнув по плечу.

– Приведи с собой своих новых подружек, ладно?

Он мотнул головой в сторону парочки десятиклассниц, которые как раз в этот момент пытались тайком меня сфотать. Одну из них я знал, это была младшая сестра Эрин Ротштейн: такие же жидкие светлые кудряшки и симпатичные округлости. В голове всплыл слух, который распространяли в основном только парни типа Дэйва и Ламонта: «Малышка Ротштейн та еще штучка». Я постарался, чтобы отвращение не читалось в моем взгляде так уж явно.

– Да ты просто флитни, что идешь, – вмешался Андерсон, нетерпеливо поглядывая на Ламонта. – И можешь встречать их у меня в спальне.

Кое-кто из парней заржал. О да, я мог это себе представить. Десятки младшеклассниц, клюнувших на бесплатное пиво. Интересно, если отказать этим ребятам, что будет? Я смотрел на ухмыляющегося Андерсона, и в голове созрела идея.

– Слушай, не надо так.

– А что я такого делаю?

Ну, сказать Андерсону, что он грязная свинья, я не мог. Пришлось выкручиваться.

– Не хочу быть приманкой для девятиклассниц, понимаешь?

Ламонт преувеличенно громко фыркнул. Он стоял так, что я просто не мог пройти мимо, не оттолкнув его.

– Мы не так уж отчаянно мечтаем тебя там видеть, братан.

– Да я не об этом.

Ламонт вдруг как будто вырос еще выше. Теперь в нем, казалось, было два полноценных метра.

– Ты должен скулить от счастья, что тебя вообще позвали.

Он ощутимо двинул мне в плечо, откуда так и не убрал руку. Не больно, но неожиданно.

Я отшатнулся и почувствовал, что его дружки не сводят с меня глаз.

– Ты прав. – Я кивнул, ощутив, что начинаю паниковать.

Ламонт склонился ко мне. Его и без того маленькие поросячьи глазки превратились в крошечные щелки. Мышцы на руках и животе напряглись, готовые ударить в любой момент или отразить удар. Он выпрямился и оскалился.

– Знаешь что? Проваливай. И не приходи. Не хочу тебя там видеть.

– Ламонт, я ничего такого не…

– Я серьезно. Лучше не показывайся мне на глаза. Ты, должно быть, уже вообразил, что типа горячий парень, и все дела, но я что-то не впечатлен.

Он скрестил руки на груди и показался мне еще шире, чем был на самом деле.

– Ладно, – спокойным голосом отозвался я.

Какого черта меня за язык тянули? Какое мне дело до того, что его приятели – последние скоты? Но он хоть драку не затеял, и то ладно. Против Ламонта мне долго не выстоять, весовая категория не та.

Он по-прежнему не двигался с места, и мне пришлось пробираться между его локтем и стоявшим рядом парнем. Кажется, мы с ним были шапочно знакомы: то ли Джуд, то ли Джош. И этот Джуд-Джош все время сдавленно фыркал, пока я прокладывал себе дорогу.

– И Кайл, – заорал Ламонт мне вслед так, что все вокруг спокойно могли его слышать, – следи за языком! Не всем приятно чувствовать себя придурками.

Я пошел дальше, опустив голову и стараясь ни на кого не смотреть. В одном он все-таки был прав: если кто тут и придурок, то это я.

В класс химии я входила вся на взводе. Тело ныло от напряжения, готовое в любой момент наброситься на что-нибудь или на кого-нибудь. Но ничего не произошло. Я углядела только вздернутую бровь Джеммы Аткинсон, когда скользнула на свое место у нее за спиной, но Джемма вообще редкостная гадина. Еще из-за нее не хватало истерику устраивать. Много чести.

Никто в классе со мной не разговаривал и даже не смотрел на меня. К тому времени, как прозвонил звонок, я уже начала надеяться, что мистер Дженкинс и правда знал, о чем говорил. Увы. Он ошибся. Мне всего-то потребовалось секунд пятнадцать, чтобы скинуть с капота машины кучи картошки фри. Там их были сотни: сухие и сморщенные – из столовой, длинные и тоненькие – из «Макдака» около хоккейной арены, даже вырезанные в виде вафель, которые я уже не смогла опознать. Они оставили на капоте жирные размазанные следы – маленькие напоминания о самих себе. Я поняла, что если не хочу отвечать на мамины вопросы, придется найти мойку. Но под ослиный гогот Джесси Флоренцано, на который отовсюду сбегался народ, держась, правда, на приличном отдалении – чтобы показать, что это не их рук дело, – секунды показались мне часами.

Я прошел половину пути до машины, когда услышал за спиной голос Эммы.

– Кайл, подожди.

Мне и так пришлось соврать, будто я запутался с сослагательным наклонением, чтобы подольше поговорить с учительницей и дождаться, пока школа опустеет. Видимо, это оказалось не так долго, как мне хотелось. Нет, мне не было плохо, я не злился. Скорее, все еще не отошел от стычки с Аамонтом. Было неудобно, словно между зубами что-то застряло.

Я притормозил, чтобы Эмма смогла меня догнать, стараясь не обращать внимания на напряжение, само собой возникшее в плечах. После вчерашней ссоры было жутко страшно слушать, что она хочет мне сказать. Мы не видели друг друга со второго урока, с экономики, и она за весь день так ни разу на меня не посмотрела. Ну что ж, все понятно. Последние несколько шагов девушка почти пробежала. Сияющие каштановые кудри подпрыгивали вокруг бледных щек.