Парадоксально, но факт: с детства я страдаю комплексом неполноценности. Мне всегда казалось, что люди, с которыми приходилось общаться, умнее, талантливей и красивее, чем я. Однако признаться в этом даже себе – не хватало духу.

Свой тайный порок я скрывал под грубостью и хамством. Но как только на пути попадалась красавица, я терял дар речи, смущался и робел, словно кролик перед удавом. Откуда мне было знать, что женщины, надевая на себя личину неприступности, мечтают быть завоёванными. Это уж потом я осознал нашу авиационную поговорку о том, что лётчик должен быть гладко выбрит, слегка пьян и немножко нахален. И на практике убедился, что чем длиннее на девушке платье, тем легче его снимать. Да простят в моём цинизме целомудренные девчата.

Согласие Светланы на встречу весной вызвало во мне бурю эмоций. Я чувствовал себя на седьмом небе, словно фанат – кладоискатель, нашедший, наконец, свои сокровища. Жаль только, что поделиться этой тайной было не с кем. Боясь быть обворованным, я её тщательно скрывал.

Приближались новогодние праздники. По команде замполита полка каждая эскадрилья должна была приготовить концерт художественной самодеятельности. За дело взялись и наши энтузиасты во главе с секретарём комсомольской организации Володькой Воробьёвым. Сам он прилично играл на гитаре, имел хорошо поставленный голос и пел задушевные песни на стихи Есенина.

Я вспомнил увлечения детства и предложил свои услуги по части художественного чтения. Вовка чуть не захлебнулся от восторга: желающих выступать со сцены катастрофически не хватало.

В поисках подходящего материала я перерыл всю полковую библиотеку и нашёл несколько репертуарных сборников для солдатской самодеятельности десятилетней давности. «В самый раз, – подумал я. – Нет ничего новее, чем древний, всеми забытый юмор».

В те времена блистал своим талантом Сергей Михалков, соавтор Гимна Советского Союза. Его басни воспринимались населением, как дерзкий вызов существующему беспорядку. Так, по крайней мере, казалось. На нём я и остановился, выбрав басню «Заяц во хмелю».

Воробьёв прослушал меня на репетиции и порекомендовал выучить ещё одну, «на бис».

– У тебя славно получается, – заверил он. – Мимики только многовато.

Навечно выучив текст, я стал репетировать, стоя в Ленинской комнате перед зеркалом. Следил за поведением тела во время чтения, особенно рук.

Вначале обезьяньи ужимки мне понравились, но вскоре понял, что со стороны выгляжу нелепо и глупо. Подобное исполнение, наверное, имело бы успех разве что в зоопарке перед приматами.

Конечно, образы персонажей должны были выглядеть рельефно, но правдиво, без излишнего гротеска. В конце концов, Вовка, прослушав меня в сотый раз, удовлетворённо кивнул головой:

– Ну вот, подходяще. Теперь понятно, кому вести программу.

На мои активные протесты новоиспечённый худрук возразил:

– Ты посмотри на себя внимательно: длинный, как Тарапунька, глупый, как чёрный клоун, и звонкий, как медная труба!

Не скажу, чтобы концерт удался на славу, однако непритязательная публика, изголодавшаяся по зрелищам, каждое выступление провожала бурными аплодисментами. Чуть поддатые по случаю Нового года, мы особенно старались блеснуть мастерством перед сидящими в зале девушками, приглашёнными на вечер. Я как мог, развлекал зрителей, заполняя паузы между номерами шутками, анекдотами и репризами.

После концерта официальные лица удалились на банкет, и молодёжь стала полноправной хозяйкой клубного зала.

Полковой оркестр без устали наигрывал современные мелодии, и мы вдохновенно и лихо кружились в вальсах с прекрасными и притягательными девушками. Густой, как сметана, воздух был пропитан дружелюбием, парфюмерией и любовью.

На «Риориту» я пригласил высокую и стройную, как тополёк, и грациозную, как газель, нашу официантку Зоечку. Безупречно сложенная, лёгкая и послушная в танце, она мило улыбалась, бросая на меня осторожные рысьи взгляды, и будто невзначай прижималась ко мне высокой грудью на резких поворотах. Эти её невинные уловки были так волнительны и призывны! Если бы не рыжая причёска и природные веснушки, если бы не длинный, как у аиста, нос с горбинкой и не тонкие губы, – быть бы мне в тенетах страстной любви. В этом плане парень я сговорчивый. Однако для меня первостепенным мерилом красоты являлось лицо. Расхожее мнение о том, что девушки оценивают кавалеров сверху вниз, а парни – снизу вверх я не разделял. Однако я обнимал за талию женщину, и её близость, запах, зовущий блеск каштановых глаз чрезвычайно возбуждали.

– Спасибо, Зоенька. Вы прекрасно танцуете, – проворковал я, подхватывая её под руку. – Куда изволите доставить? Где ваш поклонник?

– Ах, – скривила она ротик в ироничной улыбке, – какие нынче поклонники. Ухажёры – и те перевелись.

– Да что они – ослепли, не видеть такой красоты! Куда подевались мужчины из этого города? – притворно возмутился я, прижал её локоток и осторожно сжал запястье. – Позвольте, в таком случае, взять над вами шефство.

– Так сразу?

– Ну почему же… Мы с вами целых два месяца знакомы. Наверное, не так близко, но при желании этот недостаток можно исправить.

Зойкины веснушки заискрились, как звёзды в безлунную ночь. Ей, конечно, хотелось, но она осторожничала, а может быть и не желала марать новыми сомнительными отношениями своих искренних чувств к неизвестному возлюбленному. Такой, конечно, непременно у неё был.

К восемнадцати годам все мы становимся заложниками первой любви. А влюблённая девушка, что лошадь в шорах – никого, кроме своего кумира, вокруг не видит. И вы, пацаны, намотайте это себе на ус…

– Вот даже как, – ответила Зоя на мою двусмысленную тираду. – Давайте – ка отложим обсуждение этой темы «на потом».

– Не возражаю, – согласился я, отметив про себя, что отказа не получил, и, следовательно, в этом вопросе имею определённые позитивные перспективы.

Оркестр удалился на отдых, и местная комсомолия организовала новогодние аттракционы. Скакали в мешках, поедали на скорость яблоки, выуживали рыбу из аквариума.

– Минуточку, – сказал я своей партнёрше по танцам и тоже включился в игру.

Мне завязали глаза, сунули в руку ножницы и трижды провернули вокруг своей оси. Задача заключалась в том, чтобы срезать с натянутого шпагата какой-либо из призов, висящих на нитке. Мне или повезло, или затейник нарочно наложил повязку так, чтобы оставалась крохотная щелочка. Этого было достаточно, чтобы контролировать ситуацию. Поэтому прежде, чем срезать приз, я, демонстрируя полную слепоту, несколько раз покушался на носы и уши окружившей аттракцион живой стены. Толпа шарахалась, восторженно хохотала и наперебой давала советы.

Я выбрал самый большой приз и преподнёс добычу Зое. Девушка здесь же, слой за слоем, стала распаковывать подарок и к всеобщему ликованию показала соску-пустышку. Ничуть не смущаясь, она тут же сунула её в мой приоткрытый рот и весело сказала:

– Вам она – ну очень к лицу!

Вечер подходил к концу. Остались позади взаимные поздравления и пожелания по случаю Нового года, признания в вечной любви и дружбе, готовность к продолжению начатого диалога. Наступила пора расставаний. Перед тем, как отправиться в клуб, капитан Евсеев строго-настрого предупредил, чтобы через два часа после полуночи весь личный состав был в казарме, «как штык», и чтобы «без антимоний и выкрутасов», иначе… Обещались серьёзные кары.

За полчаса до «развода» до смерти уставшие ребята из оркестра собрали свои инструменты, и ушли с насиженных мест. Зал опустел, и только по углам отдельные парочки, торопясь, выясняли свои отношения.

Я проводил Зою до проходной, мы остановились и посмотрели друг на друга. Тусклый свет одинокой лампочки, сиротливо висевшей над контрольно-пропускным пунктом, матовый отблеск прозревшей луны и синие полутени на снегу сглаживали остроносое, скуластое лицо девчонки и делали его привлекательным. Самое время поцеловать, а вдруг обидится? Невзрачные девушки заметно капризнее красоток. В чём здесь секрет, понять трудно, но я полагаю, что это естественная защита от возможной бестактности. Гордость – вот оселок, на котором оттачивается девичья неприступность. Гордость, самолюбие и страх.

– Славно провели время, – заглянул я в Зойкины мерцающие глаза, решив не торопить события. – К сожалению, мне пора. Могу я рассчитывать и впредь на благорасположение?

– Посмотрим на ваше поведение, – игриво ответила она, освобождая руки из моих цепких лап.

– Лида, – окликнула она проходящую подругу, – подожди, я – с тобой. Ну, пока (это уже мне).

Девушка повернулась, и новогодний снежок прощально, как на скрипке, запел под её ногами.

…Кажется, я полностью вписался в учебный процесс, потому что у меня появилось свободное время. Кроме того, которое отводится по распорядку дня. Надо сказать, что оно меня не обрадовало. Хуже нет – искать пятый угол в казарме.

Нежданно для всех полк заразился игрой в шашки. Доски можно было встретить в самых неожиданных местах, даже в туалете. Моим постоянным противником выступал Володька Дружков. Самолюбивый и вспыльчивый, нахрапистый и задиристый, он весь светился, когда выигрывал, но в последнее время ему фатально не везло. Зато в баскетболе Вовка был на порядок выше. Когда мы выходили на площадку один на один, он работал со мной, как кошка с мышью.

– Как это у тебя получается? – постоянно задавал я ему банальный вопрос, и он, довольный собой, снисходительно бросал:

– Это тебе не шашки, здесь соображать надо.

Гена Буряк со второго звена, плотный, приземистый, похожий на гриб-боровик курсант, работал «с железом». Как-то и меня затащил в спортзал потаскать штангу. Но и с этим снарядом мы не поладили. Максимум, чего я достиг через два месяца тренировок, – толкнул восьмидесятикилограммовый вес. «Блины» на грифе расхохотались, насмешливо звякнули, и я навсегда распрощался с лошадиным спортом.

Зато с удовольствием подружился с лопингом. Кто не знает, так это обыкновенные качели, чем-то напоминающие аттракцион «лодки» в любом парке культуры и отдыха. Мне было лет пятнадцать, когда вместе с Витькой Черепановым на этой лодке мы сделали полный оборот к восторгу зевак и чуть было не угодили в милицейский участок за хулиганство.