Вари Макфарлейн - Любовь как сон

– Сомневаюсь, что он сразу разлюбит жену, если я ему скажу, – заметила Анна.

Она вспомнила разговор про Еву в кабинке колеса обозрения. Джеймс тогда говорил так уклончиво. В то время Анна полагала, что попросту видит перед собой тщеславного мужчину, который не желает признавать силу собственных чувств, на тот случай, если жена не вернется. Теперь у Анны были все основания полагать, что Джеймс искренне сомневался…

В такие минуты ей очень хотелось, чтобы жизнь походила на компьютерные игры, с возможностью выбрать опцию, получить пулю за глупость, потом перезагрузиться и попробовать другой вариант.

– И вообще, ничего бы не получилось, – сказала Анна голосом человека, который делает вид, что покорился неизбежному. – Вы все его терпеть не могли.

– Нам не нравилось то, что он сделал в прошлом, – признала Мишель, вороша кубики льда соломинкой, – но к моменту девичника я уже относилась к Джеймсу по-другому. Он помирился с тобой. И он такой забавный. Я не возражала бы против Джеймса в качестве твоего спутника жизни…

Эгги кивнула.

– Сначала я страшно злилась, что он не извинился, но, когда он приехал за мной в «Зеттер», было видно, что ему очень-очень стыдно. Если теперь Джеймс тебя уважает, это самое главное. – Анна сама не знала, радоваться или нет. – Он совершил чудовищную ошибку. Вы предназначены друг для друга, – продолжала Эгги. – У вас даже цвет волос одинаковый. А у Евы на «Фейсбуке» полно селфи, сделанных в ванной. Она любит только себя. Не знаю, что Джеймс в ней нашел.

– Например, потрясающую внешность, – сказала Анна.

– Если Джеймс предпочтет Еву, значит, он недостоин тебя, – строго подытожила сестра. – Тот, кто тебя достоин, ни за что не выбрал бы ее.

Анна улыбнулась.

– Спасибо. Но я понимаю, каким образом можно быть достойным меня, а выбрать Еву. Они женаты, у них общий дом, общее прошлое… и общий кот. Моя битва была проиграна заранее. Перевес на ее стороне.

Все вежливо закивали, не рискнув подвергнуть сомнениям объединяющую роль кота.

– А вы знаете, что мне напомнила история со стихотворением в «Фейсбуке»? – спросила Анна.

– Что идиоты туда слетаются, как мухи на мед? – уточнила Мишель.

– Нет. Что ни с кем нельзя порвать окончательно. Мы живем в эпоху цифрового бессмертия. Если на меня вдруг накатит слабость, я пойду и посмотрю, чем занят Джеймс. Сначала его фотография в профиле сменится на эхограмму, потом будет снимок с ребенком, потом с двумя… В наше время за человеком можно следить буквально круглосуточно. «Джеймс-младший на горшке, бу-га-га!»

– Тебе не понравится, – сказала Мишель.

Эгги вздохнула.

– В фильме герой бросился бы в аэропорт, чтобы признаться тебе в любви, пока самолет не взлетел.

– Глупо, Агата, – сказала Мишель. – По-моему, поездка в аэропорт – это самый дурацкий выверт сюжета. Большинство людей сразу проходят паспортный контроль, чтобы успеть в дьюти-фри. Влюбленный, который покупает билет только ради пафосной речи?.. Ох, сомневаюсь.

– Да уж…

Анна задумалась: а вдруг Дэниел прав и стоило рассказать Джеймсу о своих чувствах? Она была на девяносто девять процентов уверена, что этот порыв был обречен на провал. Но одного оставшегося процента хватило, чтобы побудить ее к действиям.

Под звуки дружеской болтовни Анна открыла почту. Чувствуя себя в преддверии невероятно сложного шага, она начала писать.

Дорогой Джеймс!

Я в Италии и наслаждаюсь вином и пастой. Вино играет особенно важную роль в плане того, что я собираюсь написать. Я думаю только об одном: как ты здорово придумал насчет этой свадьбы. Скажу еще короче: я думаю только о тебе. Очень жаль, что мы больше не можем оставаться друзьями, но я все равно желаю тебе только самого лучшего. Я никогда не пожалею о том, что ты вернулся в мою жизнь и изменил ее навсегда – к лучшему. Ты не виноват в том, что я внезапно, необъяснимо и очень основательно влюбилась в тебя. Честное слово, ты не виноват, потому что большую часть времени был со мной груб. Наверное, это все любовные романы виноваты. Помнишь, как ты их высмеивал? Береги себя. И Лютера. И вспоминай меня с нежностью, как я буду вспоминать тебя.

Анна.

Не наговорила ли она лишнего? Трудно было судить – под действием спиртного, расстояния и эмоций. К черту. Анна и так уже знала, что отошлет письмо. Она нажала «отправить» и поежилась. Убедившись, что послание ушло, Анна вздохнула.

Компания вышла из ресторана и залезла в автобус. Пока тот неторопливо поднимался на гору, в Баргу, Анна успела семнадцать раз проверить входящие.

– Все нормально? – спросила Мишель, перекрикивая Эгги, которая подпевала Келли Кларксон.

Анна объяснила, что именно она сделала.

– Я знаю, ты не перестанешь о нем жалеть, но, если Джеймс предпочел ту ледяную хичкоковскую блондинку, он и правда тебе не пара.

До конца пути они ехали прижавшись друг к другу.

Дэниел на заднем сиденье болтал с какой-то девицей, которая объясняла ему, что такое френдзона. Анна улыбнулась. Ей было грустно, но в то же время радостно. Она сделала все, что могла. Будь что будет.

Включив свет в своем номере, в небогатой, но уютной гостинице, она окончательно смирилась с тем, что Джеймс, скорее всего, получил письмо и, вероятно, не собирался отвечать. Анна с легкостью представляла, как Джеймс его читает – далеко-далеко отсюда, обнявшись на кушетке с Евой, похожей на кошку… а рядом сидит Лютер. «Кто это?» – спрашивает Ева. «Да так, никто».

За окнами сгустилась тьма, и в комнате тоже царил черный бархатный мрак. Невозможно было разглядеть пальцы на вытянутой руке. Но Анна видела лицо Джеймса так отчетливо, словно он стоял прямо перед ней.

Когда она уже засыпала, пришло сообщение. Анна подскочила и зашарила вокруг в поисках телефона. Экран светился жутковатым светом. «Пожалуйста, скажи что-нибудь приятное. Помоги удержаться, пока я сама не собралась с силами».

Она схватила мобильник и открыла почту.

Анна! Давненько мы не общались! Я вижу, на любовном фронте у тебя затишье. Как насчет второй попытки зажечь эту трудноуловимую «искорку»? ☺ Нейл.

Анна боялась, что в день свадьбы Эгги совсем закрутится и будет невыносима. Но когда этот день наступил, сестра обрела царственное спокойствие и невозмутимость. Как будто теперь, когда ее мечты вот-вот должны были исполниться, она могла расслабиться, как знатная римлянка в носилках. Утром Эгги сидела, попивая персиковый беллини, в самой большой гостиничной спальне; парикмахер вплетала маленькие жемчужины на тонкой леске в ее высокую прическу, а платье свисало с дверцы огромного гардероба розового дерева. Мать, осмотрев свадебный наряд сантиметр за сантиметром, удостоверилась, что он ничуть не пострадал от обращения грубых сотрудников аэропорта. Удовлетворившись, Джуди взяла обязанность быть невыносимой на себя – то есть суетилась, кудахтала, цокала языком и взвизгивала все утро напролет.

К полудню Анна не выдержала и сказала несколько укоризненных, хотя и мягких, слов касательно того, что не стоит лишний раз взвинчивать Эгги нервы. Джуди ответила:

– А вдруг это мой единственный шанс выдать дочку замуж!

Анна заметила, что, слава богу, она не настолько задалась целью надеть белое платье, иначе могла бы и обидеться, но Джуди уже принялась болтать о чем-то другом.

Подружка невесты собралась гораздо раньше назначенного часа: платье надето, прическа и макияж в порядке, к волосам сбоку приколота большая белая шелковая роза. В таком виде Анна сидела и спокойно читала книжку про средневековую Италию.

– Аурелиана, как ты можешь читать в день свадьбы твоей сестры? – воззвала мать.

– Ей пока что всего лишь делают прическу. Во время церемонии я читать не буду.

Джуди в ужасе зацокала языком. Анна подошла к окну и открыла створки. Вид был великолепный. Городок находился так высоко, что низко висящие облака окутывали холмы дымчатой морозной пеленой. Светило слабое зимнее солнце, и пахло землей и травой.

У Анны всегда поднималось настроение в кругу любимых людей, друзей и родных. Когда Эгги наконец «расфуфырили», как выразился бы отец, она встала, одной рукой придерживая юбку. По спине струилась кружевная вуаль.

– Нравится?

– Прекрасно! – ответила Анна и с удивлением почувствовала, что по лицу катится слеза. Младшая сестренка, с которой она когда-то дралась за пульт от телевизора, превратилась в черноволосую красавицу, окутанную снежно-белым тюлем.

Джуди, в ярко-зеленом платье свободного покроя, рухнула на постель и извела целую пачку бумажных платочков, вытирая слезы. Она неохотно вышла, только когда Анна деликатно намекнула, что теперь, раз уж Эгги окончательно одета, мать невесты больше нужна гостям.

– Ну что, готова? – спросила Анна, как только сестры остались одни.

Глаза Эгги с накладными ресницами широко раскрылись.

– Ну надо же! Я выхожу замуж!

– Да, – подтвердила Анна. – За Криса. И я люблю его почти так же, как ты. Ты молодчина, Эгги.

– Ох, Анна! – воскликнула та и обняла ее. – Ты лучшая сестра на свете! Ты обязательно найдешь человека, который будет обожать тебя, как мы все! Это уж точно. Я обещаю. Однажды так и будет.

– Да, было бы неплохо, но, честное слово, я обойдусь. И твоей свадьбе я радуюсь не меньше, чем радовалась бы своей. Может быть, даже больше. Здесь есть все, что мне нужно. А главное – ты.

– Ох… ты такая хорошая… – Эгги явно собиралась заплакать. – Иногда я вспоминаю, как я… как мы чуть не потеряли тебя…

– Нет, не вспоминай! Эгги, пожалуйста.

Они поплакали, уткнувшись друг другу в плечо и размазав тушь на ресницах, но вовремя спохватились, что их макияжу грозит гибель.

– Не надо плакать! – хрипло проговорила Анна. – Мама убьет нас, если тушь потечет.

Обе запрыгали, хлопая себя по щекам, чтобы остановить слезы.

– Думай о чем-нибудь приятном! – велела старшая сестра. – Кстати, выпей. Только не размажь помаду.