Александр Прозоров - Любовь литовской княжны

– Но никому обо мне не признался! – всхлипнула девушка. – И не зовет!

– Правильно не признался, Софьюшка. Не глуп твой суженый, вот и промолчал. Разве ты не читала, как отец его разозлился, когда про Киприана услышал? – наклонился к лицу девушки отец. – Наш святитель личность известная. Кабы Василий твой признался, что это он вас обвенчал, Дмитрий Иванович сразу бы интриги митрополита в сем браке усмотрел! С большим бы подозрением отнесся и разрушить бы попытался. И я его понимаю, сам бы так же поступил! Киприан наш прохиндей еще тот… Посему мудрее будет выждать, дабы известие о нем подзабылось, а опосля отдельно о венчании признаться, о Киприане никак не поминая. Любый твой о сем и пишет. Так что и ты не поминай про Киприана, коли кто спросит, дабы рассказы ваши потом одинаковыми оказались.

– Да? – всхлипнула Софья. – Кому, когда?! Василий меня к себе не зовет!!! Здесь мне свой век куковать придется, в четырех стенах!

– Так уж и весь век, – улыбнулся князь Витовт, гладя ее по голове. – Не беспокойся, еще позовет. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Для такого известия для родителей надобно момент удачный выбрать. Ну, он тебе сам же о сем и пишет!

– И что мне ему отвечать? – шмыгнула носом девушка. – Чтобы до седых волос моих случай удачный для признания выбирал?

– Обожди недельку с ответом, – вскинув палец, посоветовал ей отец. – Дабы мысли улеглись. А то ляпнешь сгоряча лишнего… Когда за грамоту возьмешься, обязательно упомяни, что Ягайло лютует в Литве по-прежнему и что тебе покидать меня опасно. Напиши, дорога покамест ненадежна, меня можешь выдать.

– Я могу отправиться морем, батюшка! – вскинулась княжна. – Весна ведь, март! Лед вот-вот сойдет! По реке к морю и через Новгород! Королю меня на сем пути не заметить, не поймать!

– Милая, милая моя девочка… – покачал головой князь Витовт. – Нешто ты письма вовсе не читала? Или приглашения не нашла и все прочее тоже не заметила?

– Ты о чем, отец?

– Твой красавчик написал, доченька моя, что великий князь недужит сильно, плохо ходит, тяжко дышит и беспокоить его лишний раз боязно.

– Мы-то тут при чем?!

– Софья!!! – повысил голос хозяин Тракайского замка. – Нельзя жить одним днем! Думать надобно о будущем, на годы вперед, о судьбе своей беспокоиться будущей!

– О чем, отец?! – выкрикнула девушка. – Чего еще ты от нас с Васенькой хочешь?!

– Вспомни о том, кто твоя бабушка! – так же громко ответил князь Витовт. – Вспомни о том, чья кровь течет в твоих жилах! Али ты думаешь, для московских людей сие останется великой тайной? Боже упаси, Софьюшка, коли ты приедешь к Василию и после этого что-то случится с его отцом! Будешь рада, если тебя после этого просто изгонят, в дегте хорошенько вымазав! Ибо виноватой во всем тут же окажешься ты! И даже муж великий князь тебя от общей людской ненависти не спасет. Сживут!

Софья всхлипнула еще раз, но теперь промолчала.

– Лучше потерпеть несколько месяцев или даже год, но спасти свое будущее, – понизил голос Трокский князь. – Пусть Дмитрий Иванович исцелится. Или… Или… – многозначительно повторился Витовт и предупреждающе покачал пальцем: – Но тебя в сей час там даже близко быть не должно!

Девушка сглотнула.

– Выжди недельку, – повторил свой совет князь Витовт. – А потом напиши все, чего токмо душенька твоя попросит. Но не забудь упомянуть про Ягайло и здоровьем великого князя Московского тоже сильно побеспокойся. – Мужчина вздохнул. – Конечно, лучше бы всего ему окрепнуть. Так в письме Василию Дмитриевичу и пожелай.

* * *

Великий князь Дмитрий Иванович чужих писем не читал – но явственно ощущал неизбежное и постоянно держал сына при себе, помогая Василию вникать в державные дела, рассказывая об уговорах и клятвах, о друзьях и соперниках, о доходах и тратах. Неделя проходила так за неделей, месяц тянулся за месяцем. Коли смотреть каждый день – никаких изменений в московском властителе не замечалось, и многие бояре даже утверждали, что великий князь пошел на поправку. Однако к концу лета государь уже вовсе не мог ходить без помощи холопов, к зиме же для него были изготовлены носилки с креслом.

Увы, но очень скоро Дмитрий Иванович стал задыхаться даже в них, оставаясь в сознании только лежа в постели.

К весне великий князь вовсе перестал просыпаться и девятнадцатого мая тысяча триста восемьдесят девятого года вздохнул в свой последний раз.

1 июля 1389 годаМосква, Кремль, Великокняжеский дворец

В сей теплый вечер, сидя с матушкой перед распахнутым окном, свою первую игру в нарды великий князь Василий Дмитриевич сумел закончить победой.

– Еще раз, матушка? – довольный собой, предложил он.

Впрочем, вопрос не требовал ответа. Обычно, прежде чем пожелать Евдокии Дмитриевне спокойной ночи, сын играл с нею три партии.

– Хорошо, – подровняла доску вдовая княгиня и бросила кубики. – Тем паче что у меня есть к тебе серьезный разговор.

– Да, матушка, – проследив за ее ходом, потянулся к фишкам юный властитель Московского княжества.

– Я понимаю, ты скорбишь о смерти отца. И я тоже каждый день тоскую по своему любимому супругу. Однако же жизнь продолжается, и надлежит нам не токмо о прошлом, но и о будущем помышлять. О продлении рода князей корня Ярославова, наследников державы московской. Ныне, по прошествии сорока дней траура, пора вернуться к делам насущным. Тебе, великому князю, правителю державы, негоже холостым оставаться, ровно мальчишке несмышленому. Надобно о супруге подумать.

– У меня к тебе тоже есть серьезный разговор, матушка, – зажал кубики в кулаке Василий Дмитриевич. – Дело в том, что я женат.

Евдокия Дмитриевна подняла на него свой взгляд. Затем молча закрыла доску и небрежно выкинула ее в окно.

– Рассказывай!

И если бы не этот жест, можно было бы подумать, что сие известие женщину ничуть не обеспокоило, настолько спокойной выглядела сорокалетняя княгиня-мать.

– Два года тому назад, летом, я тайно обвенчался в Тракайском замке с княжной Софьей, дочерью князя Витовта.

– Как же тебя угораздило?! – Опустив веки, женщина зажмурилась, мотнула головой и снова открыла глаза.

– Я люблю ее, матушка! – выплеснул одной фразой все свои чувства юный правитель. – Люблю всем сердцем! И она меня тоже…

– Проклятье! Что же ты натворил?! – Княгиня-мать перевела дух и спросила: – Так кто она таковая? Она хотя бы не худородна?

– Насколько мне ведомо, ее отец есть двоюродный брат тамошнего короля Ягайло.

Евдокия Дмитриевна помяла губами и чуть кивнула:

– Тогда все не так уж плохо. Сию деву принять в дом не позорно. Но почему вы венчались тайно?

– Король запретил князю Витовту выдавать дочку замуж. Мы сочетались браком вопреки всеобщему запрету. И оставили сие таинство втайне во имя общего спокойствия.

– Оставим литовские хлопоты литвинам, – небрежно отмахнулась женщина. – Почему ты не поведал о сем нам с отцом?

– Батюшка недужил… – неуверенно пожал плечами властитель Московского княжества. – Он и без того сильно разозлился, когда узнал, что я возвертался из Царьграда с митрополитом Киприаном.

– Еще бы! – в этот раз не сдержалась вдовая княгиня. – Киприан его анафеме предал[20] незадолго до сечи с Мамаем! Дмитрий мерзкого святителя после сей подлости чуть не пинками из Москвы выгнал! А он, вишь, тебя в святой земле приметил. Вестимо, старый прохиндей завизжал от восторга, когда узнал московского княжича среди паломников! А опосля, небось, всю дорогу обихаживал тебя и облизывал и всячески стремился в душу залезть и в друзья лучшие заделаться!

– Именно он нас с Софьей и обвенчал.

– Вот мошенник!!! – охнула женщина. – А не его ли сие интрига? Может статься, он обманом тебя повенчал, дабы в руках своих крепче держать?

– Посему я батюшке ничего и не сказал, – оценил ее реакцию Василий и выкинул кубики вслед за доской. – Отец бы в нашу любовь не поверил и брака бы не допустил. Еще и женить бы на ком-нибудь попытался. А я ее люблю, мама! Я люблю Софью, и никто иной мне не надобен!

– Киприан к недугу твоему сердечному точно непричастен? – с подозрением прищурилась княгиня-мать.

– Ты даже не представляешь, мама, какой ценой нам далось сие венчание! – покачал головой великий князь Василий Дмитриевич. – Митрополита там и близко не стояло!

– Но теперь он сидит, ровно паук, возле моей невестки и ждет, как бы самолично доставить ее в Москву, сдать с рук на руки, за ее опекуна и духовника себя выдать, да за епархию нашу зацепиться. Этот мошенник своего не упустит!

– Он помогал мне на всем моем пути, матушка. Он венчал меня с Софьей. Он вмешался, когда нам было совсем уже плохо, и почти что спас.

– Вот же прохиндей! – сложила руки на груди Евдокия Дмитриевна. – Он все-таки сумел забраться в твою чистую душу! Забрался… Однако что же тут поделаешь, раз он смог так хитро между вами пробраться? Будем надеяться, предыдущий урок пошел ему на пользу. Может статься, поумнел наш святитель и остепенился, шкодничать более не станет? – Женщина тяжко вздохнула: – Ладно, пусть приезжает. Коли что, выгнать его взашей мы завсегда успеем.

– Ты совсем забыла про самое главное, мама, – остановил ее мысли вслух Василий.

– Не беспокойся, мой мальчик, я ничего не забыла… – Матушка-княгиня встала, приблизилась к сыну, положила ладонь ему на щеку. – Ты стал совсем взрослым, моя малая кровинушка. Но твоя мама все равно за тебя беспокоится. Такое уж оно, сердце материнское. Что же до суженой твоей, то спорить уже поздно. Знакомиться надобно. Ты государь, ты и приказывай! Отправляй посольство за невестой.

– Посольство нельзя, мама. Слишком заметно. Коли королю Ягайло о сем донесут, он мою Софью велит сцапать. Он злобен и безумен, он такой заложницы не упустит.

– Господи, куда катится этот мир?! – перекрестилась Евдокия Дмитриевна. – Великокняжескую невесту приходится выкрадывать, ровно детям – крынку с медом из погреба! Ладно, коли так, снаряжай тайных лазутчиков. Пусть крадут.