Юлия Бочарова - Любовь на американских горках

– Что? – Маргарита Ивановна невольно заплакала и промокнула глаза.

– Ты лучшая мама на свете. Правда. Я даже не знала, что настолько. Но я не меняла ориентацию. С Володей мы просто поссорились, я тебе потом расскажу.

– Фух. Значит, внуки у меня всё-таки будут, – засмеялась мама.

– Не факт, – сказала Алёна.

– Что-то по женской части? – испугалась мама.

– Нет. Но ты не даёшь рассказать по порядку.

Чайник закипел и щёлкнул. Маргарита Ивановна села на табуретку и положила полотенце на колени.

– Хорошо, но ты извини, я ничего уже не понимаю. В наше время всё как-то проще было.

– Сейчас я налью нам чаю и всё расскажу.

Алёна достала две пузатые фарфоровые чашки, положила в них по чайному пакетику и налила кипяток.

После казуса в берлинском кафе Алёна с Машей пошли в её номер, который был в пятизвёздочном отеле через дорогу. Номер был двухкомнатный и очень просторный. Алёна сняла испачканные джинсы и хотела сама их застирать, но Маша ей не дала. Штаны отдали горничной, у которой были тёмные плотные волосы и смуглая кожа – видимо, она из числа недавних мигрантов. Маша сказала горничной что-то на её родном языке, и та кивнула и очень доброжелательно заулыбалась Алёне. За джинсы можно было не волноваться.

Маша не только была умницей, красавицей, моделью и соучредителем благотворительного фонда, но и в совершенстве владела несколькими языками. Движения её были плавные, одежда – простая и изящная. Люди к ней липли, и мужчины, и женщины. Во всяком случае, все, с кем общалась Маша на глазах Алёны, сразу преображались в лучшую сторону.

Алёна ожидала чего-то такого, судя по собранной информации и по рассказам мужа, но вживую это производило фантастическое впечатление.

– А где ваш муж? – спросила она. – Я не буду мешать, если он придёт?

– Мы останавливаемся в разных номерах, чтобы не стеснять друг друга, – ответила Маша.

«Точно, они не трахаются», – подумала Алёна, и её уколола ревность.

– А сейчас он имеет обед с художниками, которые здесь выставляются. Обсуждают детали.

– Детали?

– Ну да. Кажется, он поможет им с открытием своей галереи и приобретёт кое-что для нашего дома в Англии.

– Неужели, что-то из этого захочется вешать у себя дома? – Алёна не сдержала удивления.

– Мужу нравится, – уклончиво ответила Маша и сдержанно улыбнулась, отходя к окну и отодвигая штору.

Алёне стало понятно, что Маша не любит своего старого англичанина, хотя и не хочет об этом говорить.

Осталось выяснить, что эта идеальная модель чувствует по отношению к Володе. Устроить бы им очную ставку прямо сейчас. Чтоб эффект неожиданности. Один взгляд – и Алёна всё поймёт. Если он и удержит мимику, то зрачки его могут «вспыхнуть». Ни секунды Алёна больше с ним не останется, если муж скучает по бывшей. Лучше разом всё оборвать, чем так жить в депрессии и сомнениях, расшатывая себя и подвергая риску здоровье, как на американских горках.

– Ну что, как у вас дела? – спросила Маша с милым акцентом, возвращаясь и садясь в соседнее кресло. – Как Володя? Что в России? Я смотрю новости, но сама к вам как-то не соберусь.

– Дел много?

– В общем, да. То с нашим фондом, то вот с мужем, а отсюда на Неделю моды в Нью-Йорке – я участвую в показе модельера… Вам не интересно?

– Очень интересно. В общем, у вас плотный график.

– Да.

– А летом на фестивале вы чудом оказались, – съязвила Алёна. – Несмотря на столько дел.

Маша улыбнулась и взяла её за руку. Володя так же делал, и сверху накрывал второй ладонью. Кто из них у кого научился? Алёна отняла свою руку.

– Вы многое про меня знаете, – сказала Маша и не стала ничего объяснять.

Алёна хмыкнула и отвернулась. Ей захотелось встать и отойти от этой женщины. Но она сидела без брюк, укрывая бёдра сверху полотенцем, и ходить в таком виде перед соперницей было бы унизительно. Маша доминировала, хотя вроде, была ласковой и ничего специально для этого не делала.

– Зачем вы приехали на фестиваль? – спросила Алёна.

– Собственно, я была в Москве по делам фонда, мы искали попечителей. А на фестиваль меня пригласили друзья.

– Володя?

– И Володя тоже. Я задержалась на пару дней.

– Вы с ним общаетесь?

– Иногда. Редко.

– Вы его любите? – Алёна сама не ожидала, что задаст этот вопрос. Она густо покраснела, но отступать уже было некуда.

Маша помолчала и, наконец, сказала:

– Он хороший человек.

– Ясно. А он вас?

– Алёна! – упрекнула её Маша.

Но у той уже «сорвало тормоза». Ей казалось, что эта супер-модель только что призналась в любви к её мужу. Ну ещё бы! Какая б святая и известная ты ни была, а если тебя бросили и женились на другой, это так просто не забудешь. Несмотря ни на какие виллы и миллионы. И карьеру, и фанатов. И супер-пупер Нью-Йорк.

Девушка встала и завязала полотенце на боку, как набедренную повязку. Маша почуяла неладное и насторожилась. Алёна решила вести себя благородно.

– А знаете что? Забирайте его, – сказала она. – Если уж такая любовь, что вы друг друга забыть не можете – я не буду препятствовать. И вообще если б я знала, я бы давно уже освободила вам место.

– Алёна…

– И не смейте меня перебивать! – Алёна психанула. Надолго её спокойствия не хватило. – Может, мужа моего вы и можете увести, но рот мне затыкать вы не имеете никакого права!

– Я не собиралась…

– И правильно делали. Ещё не хватало. Давайте, вперёд! – она всё-таки постаралась взять себя в руки, хотя ощущала, что её уже «понесло». «Вагонетка» начала очередное падение с перекосом под 128° от горизонтали. – Я, может, и излишне ревнивая, но если у меня под носом проводить тайные встречи и переписки, это кто угодно станет ревнивым, даже самая святая и уравновешенная. Я старалась быть хорошей, но видимо, это мне просто не дано. Я просто люблю и чувствую, как умею – наверное, этого мало.

– Тише, пожалуйста, здесь могут услышать журналисты.

– Ах, вас это беспокоит? Публичный скандал? Боитесь, что аристократический муж узнает? А мне терять нечего. Я потеряла уже самое дорогое, что у меня было.

С Алёны упало полотенце. Она его подняла, но обратно не повязала, так и сжимала в руке. Осталась в топе и в белых стрингах. Ей было уже всё равно.

– Да как вы смеете?! – Маша стала холодной и непроницаемой. Даже глаза как будто поменяли цвет с голубого на стальной.

«Хамелеонша», – могла бы подумать Алёна, но не подумала. Она сейчас вообще ничего не могла формулировать словами – такая неистовая буря была в её голове.

Снова её накрыло ощущение, как на Кубе, где Алёна потеряла ориентацию в пространстве и не могла вынырнуть из воды. Волна была сильнее неё.

В дверь постучали. Наверное, джинсы были готовы. Алёна отошла в другую комнату, чтобы гувернантка не видела её голышом.

Маша открыла дверь. Зашёл Володя.

– Привет, – сказал он своей бывшей. – Ну как?

Алёна обмерла. Он пришёл к бывшей. Сам. Значит, они договорились за её спиной – потому он и из дома не хотел уходить, согласился, чтобы жена одна гуляла по выставкам. Алёна представляла этих двоих вместе, но не ожидала, что ей будет от этого НАСТОЛЬКО плохо.

– Там твоя жена, – сказала Маша и кивнула в сторону второй комнаты.

Алёне стало зябко.

На обратном пути в Москву Алёна с Володей больше семи часов сидели в аэропорту, ожидая вылета: их рейс переносили несколько раз. Не зная, чем занять руки, Алёна вертела на пальце старинное обручальное кольцо, которое было ей велико и свободно болталось.

Володя уже объяснил жене, что случилось. Маша написала ему сообщение о неожиданной встрече в кафе, и что Алёна у неё, и что будет лучше, если он сам её заберёт. Ещё и пожурила его, что отпускает жену одну в чужом городе. А если что-то случится? Вот он и примчался в Машин номер за Алёной.

Володя взял себе и жене по стакану кофе. Напиток был горький и не вкусный. У обоих кофе уже остыл. Оба не спали всю ночь. Алёна не знала, как разрядить обстановку.

– Что? – ласкалась она к мужу.

– Ничего, – отвечал он, не глядя на неё.

В зале ожидания было полно народу, и все истомились в ожидании самолёта. Дети плакали. Кто-то делал приседания и взмахи руками, чтобы размяться. Кто-то спал на неудобных пластиковых сиденьях. Толстяк снимал стресс, уминая булки из буфета.

Володя так и не показал жене переписку с Машей, чтобы доказать, что всё так и было, как он рассказывает. Алёна прокручивала в голове их ночной разговор на съёмной квартире:

– Хорошо, покажи телефон, – говорила она мужу.

– Нет.

– Почему?

– Это оскорбительно.

– Оскорбительно – когда твой муж приходит к своей бывшей, а она его с порога предупреждает, что рядом его жена и всё слышит.

– Да почему я всё время должен оправдываться?!

– Может, потому что в наших отношениях нет искренности? Вернее, с моей стороны она есть, а с твоей – как-то не очень.

– Кстати, об искренности. А как ты оказалась у Маши?

– Она же тебе сама рассказала!

– И тебе нечего к этому добавить?

– Ты только что говорил, что подозрения оскорбительны, – ушла от ответа Алёна.

– Ты не ответила. Хорошо. Спрошу прямо: мы действительно случайно оказались в Берлине в тот же момент, что и она?

Алёна покраснела. Хорошо, что они не включали верхний свет, и это было не заметно. Как же, однако, неприятно врать! Но сказать правду было бы самоубийством.