Джилли Ганьон - #люблютебя

– И?

– И можно выбраться из ада под названием «старшая школа Эппл-Прейри», если тусить в тех местах, куда никто больше не заглядывает.

О БОЖЕ, ВОТ ТЕПЕРЬ это действительно прозвучало донельзя убого. Ведь Кайл сейчас встанет и уйдет, чтобы не подцепить от меня микробы социального изгойства. Зачем я вообще стала дразнить его неумехой? Мы бы смеялись и дальше – пусть и сквозь сжатые зубы, – если б я не открыла рот. А теперь нужно болтать, говорить, пытаться словами вернуть все в прежнее русло; да, я сама виновата, все испортила, превратила в странное неприятное ингридбергмановское, но я же могу это исправить, да? Боже, Рейчел, вовсе не обязательно трясти познаниями в скандинавском кино на свидании в боулинге. Точнее, на тусне. Какое уж тут свидание…

– Ты правда думаешь, что это ад? – Кайл искренне огорчился; брови сошлись над переносицей в одну черту.

– А разве нет? – я решила взять легкомысленный тон. Но, кажется, ошиблась.

– Нет. То есть я так не считаю.

– И даже если вспомнить о Джесси Флоренцано, которая обижает твоих друзей?

– Да, Джесси… это нечто. Но она не плохая, честно. Просто… не знаю. Неуверенная в себе, может? Когда не пытается никому ничего доказывать, она очень веселая.

Джесси Флоренцано? Мы точно об одном и том же говорим? Разве можно разглядеть хорошего человека за этой… Джесси?

– Наверное, только очень интересные люди думают так о старшей школе. – Кайл улыбнулся, но глаза все еще оставались печальными и смущенными. К горлу у меня подкатил комок. Мне было почти… стыдно. Я чувствовала себя подлой и мерзкой, словно все это время жила в сказке, далекой от реальности. Какого черта это было? С усилием сглотнув, я притворно закашлялась, чтобы выиграть себе немного времени.

– Ладно, я тебя раскусила. Ты просто подлизываешься ко мне, чтобы я с тобой секретами боулинга поделилась.

Я склонила голову набок и положила руку на бедро. Это должно сработать. Кто бы мог подумать, что слова типа «старшая школа – отстой» чуть все не испортят? А я-то всегда думала, что это почти аксиома, вроде «без кислорода мы умрем».

– К счастью, я легко ведусь на лесть, – добавила я. Кайл усмехнулся. Уф, пронесло. И никаких больше дискуссий о моей редкостной дубоголовости.

Я подошла к дорожке.

– Хитрость в том, что нужно следовать за шаром. – Я начала показывать, преувеличенно медленно приближаясь к заступу. – Заводишь руку назад, размахиваешься, потом отпускаешь. – Я выбросила руку вперед, освобождая воображаемый шар. – Целься в то место, куда хочешь попасть, а нога пусть замахивается у тебя за спиной. Как противовес.

– Вот так? – Кайл повторил движения вслед за мной, но слишком далеко завел руку для броска, так что почти коснулся шаром второй руки.

Не задумавшись ни на секунду, я встала позади и вцепилась ему в ладонь, чтобы показать правильное положение. Кайл дернулся, обернулся, чтобы посмотреть на меня. Кажется, моя кожа просто горела под его взглядом, но я не могла поднять глаз. Он слишком многое увидит, если я посмотрю на него. Щеки, наверное, уже не красные, а фиолетовые от прилившей крови.

– Скорее, так. – Я заставила себя смотреть только на его руку – это же просто рука, просто пальцы, а не аккумулятор в машине, от которого у меня дергается каждый нерв! Затаив дыхание, я провела его руку по нужной траектории и отпустила сразу, как смогла. – Легче нужно, понимаешь?

– Думаю, да. – Кайл слегка улыбнулся мне, когда пошел забирать шар. – И реверанс в конце получился?

– Более-менее.

Он еще пару раз проделал движения, притворяясь, что замахивается, но не бросая шар на дорожку. Наконец выпустил его – шесть или семь кеглей оказались выбиты.

– Вот видишь? – Я не смогла удержаться от восторженного взвизга. Дура. – Уже гораздо лучше!

Кайл рассмеялся.

– Не очень-то чемпионский результат, Рейч.

– Ну да, не очень, но в следующий раз будет лучше.

– Думаю, стоит сделать перерыв. – Он натянуто улыбнулся. – Не хочешь попробовать здешние дели-кате-ссы?

На последнем слове Кайл добавил в голос кошмарный французский прононс и ткнул пальцем в бар с закусками. Обшарпанная стойка родом явно была из конца восьмидесятых. Ее забивали странного вида оранжевые чипсы и сырное масло. Я хихикнула. Шутка несмешная, но мы по крайней мере снова шутим, слава богам.

– О да. Очень хочу.

Мы заказали чипсы и уселись за ободранный фанерный столик рядом со стойкой.

– На самом деле это классно. Быть там, где тебя никто не знает. – Кайл задумчиво окинул взглядом боулинг-центр.

– Серьезно? – Я схватила чипсину и поднесла ко рту. Интересно, как бы так поизящнее съесть хоккейную шайбу, с которой капает жижа? – Думала, ты любишь быть в центре внимания.

– Ну немного да.

Кайл закинул чипсину в рот. Верно, это же не свидание, так какая разница, как мы едим. Боже, Рейчел, возьми себя в руки.

– Здорово, конечно, что столько людей на тебя смотрят, но в то же время это безумно напрягает.

– А по тебе не скажешь.

Я нахмурилась. Он, наверное, шутит. Тридцать секунд на шоу – ия уже думала, что он там родился.

– Ну да. Внутреннее не соответствует внешнему. – Кайл изогнул бровь, ухмыльнулся и потянулся за очередной чипсиной.

– Как ты это делаешь?

– Делаю что?

– Как получается выглядеть так… нормально?

– Честно говоря… не знаю.

Он слегка покраснел. Никогда не видела, чтобы кто-то краснел столь очаровательно.

– Это как… словно я собираюсь выходить на поле. Нервничаю, но от нервов чувствую себя… круче, что ли. Понимаешь?

– Нет. Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь.

Все, с чем мне приходилось сталкиваться, – только проигрывать в голове свой ответ, прежде чем выступить в классе.

– Я имею в виду, что я нервничаю. Прямо схожу с ума. Но от этого появляется азарт. Не знаю, как это объяснить.

– А почему ты в театре не играешь?

– Только чокнутые играют на сцене, – на автомате брякнул Кайл. Потом крепко зажмурился и покачал головой.

Понимаю. Он считает меня чокнутой. Жалкой странной девчонкой.

– Я вовсе не об этом, просто… родители всегда подталкивали нас с Картером, моим братом, к тому, чтобы мы вели себя определенным образом. Мы никогда… Нет, театр – это клево, честно, просто не мое.

– О да, конечно. Театр – это же не для всех. – Я слышала, как вымученно звучит мой голос, но поделать ничего не могла.

– Рейчел, я правда ничего такого не хотел…

– Слушай, может, поедем отсюда? Кажется, мама хотела, чтобы я присмотрела за Джонатаном. Придется возвращаться домой.

Надеюсь, он не видел Джонатана, когда мы разговаривали с Мэри, а то и впрямь подумает, что у нас семейка чокнутых, раз даже за почти подростком нужен глаз да глаз. Хотя какое ему дело? Сегодняшний день вообще можно считать ненастоящим. Стыдно, что я так распустилась и позволила себе во что-то там поверить. Да Кайл, наверное, вообще уже жалеет, что ввязался в это. Шоу, бал выпускников, и общаться со мной придется больше, чем когда-либо. Со мной. С чокнутой.

– Конечно, поехали. – Он поморщился, но поднялся, потом нацепил на лицо широченную улыбку. – Было правда классно. Спасибо, что показала мне это место.

– Да не за что.

Я попыталась сделать свое лицо отражением его, но, кажется, получилось не особо. Что неудивительно. Ведь Кайл, играет он в театре или нет, единственный из нас, кто правда умел играть.

Вечно я ляпаю что-то не подумав. Вот и результат.

– А ты вообще…

Мы не разговаривали с той минуты, как сели в машину. Голос у меня звучал слишком громко и звонко.

– То есть ты сама не играешь в театре, правильно?

– Я пишу пьесы, – тихо отозвалась Рейчел. – Но не играю, нет. Я буду ужасно смотреться на шоу.

– Чепуха. Ты забудешь даже, что где-то там есть камеры.

Рейчел подняла бровь и уставилась в окно.

– Все равно, – сказала она своему отражению.

Я видел, что она глубоко дышит, пытаясь улыбаться.

– Тебе придется дать мне несколько советов. Я на телевидении не была, а у тебя… два выхода в эфир? Нет, три. В общем, ты определенно эксперт в этом вопросе.

Дальше разговор полностью переключился на шоу, и Рейчел по-прежнему улыбалась, но все уже было совсем по-другому. Может, потому что я абсолютный кретин без фильтров между мыслями и ртом.

И не считал я никогда тех, кто играет в театре, чокнутыми; это были не мои слова. Так мог сказать Картер. Или его дружки. Или Дэйв. Словно я слишком долго кого-то изображал и настолько к этому привык, что теперь вел себя с Рейчел как полное чмо.

Мы свернули на подъездную дорожку к ее дому. Рейчел задергала дверь, словно торопясь побыстрее выйти.

– Рейчел…

Последний шанс, Бонэм. Она обернулась и выжидающе уставилась на меня.

– Знаю, что я дубина, но чокнутые мне нравятся. Правда.

Рейчел еще секунду поглядела на меня и усмехнулась. На щеке тут же появилась ямочка – «поздороваться» со мной.

– Хорошо. Потому что я бы не успела никак изменить твое мнение до съемки в понедельник.

Она рассмеялась – коротко, всего на секунду, – и хлопнула дверью, не дав мне даже попрощаться. Я чуть не открыл дверь, чтобы побежать следом. Глупость несусветная, конечно. Что бы я ей сказал? По крайней мере, она меня пока не ненавидит, и это все, чего я хотел, так ведь? Или все-таки ненавидит? Может, Рейчел просто ведет себя вежливо, чтобы сгладить острые углы. Интересно, чем она сейчас занимается с братом? Ну уж наверное, не думает обо мне. А я – я все еще о ней думал. О том, как она улыбается одной стороной лица, словно знает шутку, которая тебе неизвестна. И о том, как высовывает язык в углу рта, когда сосредотачивается, хотя явно даже не догадывается об этом. И даже о том, как мило она меня раскусила на игре в боулинг. Кто еще смог бы вот так вести себя с человеком, которого едва знаешь?