Юлия Бочарова - Любовь на американских горках

– Здравствуйте, Фаина Ивановна! – сказала она, откашливаясь и стараясь восстановить дыхание.

– Здравствуйте, – ответила психолог без тени какого-либо негатива.

Время клиента – это его ответственность. Закончат они всё равно как положено, за вычетом этих пятнадцати минут. Так зачем психологу злиться?

В кабинете пахло то ли стиральным порошком, то ли средством для чистки ковров. Наверное, уборщица переборщила с пеной, а проветрить помещение не успели. Алёне запах ударил в нос – может, потому что она глубоко дышала после пробежки.

– Воды?

– Нет, спасибо.

Алёна устроилась на диване и выдохнула.

– Ну что ж, – Фаина Ивановна улыбнулась. – Мы остановились на том, что вы хотели научиться у Маши чему-то хорошему.

– Да. А вместо этого со всего разбегу ударилась об эту Машу и об своего мужа.

Фаина Ивановна взяла блокнотик, чтобы делать пометки, а Алёна продолжила свой рассказ. К этому разу она много вспоминала и готовилась изложить события коротко и чётко, даже репетировала перед зеркалом – поэтому, кстати, и опоздала.

– И… собственно… Извините, я растерялась, – Алёна хлопала глазами. В голове было пусто, несмотря на подготовку, и все слова забылись.

– Ничего, ничего, – сказала Фаина Ивановна и улыбнулась.

Как она это делала, Алёна так и не поняла, но ей показалось, что психолог её обняла, не нарушая физическую дистанцию. Вот бы ей тоже научиться действовать на людей, бесконтактно и эффективно.

Итак, оправившись после первого потрясения, Алёна стала пристально изучать Машу и учиться у неё.

Оказалось, что не так уж и умна эта раскрученная модель. В разных видеоинтервью она запиналась и повторялась через слово. Но какой нежный голос!… Маша словно гладит тебя через экран. Хочется приблизиться и попробовать, и правда ли у неё такие ласковые руки. Говорит она ерунду, а хочется слушать и слушать. Завораживает. Кажется, она вообще не умеет повышать голос. Говорит, что для неё важнее всего семья. Какие угодно дела можно отложить или вообще от них отказаться, а близкие люди всегда рядом.

Ещё Алёна заметила, что Маша всё время облизывает губы, хотя они покрашены помадой – наверняка, очень дорогой и с хорошим увлажнением. Такие люди не покупают плохую косметику. Алёна решила, что это движение у Маши автоматическое, чтобы нравиться мужчинам.

Интервьюеры спрашивали Машу, какие желания она бы загадала – а она ничего для себя не назвала. Она хочет, чтобы окружающим было хорошо. Кокетство это или, правда, она такая бессребреница? Маша вполне могла просто играть на образ бескорыстной и нежной девушки, которая несёт свет в мир – ради привлечения спонсоров для своих благотворительных и коммерческих проектов и для продвижения самой себя как модельного бренда. Алёна пересматривала выступления Маши, придиралась и искала признаки манипуляций.

«Наверное, она, всё-таки и правда, такая», – решила в конце концов Алёна, как бы ей ни хотелось обвинить Машу. От Володи этой модели нечего было получать в то время, когда они жили вместе, никакой выгоды – и всё же с ним она была доброй и внимательной.

Алёна к своему ужасу поняла, что сама влюбилась в Машу. Она бы хотела познакомиться с ней вживую, быть рядом, считала бы честью её дружбу, мечтала бы узнавать о Маше всё новое и новое.

– П***дец, – сказала Алёна сама себе.

В этот момент она сидела в своём кабинете, задержавшись после рабочего дня. Алёна не хотела через домашний вайфай изучать Машу, чтобы новости про неё не лезли потом через контекстную рекламу на все домашние гаджеты.

Проходивший мимо по коридору генеральный директор решил, что «накрылась» их база данных или «вылезли» какие-то непредвиденные расходы, о которых ему ещё не доложили – иначе почему бы Алёна так нетипично ругалась. Он заглянул в кабинет.

– Алёна Петровна? – сказал он.

– Сергей Никитич? – отозвалась Алёна.

– Все живы?

– Ох, Сергей Никитич, – сказала Алёна и повертелась в кресле с задумчивым видом, – а скажите, вы влюблялись когда-нибудь в человека своего пола? На которого хочется быть похожим. Который прям такой крутой, что с ума сойти.

– Идите домой, Алёна Петровна, отдохните, – сказал директор. – Сегодня был сложный день, все утомились.

Директору не хотелось признаваться, что Алёна случайно попала в его тайное больное место. Да, у него был такой человек. И звали его Арнольд Шварценеггер. С самого детства Сергей Никитич (тогда ещё просто Серёжа) был в него влюблён той чистой и пламенной любовью, которая способна расплавить человека и сформировать из него другого, на порядок лучше, под стать идеалу. Плакатами с кадрами из «Терминатора» и «Коммандос» была обклеена вся стена над его кушеткой в детстве. Бабушка каждый раз плевалась, заходя в комнату, и требовала снять плакаты, называя их «бесовским иконостасом».

После переезда из родительского дома сначала в общагу, потом на первую съёмную квартиру, потом на вторую, а затем и в новое собственное жильё он всегда таскал эти плакаты за собой. Сергей Никитич и сейчас бы их повесил на стене, если бы не было стыдно перед женой и партнёрами, которые иногда к нему приходили в гости.

– Хотя какого чёрта?! – сказал он сам себе, выходя из офиса на свежий воздух. – Почему бы мне их и не повесить то, что нравится, в собственном кабинете? Вон Алёна не стесняется, что в кого-то влюбилась. Хотя может, она не про себя. Всё равно пакость какая-то. А я серьёзный человек, ничего плохого не делаю – а не могу себе позволить по собственному вкусу обставить… как цуцик какой-то…

Дворник-киргиз, который отмывал в это время отскребал жвачку с блестящего пола офисного здания, ничего не понял из сказанного директором. А если бы и понял, то никому бы не рассказал. Он в детстве тоже очень любил Шварценеггера.

В следующие дни Алёна пробовала вести себя, как Маша: быть очень доброжелательной и нежной, облизывать губы, заботиться о других и улыбаться собеседникам. Ей даже понравилось. Всё это время она чувствовала себя прекрасной, нежной и милой, пока однажды на утренней «летучке» гендир не сказал, глядя на неё в упор:

– Что происходит, Алёна Петровна? Я что-то смешное говорю?

– Почему смешное? Нет.

– Ну я говорю, а вы всё время улыбаетесь.

– Да, подруга, – сказал после совещания Валяев, который с ней флиртовал на корпоративе, – ты чё-то последнее время как будто перекошенная. Нерв застудила на лице?

– Какой нерв? – удивилась она.

– Да ты ладно, не волнуйся, пройдёт. У меня в детстве такое было, правда, на морозе: застудился и какое-то время ходил с гримасой, как будто всё время улыбался.

Володя же не заметил никаких изменений в Алёне. Он приходил с работы поздно, ел ужин и ложился спать. Те дни выдались суматошными: их банк переходил на новую автоматизированную систему, и требовалось повышенное внимание всех заинтересованных подразделений. Володя и его сотрудники часто оставались в офисе почти до полуночи.

Алёна пыталась заботиться о муже: купила массажное масло и стала перед сном разминать ему шею и плечи, включала расслабляющую музыку, забила бар его любимым шотландским виски и приносила бокал со льдом к постели, когда Володя ложился почитать ленту на ночь.

– Солнц, я не могу, извини. Сегодня был дикий день совершенно. Давай на выходных?

– В смысле?

– Ну… насчёт секса. Ты очень классная, но я честно…

– Ты думаешь, я секса хочу?! – возмущалась Алёна.

– Не обижайся. Правда, очень устал.

Алёна обиженно фыркала, поджимала губы и уносила бокал с виски, выливала дорогущий напиток в раковину, а потом грохала пустым бокалом об стол. По всей кухне пахло шотландскими травами. Это ж надо было придумать?! Как будто она вымогает интимную близость! Как будто ей секса больше надо, чем ему! Вот и заботься о человеке – сама же виноватой окажешься, ещё и в таком дурацком образе.

«Интересно, как это сделала бы Маша? Почему у неё всё получается?» – думала Алёна, чистя зубы перед сном и глядя на себя в зеркало.

Разочаровавшись в своих попытках стать доброй, нежной и хорошей, Алёна постигла собственное несовершенство и погрузилась в глубокую апатию. Ей никогда не стать такой, как Маша. Она будет резкой, ревнивой, надоедливой, и муж от неё будет прятаться и тайком встречаться с бывшей. Он сам сравнил жену с горячей точкой, а в таких местах долго по своей воле никто не живёт – даже если поехал туда специально искать приключений. Где гарантия, что фестивальная встреча не повторится втайне от Алёны? Наверняка, он захочет.

Тоска стала съедать Алёну. Съедать – в буквальном смысле. Девушка похудела на четыре килограмма, в её глазах поселилась безнадёга, и появились фоновая усталость и равнодушие, что бы она ни делала. Придирчиво сравнивая себя с Машей, Алёна во всём своём находила недостатки и начала стесняться даже раздеваться при муже. Она стала отказываться от секса, ссылаясь на головные боли.

Казалось бы, спроси мужа: «Ты меня любишь?». Он ответит: «Да, конечно!» – и проблема будет исчерпана. Но Алёне не хотелось вытягивать эти слова. А он не догадывался, что ей это нужно. В обычной жизни это не кажется необходимым…

Если б Алёна была мужчиной, то обязательно говорила бы любимой женщине по сто раз на дню, как она её любит и жить без неё не может. Почему настоящий, живой мужчина не может так делать? А если и делает, то вскоре перестаёт, как только привыкает к размеренной жизни рядом со своей женщиной. Почему они такие толстокожие и не чувствительные, даже самые лучшие телепаты? Так сидела и грустила Алёна, забравшись с ногами на подоконник, с чашкой в руках, и представляя себя героиней одного из любимых девчачьих статусов. Только дождя за окном не хватало. Как назло, в конце августа было жарко.