Татьяна Богатырева - Любой каприз за вашу душу

Он хрюкнул и очень серьезно пояснил:

– Вообще-то у Мерзавки есть стойло рядом с оленями, но она живет везде. Особенно любит жить в гостиной, там самые вкусные подушки.

– Мерзавка? – Если бы мы снимались в мультике, то мои глаза бы показательно выскочили на пружинках со звуком «дз-з-зынь». – Олени? Подушки?!

– Ну да, ее зовут Мерзавка. Тетя Джулия говорит, что у нее нехватка целлюлозы в организме, поэтому она жрет подушки, занавески, покрывала и особенно джинсы. Она обожает джинсы.

– И не подавилась, нет? Там же пуговицы…

– Не-а. Ни разу. Хотя я считаю, что у нее нехватка в организме пинков, а не джинсов. Когда-нибудь я сделаю из нее рагу, – прозвучало так мечтательно, что я засмеялась. А Бонни поцеловал меня в скулу, запустив обе руки мне в волосы, и попросил: – Возьми ключи.

– М-м? – я прижалась к нему плотнее, обхватив обеими руками.

– Ключи от моего дома. Здесь недалеко, за Санта-Моникой, – он потерся о мои волосы щекой. – Там, в конверте, адрес. Вдруг тебе захочется подоить козу или покататься на оленях. Или просто так прийти. Ты любишь мидий?

– Люблю.

– Поехали. Я научу тебя делать мидий по-сицилийски.

– Сейчас? Полночь же!

– Самое время. Пойдем! Бассейн надо смотреть ночью, днем не так интересно.

– Ты сумасшедший, – у меня голова шла кругом: буря и натиск, ураган по имени «Бонни». Еще немножко, и меня унесет вместе с крышей. – У тебя мидии в бассейне?

Вместо ответа он тихо засмеялся, подхватил меня на руки, поднялся с кровати – и понес меня к двери. Я тоже засмеялась.

– Ненормальный! Тебя арестуют за вождение в голом виде!

Он остановился за шаг до двери, словно бы в задумчивости.

– Думаешь? Да нет, нас не увидят. Темно же, – и пошел дальше.

– Ах ты… стой! – для убедительности я укусила его за ухо – что ближе оказалось.

– Ай, – сказал Бонни и опустил меня на пол, не убирая рук с моих бедер. Я машинально ухватилась за его шею, соскользнула по нему – и замерла, прижавшись к нему всем телом и ощущая его возбуждение. А этот мерзавец тихо и очень проникновенно добавил: – Стою.

– Ах ты… – шепнула я восхищенно, – сумасшедший тролль!

– Да, мадонна, – он склонился к моим губам, лаская ладонями мой зад и прижимая к себе.

Голова кружилась, и все это было так похоже на сон! Чудесный, горячий сон, в котором можно все и еще чуть больше. И я скользнула ниже, опустилась перед ним на колени, держась за его бедра, и лизнула его член. Бонни коротко выдохнул и запрокинул голову, его руки в моих волосах напряглись. А я… я взяла его в рот, мимолетно удивляясь: почему я не делала этого раньше? Он такой гладкий, горячий и самую капельку солоноватый… Это почти как ощущать его в себе, только еще нежнее. Еще чуть больше любви и восторга, моей любви к Бонни. Сделать ему хорошо, это же так прекрасно!.. Почти как сказать: «Ti amo».

И Бонни откликнулся, вздрагивая и сжимая мои волосы:

– Ti amo, Madonna…

На самом деле это был не совсем бассейн. То есть оно было странной загогулистой формы, выложенное камнем, с водорослями, кораллами и мидиями на обломках скал, с идеально чистой и прозрачной морской водой – но при этом выше уровня моря, с бортиками и подсветкой на дне. И еще в нем плавали разноцветные рыбки, которые тоже светились в темной воде и казались ожившими солнечными бликами.

– Безумно красиво! Кто это придумал?

– Один русский художник, Ильяс Блок. Мы иногда работаем вместе. Здесь здорово плавать ночью. Хочешь?

Конечно же, я хотела. И плавать, и целоваться в воде, и ловить мидий, и жарить их на берегу океана, а потом уснуть прямо там, на расстеленных пледах под финиковыми пальмами, в объятиях пахнущего дымом и счастьем Бонни. Моей последней мыслью было: когда-нибудь я напишу об этом. А первой, когда я еще толком не проснулась – кто тянет меня за волосы?!

– Больно же! – возмутилась я, открыла глаза – и уперлась взглядом в черную рогатую морду с желтыми наглыми глазищами. Морда пыталась жевать одновременно подушку и прядь моих волос.

– Мерзавка! – тут же раздалось позади меня, – рагу сделаю!

Морда обиженно взмемекнула, отпустив мои волосы, попятилась – и я разглядела здоровенную черную козу. Коза одним глазом опасливо косилась на Бонни, а другим – заинтересованно, на мое шелковое платье, брошенное тут же, под пальмами.

– Только тронь, рога оторву! – грозно сказала я и показала Мерзавке кулак.

Коза еще попятилась, покосилась на платье и злобно опустила голову, пугая меня рогами. Мне тут же вспомнилось бессмертное: «по сусалам его, по сусалам!» – но искать у бодливой козы сусала в полевых условиях мне как-то не хотелось. Ну ее, Мерзавку. Так что я на всякий случай спряталась за Бонни. Это его коза, пусть сам с ней и разбирается.

А он засмеялся и похлопал ладонью по земле:

– Ладно, не сегодня рагу. Иди сюда, животное. – Коза тяжело вздохнула и подошла, подставляя голову под его руку. – Что, бросила тебя сегодня Джулия? Бросила, бедную… ладно, ладно, пошли доиться, Мерзавочка, хорошая девочка.

Взяв козу за рог, Бонни поднялся, даже не подумав хоть что-то на себя надеть, и они вместе с козой пошли по дорожке к дому. Через несколько шагов Бонни обернулся и жизнерадостно улыбнулся:

– Я быстро. Приходи на террасу, ага? Джулии нет, так что на завтрак будет… что-нибудь.

И ушел, все так же держа Мерзавку за рог. Коза-поводырь и Бонни с завязанными глазами. Сюр. Сон. Счастье.

Я не стала рисковать и смотреть, как Бонни доит козу, вряд ли он делает это вслепую. А я все еще хотела сегодняшний день – как есть, прекрасной незнакомкой. Это же не преступление, правда? Поэтому я надела измятое платье прямо на голое тело (белье опять потерялось, с Бонни я скоро стану любимой клиенткой дамских магазинов!) и отправилась искать санузел и исследовать дом.

Вчера я его толком не рассмотрела, темно было, да и мы с Бонни сразу пошли на берег. Зато сейчас меня поджидал сюрприз. После невероятного бассейна я ожидала чего-то супернавороченного, футуристического, непременно с белыми стенами и белой мебелью. Чего-то в духе ресторана «Крыша». Действительность оказалась совершенно иной.

Дом Бонни был чем-то вроде небольшой итальянской виллы. В два этажа, с оштукатуренными и художественно облезлыми кирпичными стенами, весь заплетенный виноградом и вьющимися цветами, с открытой террасой на втором этаже и каменной наружной лестницей. Большие, до пола, окна на втором этаже были раскрыты настежь, а сквозь двойную дверь, к которой вела дорожка от моря, виднелась светлая гостиная… Внутри дом оказался просторным, уютным и немножко неприбранным – словно тут живет не звезда Бродвея, а парочка безалаберных студентов. Чьи-то кроссовки торчат из-под дивана, на полу валяется подушка с пожеванным углом, на кресле валяется скомканный плед, а на подоконнике стопкой лежат книги и журналы. Из гостиной я пошла дальше – искать заветную дверцу, но вместо туалета попала в кухню. Настоящую итальянскую кухню с медными сковородками, пучками трав, расписными глиняными мисками и кувшинами. Вот только дровяной плиты не хватало, зато была огромная навороченная духовка – в ней можно было испечь пирог на семью в дюжину человек.

Зачем столько? Ведь Бонни живет один… или не один? Я опять совсем-совсем ничего о нем не знаю. Кто такая тетушка Джулия? Где она? Есть ли у Бонни в Америке еще родня, или все остались на Сицилии? Черт. Я же книгу о нем пишу – а таких элементарных вещей до сих пор не выяснила!

Но вместо того, чтобы срочно собирать материал для нетленки, я полезла в холодильник. Двустворчатый. С магнитиками из разных стран и разрисованный по низу травой, цветами и… козой? Точно. Какой-то художник лет пяти, а может семи, изобразил на холодильнике Мерзавку с довольной улыбкой и бантиком на шее. Голубеньким. Прелесть!

Так все же детишки? Бонни – и детишки? Но наверняка не его. Он бы мне сказал, если бы у него были дети, правда же?

Ополовинив кувшин апельсинового сока, я нашла в холодильнике накрытый льняной салфеткой пирог. К салфетке была пришпилена зубочисткой бумажка: «Завтрак! Слопаете вечером – утром останетесь голодными!» Под предупреждением красовалась размашистая подпись «Джу». Строгая у Бонни тетушка, однако. И заботливая.

Пирог я вынула на стол, но больше ничего с ним делать не стала. Как-то неуютно хозяйничать на чужой кухне. Да и неплохо бы продолжить исследовательскую экспедицию!

Искомое нашлось с другой стороны гостиной, тоже вполне в староитальянском духе. Даже странно, что без джакузи размером с половину бассейна, Бонни ж любит… Я едва успела умыться и расчесаться здесь же найденной расческой (моя сумочка, кажется, осталась в «Бугатти», и я очень надеялась, что Мерзавка до нее не добралась), как дверь распахнулась – а я машинально обернулась и чуть не уронила расческу.

– Ты кто?

На меня с любопытством уставился парнишка лет шестнадцати, до ужаса похожий на Бонни, только чуть выше и с красными перышками в волосах. Даже одет был по той же «форме восемь, что сперли – то носим». То есть дырявые джинсы, оборванные ниже колен, растянутая красная майка с желтым факом, цепи-браслеты из отходов автопроизводства и в завершение картины маслом – три колечка в левой брови и английская булавка в ухе.

– Я – Роза, а ты кто?

– Васко. Так это ты подружка Бонни, что ли? – в его английском слышался сильный итальянский акцент, а сам он продолжал меня разглядывать, как инопланетянку какую, разве что пальцем не потыкал.

– Не-а. Я с Марса свалилась. Так и будешь загораживать дверь?

Васко усмехнулся до боли знакомой усмешечкой и посторонился.

– Роза, значит. Ты красивая.

– Ты тоже ничего. Помоги-ка отнести завтрак на террасу, Васька, – велела я, топая на кухню. Разумеется, я не обернулась, чтобы проверить выполнение команды: тут главное уверенность. Чуть усомнишься, васьки любой видовой принадлежности тут же сядут на шею. – Что вы обычно пьете на завтрак?