Юлия Бочарова - Любовь на американских горках

Лишь иногда, ради поддержания дружеской беседы Володя брал изогнутую курительную трубку, сидя на веранде у Насонова и обсуждая с ним житейские дела, но тяги к табаку у него не возникало.

Теперь же Володе нестерпимо захотелось закурить. Электричка не приходила. В кассе сказали, что её отменили, и надо ждать следующую, через сорок восемь минут. Мимо платформы прошёл товарный поезд, загудев и почти не сбавляя скорость. Запахло то ли дёгтем, то ли сажей. А может, так пахли нефтепродукты из проносившихся мимо вагонов-цистерн.

Грохотание тяжёлого состава отдавалось в груди у Володи – так на рок-концертах и на фестивалях музыка «проникала внутрь». Тудух-тудух, тудух-тудух – как ритм тяжёлого металла, на который сама собой ложилась мелодия Володиных ощущений за всё последнее время. Он сел на скамейку и только потом увидел рядом с собой лист с надписью: «Окрашено». Потрогал пальцем дощечки – и правда, липкие. Но вставать было уже незачем: всё равно испачкался, хуже не будет. А так хоть отдохнёт после безумной ночи.

Вспоминать про карантин ему не хотелось, но мысли сами лезли в голову.

Итак, перед самым началом карантина из их квартиры съехал неудачливый художник, которого приютила Алёна. В середине марта ввели первые ограничения в связи с вирусом, а потом была и первая нерабочая неделя, когда Алёна и Володя впервые за долгое время вынуждены были остаться вдвоём, запертые в одном помещении.

Володя привык отвечать за всё, что происходит вокруг него. Он нёс ответственность за своих «бойцов» на работе, вытаскивал друга Костика из передряг, уберегал жену от её же собственных эмоций. Он старался не показывать, как ему самому тяжело и что порой он бывал на грани нервного срыва. Ему нравилось быть надёжным и крепким человеком, которого ничем нельзя поколебать. Он хотел быть той самой каменной стеной, за которой близким ничего не страшно.

Сколько кризисов уже было позади! Может, они и оставили на нём трещины, как на бетонной армированной плотине, которая удерживает невероятную массу воды – но Володя был всё так же крепок (во всяком случае, думал так).

Однако этой весной в мире начали происходить совсем уж странные вещи: вирус, обнуление, опустевшие улицы, приближение кометы, ожидание Апокалипсиса и всеобщая тревога за будущее, – и Володя напряг все свои силы, как атлант, желая оградить от идущего извне стресса всех, кого он считал своими.

Да, Володя старался быть хорошим человеком… И он не понимал, почему всё идёт наперекосяк. Жена на него обижалась, друг называл дураком и подкаблучником, а «бойцы» ошибались, забывая отправить очень важные письма в ЦБ и «зашиваясь» от текущих задач. Володя не «застревал» надолго на какой-то одной проблеме, поскольку голова всегда была занята срочными задачами. Постоянно что-то «горело» или дома, или на работе, или на даче у тёщи, и ему надо было спешить на помощь.

У ключевого сотрудника в офисе в начале марта умерла мать – тот с братом по этому поводу напился и едва сам не умер. Оказалось, что у него сахарный диабет, и алкоголь ему противопоказан. Пока он лежал в больнице, заразился ковидом. Володя поддерживал этого сотрудника и «латал дыры» в рабочем процессе.

Ещё один парень «застрял» в Испании, когда авиарейсы отменили. Его там вместе с семьёй (женой, двумя детьми и пожилой матерью) принудили сидеть в комнате, как под арестом, не отлучаясь ни на секунду, и при этом оплачивая каждый дополнительный день пребывания. Пришлось оказывать парню психологическую поддержку и включать его в работу, чтобы сохранить ему хоть какую-то основу для жизни. На рабочих совещаниях по зуму на заднем плане его дети «ходили на головах», и это было похоже на сумасшедший дом, совмещённый с парком аттракционов.

Несколько девушек в бухгалтерии после пугающих новостей встали в позу и коллективно отказалась выходить на работу – пришлось им срочно организовывать удалённые рабочие места, хоть это и противоречило политике главного акционера. Володя брал на себя ответственность, чтобы работа банка не была сорвана, и люди не потеряли рабочие места в этот и без того сложный период.

Теперь же из-за карантина у Володи появилось свободное время, и он ощутил себя словно подвисшим в безвоздушном пространстве. Первое, что он почувствовал, оставшись дома – это бесконечная усталость и желание лечь пластом и не вставать. У него упала температура до 35,1.

Жена готовила Володе еду и приносила в комнату чай с шиповником и лимоном, чтобы он восстанавливал силы. Но общения с ним она не искала и стала как будто чужой. Словно за прошедшие осень и зиму они перешли в статус соседей по коммуналке или коллег в коворкинге, между которыми принято иногда перекинуться парой слов или вместе пообедать, но не может быть ничего личного.

Володя пытался заговорить с Алёной, но речь как будто рассыпалась, спотыкаясь об её ответные междометия и вежливые фразы: «спасибо» и «пожалуйста», «всё в порядке» и «нет, ничего не нужно».

Алёна успокоилась и изжила свою ревность, перенаправив энергию в благотворительность – но вместе с ней случайно избавилась и от своего либидо. Словно ту часть характера, которая доставила им с Володей столько неприятностей, она ампутировала, отрезав «по живому», – а остального не хватило, чтобы сохранить настоящую близость между ними. А может, Алёна боялась, что если снова открыться – её опять «унесёт».

Володя увидел перед собой глухую стену и растерялся. До сих пор ему казалось, что их семейную жизнь можно восстановить. Стоит ему отдохнуть и набраться сил, стать снова крепким – и он будет нежен с женой, будет давать ей достаточно тепла и внимания, перестанет «взрываться» в ответ на её ревность. В сущности, это даже мило, когда тебя так любят, даже если и ревнуют.

Но к апрелю ему стало страшно.

Алёна заполнила свою жизнь волонтёрской деятельностью и не собиралась с ней расставаться. Она закупала и отвозила на раздаточный пункт одноразовые маски и резиновые перчатки, продолжала ездить в детдом с памперсами и детским питанием. Однажды её задержали на въезде в маленький подмосковный городок, через который она добиралась до детдома, и потребовали пропуск с QR-кодом. Она забыла его заказать. Разобраться на месте не получилось, поскольку уведомлять о поездке надо было за три часа до её начала. Алёне выписали штраф на пять тысяч, а машину развернули.

Алёна зашла в квартиру, усталая и расстроенная.

Володя не ожидал, что жена так быстро вернётся. Он много думал всю последнюю «карантинную» неделю и решил, что быть соседом для своей жены и жить с ней рядом, как чужой человек, он не хочет. Но и порвать вот так, запросто, он не мог – вернее, не хватало смелости взять на себя ответственность за разрыв. Володя хорошо помнил, как прожил без Алёны два года и чуть не сошёл с ума.

После ухода Алёны к Игорю он не стал прыгать с моста – нет, конечно, это было бы глупостью и слабостью для взрослого мужчины (тогда, в свои двадцать три он считал себя очень взрослым). Володя просто начал умирать – постепенно, день за днём, погружаясь в депрессию всё глубже и словно уходя в царство теней и становясь полупрозрачным. В Володю даже стали врезаться прохожие на улице – до того он стал незаметным.

Сначала он был очень зол на Алёну. Потом думал, что она вернётся – очень хотелось в это верить. Но когда она ему позвонила, он сбросил вызов. Она позвонила ещё раз, через несколько дней – и он снова сбросил. Неожиданно для себя он понял, что не хочет слушать никаких объяснений и оправданий. А ещё он понял, что боится. Если Алёна «с барского плеча» предложит ему возобновить отношения и согласится жить с ним, то он не сможет отказаться, потому что очень сильно любит её (сам он думал: «Потому что я слабак»). Она снова будет скучать рядом с ним, придираться по мелочам, вспоминать Игоря и искать кого получше, а Володя – любить её всё сильнее, зная, что никогда не станет для неё по-настоящему любимым. Он не формулировал этого словами и удивился бы, если бы кто-то разложил ему всё «по полочкам» – просто у него было такое ощущение.

Володя много раз жалел, что сбросил звонки Алёны, особенно когда календарь подсказывал очередную памятную дату. Вот Новый год – у них с Алёной была шумная вечеринка, их однокурсники и друзья заняли всю съёмную квартиру, и Володе с Алёной пришлось спать в ванне, «валетом». А утром их залил водой из душа полусонный гость, который с похмелья не разобрался, кто тут и что делает – просто хотел намочить себе голову и освежиться. А вот тринадцатое марта – они с Алёной поехали за город кататься на лыжах. Температура была уже несколько дней плюсовая, а они за всю зиму так и не съездили покататься, так что сейчас навёрстывали упущенное. Снег был липкий, и они устали, не получив удовольствия. Володя зацепил Алёну длинным шарфом (получилось что-то вроде упряжи) и тащил на себе вперёд. Им надо было перейти через низину, затем подняться на холм, а там уже рукой подать до железнодорожной станции. Но видимо, на солнечном склоне снег сильно подтаял, и вода стекала в низину под толщей снега, подмывая его с «изнанки». Володя шёл первым и провалился в ледяную воду, едва не утянув за собой Алёну. А она вытаскивала его, протягивая палки. Наконец, девушка догадалась снять лыжи и сделать что-то вроде наста, чтобы он лёг на них и не проваливался в снег. Володя тогда сильно заболел и слёг с воспалением лёгких. Но хуже всего была не болезнь, а то, что воспоминания о заботе Алёны мучили Володю. Казалось, что в какие-то моменты она его любила. Володя старался отгонять от себя видЕния.

– Она тебя кинула, уважаемый Владимир Сергеич, – говорил он сам себе. – И не просто так, а ушла к другому мужику. Два раза потом позвонила и больше не стала. Значит, всё. Забудь её.