Я не хочу идти на вечеринку после бала, но соглашаюсь: как-никак за это мы тоже платили. Но проходит всего полчаса, и мое душевное здоровье начинает трещать по швам.

Я уже сыта по горло:

• громкой музыкой

• вспышками света

• непрерывным движением

• постоянным шумом

• тем, что приходится перекрикивать шум

• тем, что приходится напрягать слух

• тем, что приходится говорить на «Боже мой»

• тем, что приходится переводить с «Боже мой»

Моя нервная система перегружена до предела, и мне надо удалиться на поиски мира, одиночества, неподвижности, темноты и тишины. И еще пусть все перестанут ко мне прикасаться: друзья, которые хватают меня за руку, чтобы поговорить, и люди, мимо которых мы протискиваемся в тесной толпе, и даже Стефан во время танцев. Все это ужасно выбивает из колеи.

Стефан и раньше знал, что я такая. Объяснив свои сенсорные ограничения, я даже предложила ему, чтобы с выпускного меня забрали родители: так он смог бы остаться на вечеринке. Сейчас я повторила свое предложение.

– Не, все круто. Мне тоже пора уходить, – говорит он, и следующие несколько мгновений тянутся в восхитительной тишине его машины. Я бы всю дорогу так ехала. На самом деле так и происходит, и мне даже немного грустно, когда Стефан сворачивает к нашему дому. Умиротворяющая поездка подошла к концу.

– Ну вот, – он произносит это как законченное предложение.

– Я бы пригласила тебя, но я ужасно устала и сейчас просто свалюсь без сил.

– Хорошо, но сначала я должен тебе кое-что сказать. Или даже спросить. – Он на секунду задумывается, и взгляд его огромных золотистых глаз устремляется вверх и вправо. – Или то и другое.

– Ладно, – говорю я и жду.

Он делает вдох. И выдох. Немного вздрагивает. И снова вдыхает.

– Ну… ты сказала, что ни ты, ни я… и вот я… в общем, а если бы я сказал тебе, что ты мне очень нравишься?

– Ты уже сказал. – Я улыбаюсь. Он такой милый, когда волнуется.

– Нет, я имею в виду очень нравишься, – говорит он с предельной серьезностью. – Прям очень.

Я пытаюсь быстро расшифровать – перевести – «очень» на знакомый мне язык, потому что сейчас я совсем не знаю, что это значит на языке Стефана. Очень – это сильно, весьма, в большой степени. Но к чему такая серьезность? И как раз когда я, кажется, начинаю догадываться, он говорит:

– Джози, мне кажется, я могу в тебя влюбиться.

– Правда? – в изумлении спрашиваю я. Я действительно потрясена. – Почему?

– Почему? – Он почти смеется.

– Ну да. Я не спрашиваю, почему я. Я спрашиваю, почему ты так думаешь. Что можешь влюбиться. Это подразумевает, что в меня, поэтому я спрашиваю больше про «мог бы», а не про меня.

– Ну… – Он издал смешок. – Отчасти именно поэтому. То есть ты так разговариваешь! Я никогда не знаю, чего от тебя ожидать, и это прекрасно. Хотя иногда мне нужно время, ну, чтобы понять, что ты говоришь.

– Чтобы перевести, – говорю я. – Постоянно так делаю.

– Точно. Иногда мне совсем не нужно говорить. Ты словно всегда знаешь, что сказать, когда я не знаю. Ты клевая. С тобой весело. И интересно. И ты умная. И… – Он наклоняется ко мне, тянет руку к очкам, и я вздрагиваю. – Прости, – говорит он и снимает их с меня.

– Ты же понимаешь, что я не…

Он целует меня.

– …вижу без очков.

– Тогда закрой глаза, – говорит он и снова меня целует, и на этот раз я думаю о поцелуе, о его поцелуе, его губах, его языке, его зубах (мы сталкиваемся зубами), и все это так приятно. Очень мягко и гораздо плавнее, чем я думала. Так мягко, так плавно, что вовсе не бьет по моим чувствам, как я ожидала. Наоборот, успокаивает.

В конце концов он немного отстраняется и говорит:

– А теперь было бы неплохо и тебе сказать, что ты ко мне чувствуешь.

Да, было бы неплохо, почти говорю я. Отличная мысль, и как раз вовремя.

Он ждет, и глаза его горят в предвкушении. А я размышляю.

– Ты… это… как думаешь, ты могла бы в меня влюбиться?

– Можно я подумаю? Потому что мне хочется ответить правильно.

Я говорю так серьезно, как только могу, и Стефан в ответ улыбается своей заразительной улыбкой:

– Да. То есть если бы это сказал кто-нибудь другой, я бы расстроился, но ты… Вот видишь, именно поэтому я думаю, что могу в тебя влюбиться.

И он снова меня целует. Поначалу мне нравится, но потом, должна признаться, я думаю больше о его вопросе и о том, как на него ответить, а не о его губах. Очень жаль. Я наверняка пропускаю отличный поцелуй.

Глава 12

Я просыпаюсь в 7:10 и вижу на телефоне целую гору сообщений. Примерно таких, как вот это, от Джен Ауэрбах:

Джен – мне, 12:53

Ты пропускаешь столько веселья! Позвони мне, когда получишь смс, но только после двух. Сейчас явно раньше, позвони после двух.

Я листаю смс: вот одно, которое Стефан написал, когда довез меня до дома и вернулся сам: спок ночи, Джози. Крутой был вечер. Спс.

Я улыбаюсь и пролистываю дальше.

Стью – мне, 7:03

Сара вчера меня бросила.

Я – Стью, 7:03

Стефан сказал, что может в меня влюбиться.

Стью – мне, 7:04

А ты что?

Я – Стью, 7:04

Мне нужно подумать.

Стью – мне, 7:05

Сара плакала.

Я – Стью, 7:05

А Стефан нет.

Стью – мне, 7:06

И я нет.

Я – Стью, 7:06

Мне нужно это услышать. Скажи тете Пэт, что я приду на завтрак. Встречаемся на кухне через 15 минут.

Я сижу у гранитной столешницы на кухне Вейгмейкеров и грызу тост с маслом. Кот Мозес вспрыгивает на соседний табурет – обычно там сидит Стью. Стью – ложножаворонок. Встает рано, но предпочитает никуда не ходить все утро, если есть такая возможность. Я макаю палец в нерастаявшее масло и даю Мозесу слизнуть, пока тетя Пэт не видит.

Я слышу, как Стью шлепает вниз по черной лестнице. Я быстро чешу Мозеса за ушами и сгребаю его в охапку, намереваясь безопасно переместить на пол. Но он извивается, и я теряю равновесие. Он прыгает. Мой табурет наклоняется, и я растягиваюсь у тапочек Стью в позе швейцарского армейского ножа: руки и ноги торчат в стороны под самыми разными углами.

– Доброе утро, – умудряюсь я выговорить, глядя снизу вверх и распутывая конечности.

– Впечатляет, – отвечает Стью, присаживаясь на свое место. – Даже по твоим меркам.

– Стью… Джози, – спешит мне на помощь тетя Пэт.

– Этот кот теперь и на пушечный выстрел ко мне не подойдет. – Я встаю на ноги и поправляю хвостик.

– Да я сам теперь побаиваюсь. – Стью таращится на меня в притворном ужасе.

Через пару минут мы снова на своих местах. Стью отвечает на вопросы, пережевывая и глотая хлопья. Мне это безразлично, я говорю на языке Жующего Стью.

– То есть ужин был так себе, – резюмирую я его рассказ. – А бал норм. А после бала что?

– Она пчмта взбслась.

Она почему-то взбесилась.

– Почему?

Он глотает, и я беру его за руку, чтобы он пока не зачерпывал. Да, я говорю на языке Жующего Стью, но сейчас мне бы хотелось услышать внятную речь.

Он отодвигает миску и смотрит прямо мне в глаза:

– Она сказала, что любит меня.

– А ты ей не ответил! – почти выкрикиваю я радостно, перебивая Стью.

– Ну да. Ага. Я не ответил.

– Я так и знала, – бормочу я себе под нос.

– Она убежала, и я побежал за ней, а раз мы покинули территорию, то уже не могли зайти обратно, и я повез ее домой, и она всю дорогу лила мне в уши свою желчь, перечисляла мои недостатки и, в числе прочего, сказала, что я не умею слушать, что мне наплевать на ее чувства, что я ее не люблю… Не слушала, когда я говорил, как она мне нравится, – он вздыхает. – Сказала, что я испортил лучший вечер в ее жизни.

– А ты что?

Он картинно пожимает плечами и неохотно признается:

– Я попросил у нее прощения и сказал, что, надеюсь, следующий бал пройдет для нее лучше.

– Ох, блин.

– Да, ей тоже не очень понравился мой ответ. Она заплакала.

Стью терпеть не может, когда девочки плачут. Он говорит, что ни один парень не знает, как себя вести в таких случаях, и что он всегда боится, что в итоге даст ей ключи от своей машины и пожертвует почку, лишь бы она не плакала. Говорит, что от такого общения предпочел бы воздержаться.

Я, естественно, спрашиваю его про машину и почки, и он отвечает:

– Пока что я остался законным обладателем всех трех.

– Трех? – спрашиваю я, а Стью придвигает хлопья поближе. – То есть ты предполагаешь, что третьей редкой почки у тебя нет.

– Уху, надбы пжверишь.

Ага, надо бы проверить.

– Мне он нравится, – говорю я Кейт в следующую субботу. Мы лежим на ее кровати, почти соприкасаясь головами, и смотрим на длинные изогнутые тени от фонарей и занавесок на стенах и потолке.

– Это прекрасно, Джози. А как ты думаешь, это может перерасти в любовь?

– Не знаю, – я только что рассказала ей про Стефана. – Как такое вообще можно предсказать? А тебе Джофф сначала тоже просто нравился, а потом ты поняла, что влюбилась?