– Мое чувство к Джоффу очень настоящее и очень сильное. И я знаю, как ты к нему относишься, поэтому лучше пойду.

Она уже стоит в дверях, когда я спрашиваю ее:

– То есть ты правда его любишь? Его?!

– Джози, – она вздыхает. – Мы мило поболтали, и мне нравится говорить с тобой об Итане, но ты хочешь все испортить и заводишь разговор про Джоффа, чтобы можно было его оскорблять…

– Нет, не поэтому! Это просто приятное дополнение.

– Ну вот, началось. Все, я ухожу.

Она закрывает за собой дверь, и я остаюсь в комнате одна, вся в расстроенных чувствах и в лифчике, который, что бы там ни говорила Кейт, чрезвычайно нелеп. Чтобы заполнить эти чашечки, мне придется напихать их носками, хомяками или чем-нибудь еще.

Через пару минут я собираю волосы в хвост и пытаюсь освободиться от лифчика. И тут меня осеняет. Так вот что он символизирует! И этот лифчик, и контактные линзы, и проколотые уши – все это изменения и улучшения, которые предстоят мне в будущем. Я швыряю бюстгальтер в ящик комода, закрываю его и в бессилье валюсь на кровать. Какое тупое слово.

Когда?

Глава 21

В субботу утром, когда я спускаюсь к завтраку, папа сидит за столом. Что-то поменялось. Что-то совсем, совсем неправильно. Упаковка хлопьев стоит не на той полке. Молоко – не в том углу холодильника, а миски сушатся над раковиной.

Я быстро оцениваю ситуацию. Миски. ВСЕ миски. Молоко. Хлопья. Все? Вот вообще все?

Я смотрю на отца. Он сидит за столом, по лицу расплылась маниакальная улыбка. Он наблюдает за мной с ручкой в руке, и перед ним раскрыт его новый блокнот в кожаной обложке.

– Очень смешно, – говорю я.

– Не обращай на меня внимания. Я просто наблюдаю.

Я вытираю миску и приступаю к приготовлениям, сначала убрав все на свои места. И сразу пришлось все вынимать обратно.

Спустя двадцать минут я кричу папе из туалета на нижнем этаже:

– И опять очень смешно!

Он вынул туалетную бумагу из держателя и положил на унитаз два рулона от конкурирующих производителей. Несколько секунд уходит у меня на то, чтобы пощупать бумагу и понять, какой же пользоваться. Вернувшись, я сообщаю об этом папе и добавляю:

– На работе затишье, что ли?

– Просто интересуюсь своими девочками, – он записывает что-то в блокнот. – Фиксирую твою реакцию на непредвиденные изменения в окружающей среде.

– Ненавижу непредвиденные изменения в окружающей меня среде. Мог бы просто записать это и не мучиться.

– Самостоятельно предоставленные сведения обычно неточны. А еще мне очень нравится ставить опыты.

– А для Кейт ты какой опыт задумал?

– Свадьба и так уже станет отличным экспериментом. Если бы я мог устроить ее в пробирке, то так бы и сделал.

– Если бы я проводила опыты касательно свадьбы, я бы написала в своем блокноте, что Кейт изменилась к худшему, и свернула бы лавочку ради ее же блага. Отменила свадьбу, пока никто не пострадал.

– Согласен, что Кейт сейчас не в себе, но по большей части это просто следствие стресса. После свадьбы она снова придет в норму.

– Не могу согласиться, что именно свадьба изменила Кейт и что эти изменения временны. Я заметила упадок сестричества задолго до того, как была объявлена дата, но после помолвки. Следовательно, Джофф, как единственная новая переменная в наших отношениях как сестер, является причиной ее падения.

– И как же проявился этот упадок сестричества?

– Нарушенные обещания, а также прямая и косвенная критика моей внешности, – я поднимаю три пальца один за другим. – Вчера мы отлично поболтали. Она была похожа на прежнюю Кейт, но, естественно, все поменялось, когда разговор зашел о Джоффе. Между нами словно стена выросла. Кейт, услышав его имя, просто встала и ушла. – Я вздыхаю. – Ага, и еще она делает то, что он говорит, просто потому, что это он ей сказал.

Я думаю о молчании, что длилось несколько недель, и о жесте дорожного патрульного.

– Знаешь, а ведь вполне может быть, что он хитрый манипулятор, и Кейт лишь пешка в его руках. Может, он задумал совершить какое-нибудь преступление. Зря вы с мамой так спокойны на его счет.

Папа закрывает блокнот и кладет ручку на стол.

– Что в нем тебе нравится меньше всего?

– У меня есть список из восемнадцати пунктов, в число которых входит то, как он произносит фамилию «Ренуар». А можно сделать так, чтобы он мне не подмигивал? Дикость какая-то.

– И какой пункт из списка самый важный?

– Кейт из-за него поменялась. Теперь она его невеста, а не моя сестра. Росс такого с Мэгги не проделывал.

– Кейт не стала тебе меньше сестрой просто оттого, что выходит замуж.

– Еще как стала. И, похоже, я одна это замечаю. Он встает между нами.

Мы с папой обмениваемся долгим серьезным взглядом. В его глазах я читаю, что он воспринимает мои слова всерьез. А мои, как я надеюсь, говорят ему, как я страдаю. Гораздо сильнее, чем если бы дело касалось только произношения французских фамилий.

– Ты хочешь, чтобы я поговорил с Кейт?

– Я хочу, чтобы ты отменил свадьбу. Я серьезно.

– Я не собираюсь отменять свадьбу, но применю свои профессиональные навыки, – он ставит руки в боки.

– Как?

– Постараюсь наблюдать за происходящим непредвзято. Насколько смогу.

– А если я права? Если ты увидишь, что Джофф и правда встает между мной и Кейт, что ты будешь делать?

– Наверное, поговорю с Джоффом, – подумав, отвечает он. – Очень серьезно поговорю. Обещаю тебе.

– Хорошо. Потому что если он джентльмен, то сам отменит свадьбу, чтобы восстановить гармонию в нашей семье. У нас была гармония, пока не появился он. Ты должен это признать.

– Признаю, – говорит папа.

– Спасибо, – благодарю я, чмокаю его в щеку и собираюсь уходить.

Но стоит мне повернуться, как он берет меня за руку и приглашает сесть обратно в кресло:

– Я сделаю, что смогу, Джозефина. Но и ты тоже сделай.

– А что я смогу?

– То же, что и я. Я рассчитываю, что ты понаблюдаешь за Кейт и Джоффом и постараешься быть непредвзятой, и…

– Но я…

– И, – говорит он погромче, – у тебя получится, если ты постараешься.

– Но я уже знаю, что он ей не подходит.

– Правда?

– Да, и я жду, когда вы тоже это заметите.

– Ха! – Он наклоняет голову назад, а потом возвращается к своему блокноту.

Я бреду в комнату, принюхиваясь к запаху чужих ног. «Ха» никогда, никогда не значит просто «ха». Уж точно не на языке доктора Шеридана. У него ужасно много значений, о которых надо догадываться самой. В этом, собственно, и смысл этого слова.

Если позвонить Джен Ауэрбах, то сразу услышишь ответ на еще не заданный вопрос. В моем случае она угадывает, зачем я звоню, в шестидесяти шести процентах случаев. Но сегодня она ошиблась, ответив: «Начало в шесть».

– Я не приду.

Сегодня вечером она собирает у себя всех волейболисток на ежегодную встречу команды. В прошлом году я весь вечер продремала и проснулась, когда девочки сооружали для меня шляпу из фольги. Я дождалась, пока они закончат. Мы смастерили головные уборы для всех игроков и пофотографировались в смешных позах. А еще мы обнимались, смеялись, перекрикивали громкую музыку и ели холодную пиццу. Очень утомительно.

Эмми напилась и отключилась; придя в себя, она обнаружила, что превратилась в мумию из фольги. Насколько я знаю, она распсиховалась, наорала на нас и целую неделю не разговаривала с Джен. Я-то сама к тому времени уже ушла: отправилась домой в половине одиннадцатого. Трезвая и в шляпе.

– Ну, Джооооози, – говорит Джен. – Почему нет?

Я отвечаю, что у нас опять семейный ужин, и она расспрашивает меня про свадьбу Кейт. Я сдержанно отвечаю.

А потом она говорит:

– А Стью придет?

– Нет. А что?

– Просто интересно.

– Нет, сегодня будет только наша семья и временный жених.

– А, ясно. Круто. Хорошо. Позвони мне потом.

– Договорились. Хорошего вам вечера!

А почему она спросила про Стью? Я знаю, что он все еще ей нравится. А теперь мне интересно: вдруг она знает, что ее чувство взаимно?

Вечером я прихожу на кухню, и Джофф уже тут как тут. Мэгги с Россом тоже приехали. Джофф стоит рядом с Кейт, утюжа ей спину рукой, а она распространяется о том, какого потрясающего фотографа они нашли и какие у него удачные ракурсы. И вот Джофф снова берется за свое: он мне подмигивает.

Я отворачиваюсь, чтобы он не увидел моего раздраженного взгляда, и сразу за этим закатываю глаза. Уверена, это выглядело впечатляюще. И почему родители не засняли меня на видео?

– Его фото – это произведения искусства, – сообщает Джофф родителям. – Если у вас есть хоть какой-то вкус, вы сразу их оцените. Если не поручить свадебные фотографии мастеру своего дела, то, давайте уж признаем, – он издает напыщенный смешок, – смысл делать альбом вообще пропадает. Лучше уж сэкономить и доверить это дело какой-нибудь тете или бабушке.

– Восхитительно, – говорит отец. – Восхитительно! Пойду позвоню тете Тут и попрошу ее привезти свой полароид.

– Ну, папа, – хихикает Кейт.

– Ты вообще видела, как она снимает? Тетя Тут – гений. Никто и не догадается, что она хотела сфотографировать. Вот что я называю искусством.

– Ну, тут все зависит от определений. – Он принужденно фыркает.