Татьяна Богатырева - Любой каприз за вашу душу

Черт, как же утомителен бывает артистический гадюшник! Зря я вчера не поделилась с Филом выводом насчет Элли, оставила на сегодня, ох и зря! Опять у артистов какие-то неправильные мысли отражаются на мордах лиц. Опять что-то ищут в планшетах. Том и Джерри не видят, они заняты Клодиной и Эсмеральдо, но я-то вижу, к чему опять дело идет!..

Как оказалось, не туда я смотрела. Хотя предотвратить катастрофу бы не смогла при всем желании. Даже если б увидела, как под окнами останавливается белый лимузин, из него изящно выходит ослепительная блондинка в алом, в сопровождении полудюжины господ в официальных костюмах направляется к подъезду… откуда-то выныривает стайка журналистов, щелкаю вспышки, тянутся микрофоны…

Я бы ее узнала. Кто угодно бы ее узнал. Самая скандальная поп-дива Америки изволила посетить нашу скромную репетицию.

Черт бы ее подрал!

Но я сначала услышала шум на лестнице: топот множества ног, гул голосов. Приближение урагана.

Все услышали.

Том и Джерри переглянулись, Люси сморщилась, Элли просияла, остальные насторожили уши и уставились на дверь в ожидании.

– Как мило вы тут устроились! Скромно и со вкусом…

Сирена просияла царственной улыбкой и протянула руку Джерри. Для поцелуя. И он, черт бы его подрал, подошел с видом зачарованного кролика. Даже к ручке склонился, но Сирена его перехватила и со смехом поцеловала в губы. В очень выгодном ракурсе. Разумеется, камеры щелкали, не переставая – те, которые фото. Остальные снимали видео для вечерних передовиц.

– Какая неожиданность… – начал Джерри каким-то непривычно сдавленным голосом, но Сирена его перебила:

– Синди, дорогая, я так рада тебя видеть! Снова дублерша, ты достойна лучшего.

Под восхищенно-жадными взглядами журналистов Сирена сочувственно улыбнулась, похлопала ее по плечу.

Бедняжка Синди хотела бы провалиться, но пол в зале был слишком крепок. А дива, забыв о ней, продолжила сольное выступление: такая милая, такая демократичная, такая заботливая, что аж зубы сводило. И разумеется, она спустилась с небес, чтобы спасти мюзикл! Она всегда верила в Бонни, и следила за его успехами с гордостью, ведь он делал первые шаги как хореограф под ее чутким руководством! А теперь, когда его несправедливо подозревают бог знает в чем, когда все инвесторы отвернулись, и ни одна звезда не согласилась…

На этом месте Сирена обвела труппу выразительным взглядом, мол, вы сами видите – здесь и посмотреть не на кого! В общем, она готова, так уж и быть, сыграть Клодину Фролло. Ах, это такой интересный эксперимент! Ах, современное театральное искусство так нуждается в поддержке! Ах, она даст этим прекрасным молодым людям возможность… и нет, что вы, мы с Бонни всегда оставались лучшими друзьями!

Меня чуть не стошнило. И уж наверняка – перекорежило. Хорошо, что никто на меня не смотрел. Гадина двуличная! Кобра гремучая! Друзьями они оставались, все так и поверили, как же! Особенно после прошлонедельного шоу на десять миллионов американцев. Да я съем свой ноут, если она простила такое позорище!

А Бонни смотрел на нее. И такого огня я не видела никогда. Ни в чьем взгляде.

Да как он может так на нее смотреть, после того, что она ему устроила?!

Он ее по-прежнему любит? За улыбку эту ненатуральную, за позы выверенные, за снисходительное презрение? Он что, снова хочет с ней?!

Журналистов это тоже, кажется, очень интересовало.

– Вы планируете пожениться?

Что он там ответил, я не услышала. Сбежала потому что.

Протиснулась между журналистами, их набилось в зал не меньше двух десятков, подхватила сумку, скатилась по лестнице, выбежала на свежий воздух… и только там, глядя на занявший половину парковки белый лимузин и три черных авто охраны, выругалась. Я припомнила все матерные слова на всех языках, которые когда-либо слышала.

Консьерж, поливавший петуньи и бегонии у входа, восхищенно присвистнул и показал мне большой палец.

А я, послав ему воздушный поцелуй, показала фак окнам репетиционного зала.

Вертела я ваш Бродвей! Мне и без вас хорошо, а как вам без меня – мне по хер.

У меня фильм, пять романов в типографии, седьмое место в списке бестселлеров и вип-приглашение в «Зажигалку».

И никаких бывших! Никогда! Ни за что! Только вперед и не оглядываться!

Вечером после репетиции я убила. Жестоко, расчетливо и с наслаждением.

Бедняга сопротивлялся изо всех сил, но маньяк с издевательским хохотом зарезал его тупым ножом под заглушающий крики жертвы «Раммштайн». Обвинят в убийстве шикарную блондинку, посадят в общую камеру женской тюрьмы, отнимут косметику, пилочку для ногтей и мобильный, а судья, помешанная на социальной справедливости старая дева, откажется отпустить ее под залог!

О, да.

Маленькая литературная месть бывает прекрасна!

Но для восстановления душевного равновесия мести мало. Надо бы и что-нибудь позитивное. К примеру, следующим днем потанцевать в «Зажигалке», отшить пару-тройку кавалеров… не то чтобы несимпатичных, и не то чтобы мне резко стал не нужен секс. Просто – не хочу. Никакого намека на «отношения», шваброй их через колено! И никаких, мать вашу, «милых цыпочек»!

Третьему, татуированному ирландскому медведю, я даже откровенно призналась:

– Мне тоже нравится твоя задница, рыжик, – и с чувством эту задницу ущипнула.

Двухметровый рыжик пробормотал что-то невнятное и слился через две секунды. А я под тихое хрюканье бармена отсалютовала ему вслед двумя пальцами, как асу на мессершмидте.

Натанцевавшись, я спросила у ближайшего официанта:

– Дик здесь?

Меня тут же к нему проводили – в уютный кабинет, больше подходящий сибаритствующему историку, чем содержателю борделя. Деревянные шкафы с книгами, карты, гобелены и старинные мечи на стенах, на полках модели двух каравелл и каракки, шлем конкистадора, подзорная труба и даже муляж средневекового замка.

– А уютненько у вас тут. «Санта-Мария», «Пинта» и «Нинья»? – не опознать корабли Колумба было нереально.

– Они самые, – Дик расплылся в довольной ухмылке. – Мои поздравления великому писателю.

Приземлившись в кресло напротив Дика, я его поблагодарила и полезла в сумку:

– Это от великого писателя, – протянула ему подписанную книгу.

Дик взял ее с благоговением, понюхал, погладил, прижал к щеке и даже глаза прикрыл.

– Правильная книга всегда звучит. Ты когда-нибудь слушала еще не открытую книгу? – мечтательно сказал он, не открывая глаз. – Шум волн, крики чаек, скрип снастей и индейские барабаны. Вот так, – он настучал пальцами по столу ритм. – Словно приближаешься к незнакомому берегу, а там песни, пляски, и не знаешь, то ли тебя съедят на ужин, то ли предложат подарить племени новую кровь, то ли то и другое по очереди.

Я не стала прерывать священнодействие, а занялась апельсиновым фрешем – он дожидался меня на столе. Заботливый Дик. И смотреть, как он медленно читает посвящение, ласкает пальцем титульную страницу – было безумно приятно. Такое простое писательское счастье.

Потом Дик отложил книгу, недалеко и явно ненадолго, и подмигнул мне:

– Снимать стресс сегодня или завтра?

– Сегодня.

На этот раз я тоже заплатила вперед. Полутора штук было жаль, особенно если перевести в рубли по курсу и сравнить с моими русскими гонорарами (за одну ночь – полтора романа), но жабу я задавила в зародыше. Мне нужно в психотерапевтических целях, излечиться от Бонни-зависимости. Есть шанс, что пара-тройка оргазмов с кем-то другим прочистит мозги и освежит эмоции. А то, знаете ли, любовь к больному ублюдку, который закрутил новый самоубийственный роман с Сиреной, крайне вредна для моего здоровья. Хватит с меня безнадежных любовей, короче!

Само собой, озвучивать все это Дику я не стала, он не дурак, сам все прекрасно понимает. Просто перевела деньги на счет, попросила девайсы в том же духе, что и прошлый раз, поцеловала его в щеку и поехала домой. Надо немножко подготовиться. И пообедать по-человечески, а то после свидания с Бонни я чувствовала себя желудком на ножках, а не романтической барышней.

Подготовка была элементарной: принять ванну, надеть купленное вчера платье – цвета осенней листвы, с летящей юбкой и одним открытым плечом, и побрызгаться шейком из мятной воды и эфирного масла лемонграсса. Мир тесен, и я понятия не имею, достанется мне сегодня настоящий хастлер или еще один скучающий миллионер. Надеюсь, по крайней мере, что не Фил Штосс, вроде он в «Зажигалку» не ходит. Короче, запах – изменить, голос – тоже. У лемонграсса, я недавно вычитала в Сети, есть прекрасная особенность, он сажает голос, как при простуде. Надеюсь, я верно рассчитала дозу и получится как в прошлый раз, контральто с легкой хрипотцой.

В бунгало номер семь я приехала чуть заранее. Проверила коробку с девайсами, включила Шаде, даже покопалась в настройках караоке от нечего делать. Вряд ли, конечно, мне взбредет в голову петь сегодня ночью, но кто ж меня знает, такую загадочную! И ровно без пяти восемь позвонила все та же девица от Дика:

– Вы готовы принять заказ, мисс?

Я на миг зажмурилась: как иглой кольнуло. Толстенной такой штопальной иглой прямо в сердце. И отпустило.

– Разумеется. Правила эксплуатации помню.

– Отлично, мисс. Пять минут.

Пять минут. На то, чтобы забыть – ливень, наглую итальянскую морду, кривую улыбку и проникающее в самую душу «mia bella donna». Сегодня – не Бонни, кто-то другой. Может быть, латино. Может быть – швед. Или грек. Или настоящий англо-американец. Рулетка! И смотреть, пока не открою дверь – не буду. И нет, мое сердце бьется так быстро не потому, что я надеюсь на чудо. Не надеюсь. Совсем.

Где этот чертов хастлер? За эти пять минут под дверью я с ума сойду!

С досады пнув дверь, я ушла в комнату, менять Шаде на Анни Ленокс и пить минералку, а то в горле пересохло. И, конечно же, в дверь позвонили, когда я сделала первый глоток. Кто бы сомневался, да?