Юлия Бочарова - Любовь на американских горках

Алёна рвалась поддеть чем-нибудь камни, разворошить их. Володя не пускал её.

– Да и фиг с ним, пускай горит. Я тебе новое куплю, – говорил он.

– Ну какое новое?! Это была наша судьба! Я загадала…

– Алён, – Володя рассмеялся. – Ну ты что? Наша судьба от нас зависит. Успокойся. Хватит истерить.

Он был прав. Но и она была права тоже. Нельзя позволить сгореть символу счастья. Алёна побежала к администратору, попросила проволоку или что-нибудь другое длинное – залезть в камни. Она видела кольцо внизу и надеялась его подцепить. Администратора смутил её вид: Алёна не оделась и лишь прикрывалась полотенцем. Он отвернулся, пошёл искать проволоку. Она схватила с его стола скрепки и стала их разгибать и соединять по одной.

Володя выключил нагрев в сауне и открыл дверь. Температура начала падать, но слишком уж медленно. Володя пытался не дать жене залезть в горячие камни – считал, что она обязательно обожжётся. И сам лезть он туда не хотел по «надуманному» поводу. Они поссорились.

Алёна плакала и уже не очень хорошо соображала, что именно кричала. Кажется, называла его железкой, Терминатором, который никогда ничего не чувствует по-человечески. И то, что для других важно, он считает ерундой. И что он слишком материальный и правильный. Что нормальные люди такими не бывают! Что он бездушная машина для работы. И что ей было плохо с ним, она постоянно ударялась о его железные и каменные стены! Хотя она его и любила. Не могла пробить его рациональность и спокойствие. Хоть бы раз в жизни он совершил бы что-то по воле чувств, потому что сердце так подсказывает – а не потому что просчитал варианты и выбрал тот, что удобнее и лучше… И ещё говорила, что он никогда её не понимал, а лишь жалел свысока бедную истерическую дурочку – ведь такой он её считает – а ей надоела жалость. Надоело чувствовать себя вечно виноватой.

Володя тоже психанул и заорал, что она истеричка, заколебала его своими претензиями. Что если бы она упала – он бы её вытащил голыми руками из раскалённых камней, а ради какого-то дебильного кольца он не собирается рисковать собой. Что можно просто подождать или смириться и купить другое. Что она больная, и ей надо лечиться, а он её заскоки больше терпеть не будет. И что надо было правда жениться на Маше – жил бы теперь спокойно и хорошо, и горя бы не знал. Если б он только мог представить, что такое начнётся с Алёной! Кажется, он впервые настолько вышел из себя.

В какой-то момент Алёна в перепалке толкнула мужа – он поскользнулся на мокром полу, не удержал равновесие и завалился спиной на раскалённую печку. Он заорал так, что прибежал администратор. Аптечки у них не оказалось. Володя долго долго остужал обожжённую спину в ледяном душе, но боль не уходила. Администратор то упрашивал их не посылать жалобу в Роспотребнадзор насчёт несчастного случая, то с «наездом» обвинял их самих в несоблюдении техники безопасности.

С Алёны мигом слетели все обиды и страхи за «сакральное» кольцо. Остался только страх за мужа и её физическая боль того, что ему больно.

– Хватит, – сказал Володя, выходя из душа. – Всё на этом. Я сделал всё, что мог, и даже больше, чтобы сохранить эту семью. Ты ненормальная, и жить я с тобой больше не буду. Никогда.

Обручальное кольцо они так и не достали. А Володя съехал из дома с вещами. Вот и не верь после этого в приметы.

Скандалы не бывают красивыми. Никто их не любит. Кого ни спроси – он скажет, что предпочёл бы жить мирно и спокойно. Но в тот момент, когда люди находятся в эпицентре скандала, они направляют на него всю энергию – как будто иначе не выжить. Обвинения кажутся им справедливыми и даже не достаточно хлёсткими. Партнёр выглядит настоящим врагом, которого надо ударить как можно больнее и потопить. Волна – как в штормовом море на Кубе – захлёстывает с головой и лишает опор под ногами, уносит далеко от того повода, по которому началась ссора.

Если б кто-то записывал скандалы на видео и давал их участникам посмотреть запись потом, когда страсти улягутся – они бы, наверное, сами ужасались. Думали бы: «Это вообще нормальные люди? Кто это?! И что за лица искажённые? Это неправда, я не бываю такой/таким».

Фаина Ивановна предупреждала как раз о таких случаях, когда люди выходят из берегов и творят на эмоциях бог знает что, с риском для здоровья и жизни. Володю это испугало и отвратило от жены. Алёну – отрезвило окончательно.

Но что сказано и сделано в запале, уже никаким топором не вырубишь.

Где-то вдали, за лесом, закричали: «Алё-о-она!», – но девушка не откликнулась. Её колотило то ли от температуры, то ли от воспоминаний. Она легла на землю, прислонившись пылающей щекой к холодным коричневым листьям, и впала в забытье. Она словно поднялась над землёй и над самой собой – и всё скрылось, как в тумане или в дыму от пожарища.

Костик, у которого дома на ночь осталась несовершеннолетняя Алиса, не знал, что с ней делать. Отправлять её домой в таком состоянии было бы жестоко. Кто знает, может, новая ссора с матерью снова подтолкнёт девушку бежать на крышу – и в этот раз он её уже не остановит. С другой стороны, мать Алисы должна была сильно переживать и искать её – если, конечно, проснулась и заметила, что дочери нет дома. Поскольку у девушки была отдельная комната, не факт, что это уже обнаружилось. С третьей стороны, если станет известно, что пятнадцатилетняя девочка провела ночь у взрослого мужчины (у Костика), у него самого могут быть неприятности. Пойди потом докажи, что ты ей ничего плохого не сделал и не замышлял. Встанет ли Алиса на его сторону, если возникнут разборки? Ведь тогда придётся объяснять про попытку самоубийства и её любовь к престарелому учителю.

– На вот тебе сухой свитер и одеяло. Иди спать на матрас, – сказал Костик Алисе.

– Там же эти лежали…

– Я сменил бельё.

– А почему не на кровать? Там удобнее.

– Потому что она моя. Больно много ожиданий для новой знакомой.

Костик пошёл в прихожую обуваться.

– А ты сам куда?

– Пойду воздухом подышу.

– Я с тобой! – сказала Алиса, подскочила к Костику и взяла его под руку.

Он отстранился.

– Что?! – сказала она, сложив губки бантиком. – Я так с подружками всегда хожу.

– А я не твоя подружка. И вообще соблюдай дистанцию.

Костик вышел из квартиры и закрыл дверь на ключ. Алиса немножко обиделась и посмотрела на него в дверной «глазок». Костик выглядел через него пузатым и смешным, как в кривом зеркале. Алиса рассмеялась и вдруг почувствовала себя очень усталой. Девушка подошла к окну в комнате и посмотрела сверху на город. За недостроенными многоэтажками вставало солнце. Высотные краны начали поворачивать стрелки и поднимать грузы. Рабочие строили новые этажи.

А Костик пошёл к квартире Алисы – подслушать, есть ли в доме переполох. Через толстую металлическую дверь ничего не было слышно. Костик посмотрел на счётчик электроэнергии: цифры менялись очень медленно. Наверное, это «съедал» холодильник или сотовый телефон, стоявший на зарядке. Но уж точно в квартире никто не жёг в панике свет и не обзванивал больницы и морги.

Костик не удержался от любопытства и спустился на этаж ниже к той квартире, где жил любимый человек Алисы. Старая дверь, обитая дерматином, какие Костик видел в детстве в старых пятиэтажках в Воронеже. Аккуратный чистый коврик у двери. Велосипед с облезшей краской на раме и со сдутым передним колесом у стены. Санки, коляска, фикус в кадке у окна. Запах жареной капусты. Неужели, в это время кто-то на этаже готовил еду? Поехал и остановился лифт, из него вышел курьер с пиццей, позвонил в соседнюю квартиру. Ему открыли, он отдал пиццу, взял деньги и уехал, стянув маску под подбородок и покашляв. А потом обратно надел маску.

Костик сам не знал, что он хотел выяснить с помощью этой «разведки». Он только понял, что Алиса любила своего соседа не за деньги или положение, а просто… Просто любила – и всё. Костику захотелось, чтобы его тоже так полюбили. Какая-нибудь хорошая девушка, не ищущая выгоды и не приставляющая нож к горлу с требованием взаимности. Деликатная и нежная, которая захочет заботиться о нём, а не выносить мозг бесконечными: «Почему ты не позвонил? Не хочешь отчитываться? Конечно, перед кем тебе тут отчитываться». Испечёт ему безе с пригоревшей кондитерской бумагой. Пожилой мужчина, живший за дерматиновой дверью, был счастливцем, ведь его так любили – даже если он и не знал об этом.

Костик отщипнул засохший листик на фикусе, кинул его в мусорку и пошёл обратно в свою квартиру. Он хотел аккуратно открыть замок, чтобы не разбудить Алису. Но дверь не была заперта. Алиса открыла её изнутри и ушла. Видимо, это произошло во время приезда курьера – потому Костик ничего и не услышал.

На полу в прихожей девушка оставила записку: «Спасибо», – и сердечко и смайлик «палец вверх», нарисованные от руки.

«Подростки, блин, тик-токеры, – подумал Костик, – даже маркером без эмоджи не могут».

И сразу же он усмехнулся над собой: говорит о подростках, как старик. К своим двадцати девяти он ещё ни разу не чувствовал себя по-настоящему взрослым. Всё казалось, что он весёлый лёгкий парень, у которого жизнь только началась, и можно не «заморачиваться», а проводить время в своё удовольствие. За эту ночь что-то в нём изменилось. Костик пока не понял, что именно. Он не стал раздумывать над этим, а пошёл спать: на сегодня событий и так было предостаточно.

Володя с прицепившимся к нему старичком-«гномом» добрались до дачного дома Маргариты Ивановны и обнаружили вместо него лишь обгоревший чёрный остов. Запах гари стоял на много сотен метров вокруг. Машина Алёны была припаркована у ворот, на ней был тонкий слой пепла.