Юлия Бочарова - Любовь на американских горках

– Откуда же мне было знать, что она тут будет, – ответила она.

Они ссорились уже несколько часов, но топтались на одном месте.

– Почему ты не хочешь показать телефон? – спросила она устало. – Это бы сразу сняло все вопросы, и ни к чему разводить это не пойми что.

Он не ответил.

– Скоро утро, – сказала она.

Он опять не ответил. Может, заснул? Она слезла с кровати и тихонько обошла её, чтобы посмотреть в лицо мужа. Он не спал. Смотрел в одну точку перед собой. Алёну осенило:

– Ты стёр переписку?

– Да, – ответил он не сразу.

– Зачем?

– Автоматически. Я стираю, когда мне пишут женщины или девушки. Чтобы избегать ссор. Чтобы ты не спрашивала, почему они в недавних сообщениях.

– А получилось наоборот, хуже.

– Да, – сказал Володя.

Алёна испугалась, что он сейчас на эмоциях предложит ей расстаться, и поспешила перебить его:

– Какие мы с тобой дураки. Да? Володька! Я же люблю тебя. А ты?

Она встала на колени перед кроватью и обняла мужа сверху, потёрлась носом о его плечо и хотела поцеловать в шею. Но Володя поджал плечо к уху, не давая ей этого сделать. Она пощекотала его грудь, провела пальцами нежно. Он натянул одеяло.

Алёна перелезла через мужа на кровать. Ей показалось, что инцидент исчерпан, хотя муж ещё и не успел стряхнуть с себя плохое настроение. Надо закрепить примирение бурным сексом!

Алёна приставала к мужу, залезала под одеяло и гладила его по спине, пыталась стащить с него трусы.

– Да ладно тебе дуться! Ну я же перестала. Давай!

Она обняла его со спины и почувствовала его эрекцию. Она обрадовалась и стала его ласкать. Муж оттолкнул её чересчур грубо. Алёна обиделась и привстала на локте.

– Володь! Ну хватит уже!

– Что хватит? Я к тебе не пристаю.

– Я же чувствую, что ты хочешь.

– Не хочу.

– Да? А это что? – она попыталась снова его приласкать.

Володя вздохнул и встал с кровати, забрав одно из двух одеял. Он постелил одеяло на пол и лёг, а затем укрылся оставшейся частью сверху. У него не очень-то получилось: одеяло было полуторное, на большого мужчину его не хватало.

– Ничего себе, демарши! – сказала Алёна, поднявшись в кровати. – Я тебе так противна?

– Я просто не хочу секса.

– Со мной?

– Да, с тобой.

– А с кем хочешь? – сказала Алёна. Это было лишнее. Она прикусила язык, но уже поздно.

Володя усмехнулся.

– Хорошо. Я всё понимаю. Хотя считаю, что ты зря.

– Алён. Маша была моим другом. И не только моим. Добрым, хорошим. Верным. Она для тебя помогала подарки выбирать – я сам и не понимаю ничего в этих ваших женских штучках. Ты же в восторге была от этого халата – она его у какого-то модельера в Париже нашла, специально попросила как для себя. Его даже в продаже не было.

– Ничего себе.

– Да, Алён. Это ты о себе только думаешь и о своём комфорте, чего тебе должны были и недодали. А есть те, кто о людях думает.

– Это неправда. Про меня.

– Вот я об этом и говорю. Из всего, что я сказал, ты только про себя и услышала.

– Я старалась быть лучше!

– Я видел. И я ценю это.

Они замолчали оба. Разговор снова зашёл в тупик, но теперь на каком-то новом уровне. Алёна мечтала об искренних и откровенных разговорах с мужем, но представляла себе это иначе. Например, они сидят вдвоём на пушистом ковре у камина, обнимаются, пьют вино и разговаривают «о них». Или они сидят за столиком на открытой веранде кафе, в воздухе разлито тепло, начинает смеркаться, официант зажигает им свечу, а они смотрят на мигающие огни у реки и говорят «о них». Или даже пусть у них в квартире, просто на кухне – как говорится, дома и стены помогают.

Но сейчас они в чужой немецкой квартире, после странных событий предыдущего дня, причём муж на полу, а она одна и отвергнута. Это был сюр. Может, дух странных Берлинских выставок накрыл весь город и случайно задел этих двоих? И они сами не свои, подчиняясь внешнему стимулу, творят бог знает что, о чём потом пожалеют.

– Хорошо, раз так, – сказала Алёна. – И чего ты хочешь?

– Спать.

– Окей. Поговорим позже.

Алёна легла и укрылась своим одеялом. Но до 9 утра, когда у них стоял будильник, оба так и не заснули.

Объявили посадку на рейс, и к гейту сразу выстроилась большая очередь. Сотрудник в форме с логотипом авиакомпании стал ходить вдоль очереди и проверять, соответствует ли ручная кладь стандартам. Бесплатно можно было провозить только дамские сумочки или рюкзачки, которые весили меньше 10 кг и умещались в специальный ящик размером 36х30х27 см.

Володя встал и пристроился в конец очереди. Это было бессмысленно, поскольку сотрудники у ворот ещё не начали проверять паспорта. Алёна осталась допивать невкусный холодный кофе.

После возвращения в Москву Алёна и Володя вернулись к работе, где их обоих заждались. Закрутились обычные текущие дела, один за другим проходили сентябрьские будни. Настали следующие выходные – секса у них не было. Никто не поднимал эту тему. Прошла ещё неделя. Алёна решила, что не будет выпрашивать. Она виновата, но не больше, чем он. Оба «накосячили».

Однако у Алёны подходил срок записи к психологу, и ей хотелось понять, что у них всё-таки происходит, чтобы идти на сеанс «не с пустыми руками». Она рискнула затеять ещё один разговор «о них». В 11 вечера, когда Володя пришёл с работы, она поставила перед ним тарелку со стейком и свежими овощами, а сама села напротив.

– Всё хорошо? – спросила она, подперев подбородок кулачками и поставив локти на стол.

– А? Да так… Мясо очень вкусное.

– Я имею в виду, у нас.

Володя вздохнул над тарелкой и положил вилку с кусочком стейка.

– Мы теперь будем жить, как соседи? – наседала она.

Ей казалось, что надо обострить, «дожать» его до ответа, какого-то решения. В подвешенном состоянии жить было невыносимо, а времени прошло уже достаточно для «подумать и взвесить». Во всяком случае, так считала Алёна. И она как заинтересованная сторона имела право озвучить конфликт и потребовать реакции от мужа.

– Видимо, да, – сказал Володя.

– Ты же два месяца назад говорил, что меня любишь.

– Говорил.

– Значит, врал?

– Нет, не врал. Я тебя любил.

– А сейчас что такого случилось? Чего раньше не было.

– От меня все друзья отвернулись. О том скандале в отеле журналисты узнали, разнесли по свету. Они же паблисити. Маша оборвала все контакты с нашими, перестала общаться со всей компанией.

– А с ними почему?

– Откуда я знаю. Может, не захотела рисковать: пацаны все женатые, мало ли у кого ещё бомбанёт. А может, не хотела показывать, что именно из-за меня перестала. Типа у неё дела, показы, и не до старых приятелей в целом. А может, её муж попросил. А может, ей противно после всего с нами общаться. Понятия не имею. Правильно она сделала. Но только теперь я виноват перед всеми нашими.

– Мы опять о ней говорим, а не о нас.

– Давай о нас.

– Ты меня, правда, больше не любишь?

– Не знаю. А ты меня?

– Я да.

– Я жалею тебя. Вижу, как тебя колбасит и тебе плохо. Солц, ты мне очень родной человек. Но я не знаю, что сделать.

– Давай начнём хоть с чего-то?

– Например?

– Володь, ну правда. Если ничего не делать, то так ничего и не получится.

Володя закрыл лицо руками. Молчание затягивалось. Говорить он начал, не отнимая рук от лица – так что голос его был немного «в нос», как в «гоблинских» переводах американских фильмов.

– Я бы очень хотел сказать, что люблю тебя, и всё будет хорошо. Но как показывает практика, после наших перемирий потом опять что-то случается, и происходит взрыв. Мы с тобой вызываем МЧС, условно говоря. И разгребаем завалы, что-то восстанавливаем и строим заново. Но если эти взрывы постоянно, может, имеет смысл строить на новом месте?

– Где?

– Не знаю. Пока не знаю.

Похоже, он говорил о разводе. Но пока не сказал это слово, пока сомневался, у Алёны ещё были возможности для маневра.

– Ты меня любишь, – сказала она убеждённо.

Володя хотел что-то ответить, но Алёна его перебила:

– Это не вопрос, я знаю. Это всегда ощущается. Может, я и дура, и делаю нелепые вещи, но уж чувствую-то хорошо. И тебя я знаю.

Володя улыбнулся, подняв брови. Алёна поцеловала его и сказала:

– Ничего не говори и не отвечай. Иди спать. Тебе простыню достать?

Володя после возвращения из Европы две недели спал на диване в гостиной. Сначала он якобы случайно там засыпал, читая ленту в телефоне или пролистывая журнал после ужина. Потом взял себе подушку. Потом достал и плед из шкафа, мотивируя это тем, что в квартире холодно, и когда он отдыхает, у него мёрзнут ноги. И в самом деле, отопление ещё не включили, а температура ночью на улице падала до нуля и ниже. Так постепенно Володя «переехал» из супружеской кровати на диван.

Он чувствовал себя виноватым перед женой, знал, что она хочет его возвращения. Он даже раз попробовал вернуться в постель. Но ощутил, словно он лежит в Прокрустовом ложе и не соответствует ожиданиям, и они давят на него, с одной стороны сжимая шею, а с другой – обрезая ноги. Хотя Алёна ничего плохого ему не делала и ничего не говорила. Но разве всегда объяснишь, почему у нас возникают те или иные чувства?

Володя вернулся на диван и стал спать там, уже почти официально.

Сейчас Алёна предложила ему отдельное постельное бельё, и этим как бы закрепила де-юро новый порядок. Володя крепко её обнял и сказал: