Тевтонец посмотрел на свои руки ― бедра и живот у него тоже были перепачканы доказательством невинности Радмилы. Казалось, он получил желанную разрядку, испытал большое удовольствие, о котором мечтал все эти дни, но все произошло как-то не так. Где-то затаилась холодная тягучая тоска. Она постепенно разливалась по всему телу, заполняя собою и грудь, и сердце, и Ульрих понял, что это глубокое сожаление. Почему оно так тяготит, он так и не мог себе объяснить. Потом понял — это чувство вины. Радмила оказалась девственницей, а он решил, что она изменяет ему с этим боярином. Да и почему изменяет? В конце концов, она ведь ничего ему не должна. Наоборот, это он ее должник.

Мужчина долго и тщательно отмывался. Как — то не очень хорошо получилось с соблазнением девицы. Вроде и не назовешь это насилием — она и сама трепетала, Ульрих это чувствовал, но все же он навалился на нее как дикий зверь. Сказались долгие недели воздержания, да и разрядился он слишком быстро. Скорее всего, девушка испытала только боль и горькое разочарование от своего первого опыта любви с мужчиной. Ульрих даже не знал, что и думать… может, он был слишком груб? Почему она отвернулась и замолчала?

— А почему ты сам ничего ей не сказал? — спросил его внутренний голос.

А что я должен был сказать?

― Ну, что обычно говорят в таких случаях! — возмутился кто-то внутри.

Что обычно говорят в таких случаях, Ульрих не знал и мысленно промолчал. Его горло словно сдавил сильнейший спазм. Но все же мужчина взял себя в руки и пошел к дому. Дверь оказалась распахнутой, и в душе рыцаря шевельнулась тревога.

Он быстро вбежал в избу и увидел, что Радмилы нет. Около кровати на полу печальным холмиком валялось изорванное платье. Мужчина кинулся искать по всему дому, ― девушки нигде не было. Взволнованно заржал Лотарь, и тевтонец побежал на конюшню. Так и есть! Ни Радмилы, ни ее Голубы!

Нескольких секунд хватило рыцарю, чтобы накинуть седло и вскочить на жеребца. Лес встретил его тревожным шумом высоких крон и порывами свежего ветерка вперемешку с редким моросящим дождем.

— Сейчас я догоню ее, — подумал Ульрих, но, проскакав с сотню саженей, притормозил коня.

Крестоносец прислушался. Где-то далеко перекликались птицы, шумела листва под порывами ветра, но никаких других звуков он не услышал. Куда ехать? Где искать? Немец в сердцах дернул поводья, Лотарь оглянулся на него и медленно побрел по мягкой траве.

— Как мне быть? — размышлял расстроенный тевтонец, — я уже не могу без нее. Даже сам не думал, что так затянет эта простая девчонка! Жениться? Но я же обещал принять обет. Придется покинуть орден. К тому же она не благородной крови, и никакого приданого за ней не будет…. Может, хватит и того, что и ему не досталось никакого наследства. Не жить же в этой нищей избе в лесу! Нет, жениться надо разумно. А как жить без нее?

Ульрих прислушался. Вдалеке послышался треск веток падающего дерева, и сердце его дрогнуло. Мужчина натянул поводья, и жеребец послушно пошел рысью, уклоняясь от ветвистых стволов. Но и целый час поисков не дал ничего. Лес становился только гуще и непролазней. Впереди он уже потемнел и ощерился колючим стлаником на чужеземца.

— И бросить ее не могу, — продолжал размышлять рыцарь, — запала в сердце. Как представлю, что надо уезжать — все сжимается внутри. Хорошо хоть, что с этим русаком у нее ничего не было.

Ульрих довольно улыбнулся. Ему было приятно, что Радмила оказалась девственницей. Но сразу же стало жаль ее, и глаза тевтонца опустились вниз.

Как она останется одна в этой избе?

— А что, разве надолго она здесь останется? — опять съехидничал каверзный голос, и тугой комок подкатил к горлу рыцаря.

— Она действительно одна не останется, — подумал он, — этот красавчик боярин быстро приберет мою лесную фею к своим рукам…

Ульрих представил, как Юрий обнимает Радмилу, как она сначала сопротивляется, а потом стонет в его объятьях от острого наслаждения, которого он сам не смог ей доставить. Теперь уже она стала женщиной, и у нее появятся потребности в мужчине. Раскроются новые яркие чувства. Ульрих знал это. И она, конечно, не будет жить одна в лесу, слишком она красива и чувственна.

От таких мыслей крестоносец совсем расстроился, соскочил с коня и опустился на траву. Мужчина присел на корточки и обхватил гудящую голову руками. Лес безразлично шумел, не обращая внимания на его страдания, а Лотарь недоуменно поглядывал на своего хозяина, забыв даже про соблазнительную траву. Потом тихонько заржал.

Удивленный Ульрих посмотрел на него, и увидел, что конь побрел куда-то в сторону. Странно, жеребец никогда не бросал своего хозяина, особенно в трудные минуты, а теперь вдруг куда-то направился. И вдруг его осенило. Надежда всколыхнула душу рыцаря, он потихоньку поднялся и последовал за жеребцом. Лотарь как будто понял мысли хозяина и пошел быстрее.

— Ладно, парень, постой, — пробормотал Ульрих, и тот покорно позволил забраться себе на спину.

Теперь крестоносец не управлял конем, а, отпустив поводья, позволил ему бежать, куда он вздумает. И Лотарь, потягивая воздух возбужденными ноздрями, перебирал копытами все веселей и веселей.

— Как же я сразу не догадался, — Ульрих похлопал жеребца по мускулистой шее, — у тебя же тоже есть зазноба, Голуба-красавица! И твое сердце, паренек, разбито на этой Руси.

Скоро лес стал редеть. Где-то блеснула между стволами серебристая рябь воды, и потемневшая от дождя дорожка вывела на крутой обрывистый берег. В лицо рыцарю ударил разгулявшийся ветер. Он осмотрелся, ― серая поверхность большого озера простиралась до самого горизонта.

— Где-то здесь, под этими волнами лежат мои братья, — с грустью вспомнил крестоносец.

Лотарь тем временем отыскал потаенную тропку среди гигантских лопухов и стал спускаться вниз, к воде, заставив своего хозяина вцепиться ему в гриву. Впереди послышалось нежно-любовное ржание…

Тоненькая фигурка примостилась на крутобоком мшистом камне, наполовину скрытом в воде. Радмила задумалась и не заметила, как подъехал ее любовник. Ее узкая рука уперлась в холодную поверхность валуна, а другой она смахивала набегавшие слезы. Она вздрогнула и подняла на Ульриха огромные синие глаза, когда он опустился на колени, прямо в воду, возле ее промокшего подола.

— Не плачь, дорогая, — прошептал он, — не надо. Прости меня!

— А я и не плачу, — прошептала беглянка, смахивая слезу, — это просто дождь пошел. Чего это мне плакать?

— А почему ты убежала?

— Просто прогуляться захотелось, — Радмила отвернулась и высвободила холодную ладонь из настойчивой руки Ульриха, — здесь мое любимое место. Я сюда часто прихожу.

— Здесь ты и меня нашла, — пробормотал тевтонец, — я узнаю эти камни, хотя они тогда были занесены снегом.

— Не здесь…. лучше у Лотаря спроси, куда он тебя в лес затащил. Нашла на свою голову…

— Почему на свою голову, я ведь люблю тебя!

Радмила вдруг повернулась к рыцарю и завороженно посмотрела в жесткое красивое лицо, но в следующее мгновение резко оттолкнула его и отвернулась.

— Что мне с любви твоей, рыцарь? Одно горе, — прошептала она.

— Мы будем вместе, дорогая!

Девушка испытующе посмотрела на Ульриха и глаза ее опять наполнились слезами.

— Этот боярин правильно сказал, — наконец пробормотала она, — ты уедешь домой, а я останусь здесь. Не нужно было делать этого, Ульрих.

— Говорю тебе, что заберу с собой, — он со стыдом вспомнил, в качестве кого он планировал забрать красавицу-язычницу. Раньше он сам возмущался, когда его подчиненные вступали в долгосрочные отношения с эстонками.

— И кем же? — скептически улыбнулась сквозь слезы Радмила, — возьмешь наложницей или содержанкой? А потом бросишь! Да и нельзя тебе, сам говорил!

Ульрих обнял девушку с такой силой, что что-то хрустнуло у нее в хрупкой спине.

— Я никогда тебя не брошу.

Радмила мягко освободилась из его крепких объятий и, поднявшись с камня, ступила прямо в воду.

— Нет, милый, это мне решать, — девушка наклонилась и, взяв пригоршню воды, смочила пересохшие губы, — чем на чужбину ехать, на птичьих правах, лучше я дома останусь….жила до тебя, проживу в своем доме как-нибудь и сейчас! ― Радмила, не оборачиваясь, вышла на песчаный берег и взялась за стремя Голубы.

— Или к этому волоките-боярину пойду в экономки, все же на родине… если совсем невмоготу будет…

— Нет! — заорал Ульрих и метнулся к девушке. Тевтонец подхватил легкое тело на руки и прижал к своей крепкой груди.

— Я люблю тебя, поверь же ты мне, наконец! Не отдам тебя никому, ни за что не отдам! И пойду на все, даже из Ордена уйду, чтобы видеть тебя счастливой! Я пока не знаю, как это сделать, но ты не должна сомневаться в моей любви!

― Я не хочу, чтобы ты потом пожалел о своем поспешном обещании. Ты должен все хорошенько обдумать и лишь тогда принять решение. Но все я равно рада твоим словам. Потому что я тоже люблю тебя… но мне все равно, беден ты или богат, знатен или нет… мне нужен только ты, а не твои деньги или звания. Но портить тебе жизнь не хочу, не пропаду и без тебя, если ты и уедешь, ― благородная девушка в эту минуту была так прекрасна, что Ульрих не выдержал и бросился жарко целовать ее. Радмила вся промокла и сильно дрожала, то ли от сильных чувств, то ли от холода. Он закутал девушку в свой плащ и усадил на холку своему жеребцу, потом и сам устроился рядом, как будто боясь, что опять ее потеряет.

Лотарь неспешно брел по лесной дорожке, ведущей к дому Радмилы. Взволнованная Голуба бежала рядом с жеребцом, все время норовя ткнуть мордой в ногу девушки. Кобылица тревожно заглядывала в глаза тевтонцу. Даже животное опасалось, что он обидит ее хозяйку. Ульрих не торопил жеребца. Да и куда было торопиться, ведь обнимать друг друга можно было и сидя на его широкой спине. Радмила обвила руками крепкую шею мужчины. Он, придерживая одной рукой и девушку, и поводья, страстно целовал ее, другой же, запустив в распахнутый ворот рубашки, гладил и мял упругую девичью грудь. Рыцарю было приятно прижимать девушку к себе, ощущать ее тепло, запах нежной кожи, аромат волос.