Мне хочется содрать это кольцо с руки, швырнуть его в Бонни – и чтобы в полете оно превратилось в кирпич, в стокилограммовую гирю, в астероид!.. Я ненавижу вас обоих, вы, с вашими играми! Что вы делаете со мной? За что?..

Но вместо этого я улыбаюсь и делаю крохотный шаг навстречу Кею. Позволяю поцеловать себя. И наслаждаюсь громом аплодисментов – и чужой болью. Я знаю, чувствую, вижу – Бонни Джеральду больно. Он сейчас тоже ненавидит и меня, и Кея. Да, Бонни. Тебя тоже предали. Хотя ведь ты сам отдал Кею это кольцо, не так ли? Иначе откуда бы оно взялось.

Пусть тебе будет больно. Так же, как мне. В самый, черт тебя дери, счастливый день моей жизни пусть тебе будет так же больно, как мне! И ты можешь сколько угодно делать вид, что тебе все равно. Что ты рад за друга. Меня ты не обманешь, я слишком хорошо тебя знаю.

Лучше бы не знала.

Потому что тогда бы, видя очаровательную кривоватую улыбку, верила бы ей – а не тоске в темных сицилийских глазах, и не надеялась бы вопреки рассудку, что ты сейчас скажешь: она моя, Кей. Моя невеста. Я первый подарил ей кольцо, я не отдам ее!..

Изумительная сцена для романа. Душещипательная, дальше некуда. Когда-нибудь я ее напишу. Потом, когда отболит. А сейчас – все улыбаются и машут, папарацци щелкают камерами, публика уже рыдает от умиления и поднимает тосты за счастливую семейную жизнь лорда Говарда и Тай Роу.

– А теперь, господа, начинаем нашу пресс-конференцию, – голосом Деда Мороза объявляет Фил Штосс, и третий акт чертовой трагикомедии продолжается.

Show must go on.

Глава 23. Об искусстве и свободе

На вопросы журналистов мне было начхать. Мне вообще на все было начхать. Я постигла дзен, а дзен постиг меня. Или настиг. Неважно.

Я блистала, шутила, очаровывала всех направо и налево, беззастенчиво рекламировала будущий фильм и ненаписанные романы, делилась милыми и местами едва ли не интимными подробностями репетиций. Мне почти удалось затмить самого Бонни Джеральда, который стоял в метре от меня и блистал, шутил, очаровывал всех направо и налево…

Пресс-конференция удалась. Миллионы телезрителей, читателей и пользователей Сети будут в восторге от нового скандала и очередной волшебной сказки про Золушку. Лорд Ирвин Говард – гений бизнеса и пиара. Царь Мидас, превращающий все, чего коснется, в золото.

Золотая роза.

Что ж, почему бы и нет. Любовь любовью, а бизнес бизнесом. Он все сделал правильно. Кстати, если бы не мой новый статус будущей леди Говард, на пресс-конференции все было бы не так шоколадно. По крайней мере врать, что мы с Бонни Джеральдом не любовники, было бы намного сложнее. Не поверили бы. Хотя сам Бонни очень старался, чтобы поверили.

– …Невеста моего друга – неприкосновенна, это же очевидно! Мисс Роу прекрасна, талантлива и очаровательна, и если бы я только знал, что у нас помрежем гениальная Тай Роу собственной персоной!.. – Здесь он слишком искренен. Чересчур страстен. Нельзя, настоящие чувства на сцене только мешают. Он сам это понимает и возвращается к роли: – Мисс Роу великолепная актриса, я даже не заподозрил, браво! О, конечно, я чрезвычайно польщен такой трактовкой… Попробовать на самом деле? После такого романа – разумеется, если бы мисс Роу не собиралась замуж…

– Нет, что вы, Ирвин доверяет мне и не ревнует. Он точно знает, что на свете нет мужчины лучше, ему нечего опасаться. Да, мы знакомы давно. Сколько? Лет пять, наверное… судьба свела нас снова, это была случайность. Да, мы встретились именно так, как описано в романе. Нет, я не жалею, что мы не сблизились раньше, Ирвин слишком прекрасен – я бы думала только о нем, а не о романах… Выпороть Бонни Джеральда? О да, после некоторых репетиций, я думаю, такое желание возникало у всей труппы, и я тут не исключение. Будем считать, я воплотила коллективное бессознательное…

– Действительно, благодаря мисс Роу. Что вы, никаких тайн и трагедий, всего лишь небольшая фобия. Оказалось, изумительно излечивается с помощью пари. О да, мисс Роу крайне азартна… нет, Ирвин, я не буду играть в покер с твоей женой, не смотри на меня так!

– Вряд ли моя супруга будет писать роман из жизни бизнесменов. Это скучно… Кирстен Лундгрен? Мы друзья, ее сын – мой крестник. О, чего только не пообещаешь отцу, чтобы он не вздумал умирать! Моя семья очень мне дорога, но не всем традициям стоит следовать. Да, разумеется, мы будем заниматься благотворительностью вместе. Роуз прекрасно разбирается в искусстве… ревновать? Не вижу смысла жениться, не доверяя. Да, абсолютно. Не меньше двоих… о, у нас очень много общих интересов! Подарю на свадьбу? Не хочу портить Роуз сюрприз, но обещаю, это будет весело…

Мне показалось, мы управились за десять минут и с вопросами, и с автографами – я подписала немыслимое количество книг, пока Кей, Бонни и Том отвечали. Однако когда Фил объявил об окончании пресс-конференции, часы показали мою ошибку. Час, как одна копеечка.

За это время часть гостей разошлась по домам. На удивление, едва половина. Остальные продолжали пить шампанское и коньяк, поедать канапе с семгой и бужениной (севрюга закончилась), танцевать и сплетничать. Нижнее фойе превратили в танцпол, предпоказ непринужденно перетек в вечеринку.

И самое странное, мне вовсе не хотелось с нее уходить. А хотелось шампанского, семги и танцевать. Можно даже немножко сплетничать. Именно этим я и занялась под шампанское и семгу, принесенные заботливой Люси. Правда, особо посплетничать нам не дали – следующим номером программы были поздравления и приглашения, а также выпрашивание очередных грантов и траншей на высокое искусство. Я немного посочувствовала Кею: три четвери поздравлений заканчивались вариациями на тему «дай-дай-дай». Впрочем, ему было начхать. Давно привык.

Разумеется, мне пришлось отложить сплетни и танцы на потом и соответствовать образу леди: красоваться рядом с Кеем, благодарить за поздравления, знакомиться с бесконечными гениями и агентами гениев…

Упс. Кое с кем знакомиться не пришлось.

– Мои искренние поздравления, лорд Говард, мисс Роу, – прозвучало на скверном английском, знакомым до боли глубоким баритоном. – Великолепный сюрприз…

Ой, мама! И правда, сюрприз. Как в романе. Точнее, напиши я такое в романе, получу массовые крики: «Не верю». А в жизни – пожалуйста, мюзикл по моему сценарию, и презентация новой книги, и предложение от настоящего английского лорда…

И красавец-мужчина напротив: васильковые глаза, русые кудри, обаятельная улыбка. Родион Кобылевский собственной персоной! Бывший муж, приглашенный мужем будущим, откуда бы еще он тут взялся.

Вот только в романе Кобылевский бы смотрел на меня завистливо, или страстно, или расчетливо – а не тепло и грустно, как на бестолковое, но любимое дитя.

Как будто он и правда… рад за меня?

Он улыбался, что-то говорил о моем таланте, об изумительном чутье лорда Спонсора и чудесных совпадениях, которые не иначе как судьба. За его спиной возвышалась Железным Феликсом великолепная мадам Кобылевская-старшая (спорим, она проследила, чтобы сыночек не упустил возможность оказаться рядом с лордом Спонсором и еще раз выразить верноподданнические чувства?) и посматривала на меня изучающе: нельзя ли вернуть по недоразумению упущенное достояние в семью? Нет, нельзя? Ах, как жаль, а ведь это мы тебя на помойке нашли, очистили от очисток, а ты… Ладно, в семью можешь не возвращаться, но уж позаботься, чтобы гранты и транши шли куда надо, на самое что ни есть высокое искусство. Ты же знаешь, что Родион – гений, а гения всякий обидеть норовит! А кто нашего гения обидит…

Моргнув и отведя взгляд, я мысленно плюнула через левое плечо. Чур меня, чур! Дурных нет, обижать гения с такой мамой!

А рядом с гением смущенно поглядывала то на лорда Спонсора, то на меня симпатичная, но слишком уж зажатая дева в строгом черном платье. То ли альтистка, то ли арфистка, но скорее – новый секретарь-референт. Не переводчик. Кобылевский подучил язык и теперь изъяснялся вполне сносно. А его супруга (он представил ее, но как-то вскользь, так что я толком не расслышала имени) отчаянно боялась… меня. Как будто я могла что-то против нее иметь.

Глупости какие!

– …благодарен за приглашение… – вычленила я из потока любезностей и вопросительно глянула на Кея.

– Разве я мог не пригласить вас, друг мой, порадоваться за Роуз! – ответил Кей скорее мне, чем ему, и с непередаваемо снобской мордой. – Кстати, не думали писать для мюзикла?

– Я уверена, у вас бы получилось, Родион, – вклинилась я. А что? Я тоже умею делать снобскую морду! – И позвольте поздравить вас со счастливым браком, я вижу, вы прекрасно друг другу подходите!

Его супруге я улыбнулась со всей возможной доброжелательностью. А бывшей свекрови – с невероятным облегчением. Есть в этом словосочетании что-то изумительно прекрасное: бывшая свекровь. Почти как «свобода попугаям»!

Правда, я тут же испугалась, не воспримет ли Элеонора Эдуардовна мою улыбку как поощрение к действию – но нет. Ее чувства момента хватило, чтобы не лезть обниматься и не заверять в непременной родственной любви. Все же потомственная интеллигенция, дворянская кровь, она не опустится до купеческих манер.

И слава богу.

Семейство Кобылевских, получив обещание непременно встретиться в ближайшие дни и поговорить о русской музыке, уступило место следующим в очереди. Еще человек пять-шесть я выдержала, не теряя светски-доброжелательной улыбки, но потом дезертировала.

Попудрить носик.

Вдохнуть свежего воздуха.

Найти, наконец, Тошку и поздравить его как следует!

Пункт второй я выполнила первым. Очень удачно нашла открытое окно в служебном коридоре – оно выходило на соседнюю стену, но для воздуха и кусочка оранжевого неба места хватило. Посидела на подоконнике, выпила минералки, прихваченной с полупустого банкетного стола. Попыталась уложить в голове последние события, полюбовалась на кольцо. Красивое. Многозначительное. Не представляю, как Кей будет объясняться с Бонни, но как-нибудь справится. Сам. Мне на сегодня хватит – устала, как собака, и в голове одни пузырьки от газировки, ни единой мысли или эмоции. И вообще надо подниматься и идти к людям, а то посижу так еще минутку, расслаблюсь и усну. Но сначала не к людям, а от людей. Пункт первый.