— Твой муж тоже здесь?

— Нет. — Она покачала головой. — Фернандо не любит французов. Он говорит, что слишком стар, чтобы научиться их штучкам, — хихикнула она.

— А ему и не надо.

— Ты уже разочаровался в наших новых правителях, сокровище мое?

— Жозеф — любезный человек и желает нам добра. Однако между теорией либерализма и практикой большая разница.

Инее поняла, что ей не удастся втянуть его в опасную дискуссию, и пожала плечами.

— По-моему, неважно, искренний ты сторонник французов или нет. Половина присутствующих поддерживают французов только из соображений целесообразности.

— Как, например, ты, дорогая? Инее засмеялась и переменила тему.

— Тебе удалось уговорить Элену приехать с тобой в Мадрид?

— Да. Она вон там, разговаривает с графиней.

— Вот и хорошо. По крайней мере нам еще минут десять не помешают.

— Ты надеешься, что в такой толпе мы сможем остаться одни? Смею я ли надеяться, что ты собираешься со мной пофлиртовать, дорогая? — Инее снова рассмеялась и игриво ударила Рафаэля по руке веером. — А как к этому отнесется твой последний кавалер? Не получу ли я нож в спину в каком-нибудь темном закоулке?

— А почему бы тебе и не подраться, чтобы заслужить мою благосклонность? — Инее и не думала отрицать, что у нее есть любовник.

Он ответил так, как она и ожидала:

— Всегда с удовольствием.

Она хотела ответить что-нибудь в том же духе, но почувствовала, что он вдруг потерял к ней интерес. Обернувшись, она посмотрела туда, куда был направлен взгляд Рафаэля.

Толпа расступилась, и по образовавшемуся проходу шла молодая девушка. На ней было простое черное платье и почти никаких украшений, но в свете люстр ее волосы сверкали, словно золотые.

— Она прекрасна, — сказала Инее. — Ты с ней знаком?

Рафаэль молча кивнул. Он надеялся встретить здесь Дезирэ, но ее появление поразило его словно удар грома. Восторг и желание, охватившие его, были столь сильны, что он чуть не задохнулся.

Очнувшись, он извинился перед Инее и пробрался сквозь толпу.

— Добрый вечер, мадемуазель.

Дезирэ мгновенно обернулась.

— Я не ожидала вас здесь встретить.

Рафаэль поднял ее руку и прикоснулся к ней губами.

— Надеюсь, это не испортит вам вечер. — Он опустил руку и отступил на шаг. — Вы пришли одна?

— Я решила, что нет необходимости в сопровождающем. Здесь я среди друзей.

— Вы чувствуете себя чужой в этой стране, — сказал он без всякого выражения.

— Это вопрос или утверждение? Впрочем, не утруждайте себя ответом. Я слышала, как меня называли француженкой, и это отнюдь не было комплиментом.

— Возможно, вы предпочитаете считать себя просто посторонней. Так проще. Это позволяет вам считать чужой страну, хотя вы и находите ее интересной.

Дезирэ прикусила губу. Как она могла забыть, какой он проницательный!

Однако ничего другого она не забыла. Он все так же высок и строен, так же невероятно мужествен. В черном камзоле и белоснежной рубашке он выглядел настоящим аристократом и был поразительно красив.

В наступившей паузе, последовавшей за его замечанием, он позволил себе получше ее разглядеть. Она немного похудела, но была все так же прелестна. Простое платье подчеркивало изящество ее фигуры, и Рафаэль вдруг ощутил прилив желания.

Но, посмотрев ей в глаза, он увидел в их бездонной глубине такую растерянность, что устыдился своего внезапного сладострастия.

Господи! Какой же он дурак! После того, что случилось с ее братом, она боялась подпасть под очарование его прекрасной, но дикой страны! Как он мог этого не понять?

— Пойдемте. Разрешите найти для вас бокал вина.

Дезирэ поняла, что Рафаэль не хотел ее обидеть. Сегодня она постарается не думать об Этьене и не позволит ненависти к испанцам испортить ей вечер.

— Пожалуйста. — Она взяла его под руку, и они направились в столовую. По дороге они то и дело останавливались, и Рафаэль представлял ее своим знакомым. Все эти высокородные испанские вельможи и их жены прекрасно говорили по-французски и с видимым удовольствием знакомились с ней. Дезирэ это удивило.

Ее поразило и то, что у Рафаэля оказалось много высокопоставленных друзей. Что он вообще здесь делает? Она могла бы поклясться, что он презирает рауты, которые дает человек, именуемый большинством испанцев королем-самозванцем.

— Вы выглядите задумчивой. Вам не весело?

— Нет, почему же! У меня давно не было такого прекрасного вечера.

— Рад слышать, что вы довольны, нимфа. Дезирэ залилась краской. Надо бы сказать ему, чтобы он перестал так ласково называть ее, но ее сердце дрогнуло от счастья. Она поняла, что он все еще о ней беспокоится, хотя при расставании она и наговорила ему кучу неприятных вещей.

Рафаэль взял два бокала, и они отошли к высокому окну.

С удовольствием подставив лицо легкому ветерку, Дезирэ глянула на звездное небо.

— Воздух такой прозрачный, что, кажется, можно дотронуться до звезд.

— Многие считают, что ночной воздух губителен для здоровья, — небрежно заметил Рафаэль, наблюдая за выражением ее лица: ее тонкий профиль интересовал его куда больше неба.

— Я этого не замечала. — Ее серьезный тон привел его в восторг. — Дома мне нравилось летом, когда тепло, гулять ночью в саду.

Как бы ему хотелось больше узнать о ее доме, о ней самой!

Ему придется воздержаться от расспросов. Всякая попытка выяснить подробности ее жизни была сейчас слишком рискованной. Она может обидеться. Или оскорбиться. Даже если она захочет все ему рассказать, ему бы не хотелось каким-нибудь неосторожным замечанием снова заставить ее страдать.

— В июне в Мадриде обычно хорошая погода. Но жара скоро станет невыносимой. Вам следует поостеречься.

— Я уже купила мантилью. Отбросив осторожность, он улыбнулся.

— Хотел бы я вас в ней увидеть.

Когда он так улыбался, ее сердце начинало просто кувыркаться в груди.

— Из этого следует, сеньор, что вы еще на некоторое время задержитесь в Мадриде, я правильно вас поняла?

— На пару недель. У меня здесь кое-какие дела.

— Значит, есть вероятность увидеть вас! — Сердце ее билось, как птичка в клетке.

— Вы разрешите нанести вам визит в вашем доме на улице Клавель?

Дезирэ замялась. Она не хотела терять его дружбы, но правильно ли продолжать видеться с ним, если и так она слишком много о нем думает?

— Я полагал, что время немного смягчило ваше неприязненное отношение к испанцам.

Собираясь с силами для ответа, Дезирэ отпила глоток вина.

— Я должна перед вами извиниться, — наконец сказала она, смело глядя ему в глаза. — Я была к вам несправедлива в Бургосе. Я не должна была говорить, что вы будто бы связаны с партизанами.

— Вы были убиты горем, нимфа.

— Благодарю вас. С вашей стороны великодушно простить меня, тем более что у вас есть все основания считать меня неблагодарной. В ответ на вашу доброту мне следовало бы благодарить вас, а не сердиться.

— Я хотел, чтобы мы остались друзьями. Я и сейчас этого хочу.

— Не уверена, что это возможно. Мы оба знаем, что рано или поздно Испания взбунтуется.

— Нам не обязательно отказываться от сочувствия.

У Дезирэ было странное ощущение, что на деле будет не так-то легко поставить патриотизм выше дружбы.

— Послушайте, — не выдержала она, — я дала себе зарок не спрашивать, почему вы оказались здесь. Но мне не верится, что вы сторонник французов. Мне казалось, вы их ненавидите.

— Я не могу себе позволить ненавидеть открыто. Я в Мадриде по делу. И если для пользы этого дела мне надо быть вежливым с вашими соотечественниками, я буду вежлив. Я не изменил своего мнения, но даю вам слово, что, пока я в городе, я не допущу насилия по отношению к французам. — Рафаэль вздохнул с облегчением, когда понял, что трудное препятствие преодолено, и быстро переменил тему. — Может, вас беспокоят слухи? — спросил он, потому что был убежден, что люди начнут трепать языком, если увидят их вместе.

— Люди все равно будут обо мне сплетничать. Это расплата за то, что я пренебрегаю условностями.

Ее положение было и впрямь уязвимо. Мало того, что она посмела пуститься в путь одна, вчера она отвергла приглашение жены одного из высоких военных чинов остановиться в их доме в качестве гостьи.

— Мне безразлично мнение тех, кто считает, что я вульгарная молодая особа, но мне следует все же соблюдать осторожность. Я не должна забывать о репутации Этьена. Это дело чести, не так ли?

— К сожалению, во время войны о чести как-то забывают. — Горечь звучала в его голосе. — Вот вы считаете, что партизаны — это дикари. Я знаю, бесполезно просить вас простить их. Но, возможно, вам будет легче понять, почему погиб ваш брат, если вы хотя бы допустите, что партизаны считают себя патриотами. Они не могут победить Наполеона в обычных сражениях. Они воюют так, как умеют. Война, как правило, грязное и опасное дело, а не захватывающее дух приключение, каким его обычно рисуют мужчины.

— Этьен говорил мне нечто подобное, но, помнится, он пытался убедить меня в том, что война — это и то и другое, что она означает и храбрость, и боль, а одного без другого не бывает.

— Пока мы не встретились, — задумчиво произнес Рафаэль, — я не верил, что серьезные вещи можно обсуждать с женщиной, какой бы умной она ни была. Вы для меня просто откровение, Дезирэ.

Ей тут же пришли в голову две вещи. Во-первых, он только что сделал ей комплимент, которого она ни от кого не слышала. Во-вторых, он назвал ее по имени, а значит, решил отказаться от формальностей.

— А я чувствую, что могу говорить с вами обо всем, — призналась она немного дрожащим голосом. — Ведь глупо, не правда ли, отказываться от удовольствия стать близкими друзьями?