Юлия Бочарова - Любовь на американских горках

– Меня не напрягает совсем. Вдруг тебе мокро, не хочется.

Алёна пожала плечами, показывая, что она не такая уж и неженка, чтобы из-за неё срывались общие планы.

Так они и отправились в парк, хотя обоим не очень хотелось тащиться куда-то в такую погоду.

Половина аттракционов не работала. В кафе их не пустили, поскольку уличные веранды были заполнены, а внутри старались соблюдать дистанцию и не пускали «лишних» покупателей. Ждать под дверью Алёна с Володей не стали. Хозяева кафе, может, и были бы рады хорошо одетой парочке – но боялись проверок. Именно так, в их понимании, и должны были выглядеть контролёры.

Володя купил жене хот-дог в киоске. Сам есть не хотел.

Алёна с Володей прошлись по парку, не зная, о чём говорить. Она отмечала, что скамейки мокрые. Он разглядывал под навесом парня в кресле, имититирующем кабину пилота. Мальчишку крутило во все стороны, а он кричал: «Вау!» И «Вот так вота! Йоу-йоу!». Крепкий вестибулярный аппарат у человека.

Большой разноцветный батут лежал на асфальте, сдутый и жалкий – как мультяшный герой, у которого кончились силы. Но у батута всё ещё впереди: будут солнечные дни – и его накачают воздухом. С людьми сложнее.

Проходя мимо американской горки, Алёна вспомнила, как её подруга занималась сексом в люльке аттракциона. Но горки не работали, и Алёна потащила мужа дальше – к колесу обозрения, которое медленно поворачивалось вокруг своей оси. Скучный аттракцион, но лучше, чем ничего.

– Давай покатаемся? – сказала Алёна.

На этот раз её муж пожал плечами:

– Давай.

Ему было всё равно.

Они заплатили за билеты и сели в ближайшую кабинку без очереди (в будний день желающих было мало). Колесо потащило их наверх. Уезжаешь от работника аттракциона, поднимаешься над деревьями, становится лучше обзор… Вот крыша билетного киоска… Внизу остаются машины, электрические столбы. Становится страшновато.

Американские горки бодрят пассажиров сменой скоростей и предвкушением «падения», и короткими промежутками спокойствия, когда успеваешь перевести дух и поделиться впечатлениями с другом, сидящим рядом. И пусть он через секунду заорёт тебе в ухо: «Ааааааа!» – ты его очень хорошо понимаешь. В этом есть и жизнь, и правда, и настоящие эмоции.

А «чёртово» колесо подавляет неотвратимостью своего движения – по крайней мере, на Алёну оно действовало так. Медлительность, механическая равномерность и желание сойти, не достигнув и четверти оборота (не надо выше, хватит, пожалуйста)… Но куда ты денешься с подводной лодки, как говорил отец Алёны. Может, потому это колесо и называют чёртовым.

Алёна крепко держалась за железные ручки сиденья и думала, что зря потащила сюда мужа. Её мутило. «Через десять минут это всё закончится, и мы будем стоять на земле, а от этого останутся только воспоминания», – повторяла она самой себе раз за разом, чтобы не бояться. Наружу она не смотрела, а старалась сосредоточиться на близких предметах. Так ей удавалось подавлять тошноту.

Володя осматривал парк с высоты и не замечал состояние Алёны. Он думал, не пора ли менять фильтр в кондиционере дома, где его лучше заказать и не купить ли на «Али-экспресс» новый чехол для телефона и зарядки, которые быстро сгорают, и ещё про много разных бытовых вещей.

И тут их кабинка остановилась. То ли в колесе обозрения после долгого простоя что-то случилось, то ли внизу пассажиры не успели выйти или зайти, и ради их безопасности пришлось остановить аттракцион. Алёна страшно испугалась. Их кабинка поднялась более чем на треть оборота и была в тот момент довольно высоко. Её раскачивало ветром.

– Я тебя держу. Слышишь, Алёна? Иди сюда. Я держу.

Володя заметил, что жена позеленела, и сразу же пересел к ней, крепко обнял. Она нагнулась, наклонилась к нему – и её стошнило. Прямо на его ботинки и носки, и на правую штанину брюк…

Ещё пять минут они торчали наверху в одной точке: он с мокрыми облёванными ногами, она – в обжигающей смеси эмоций: стыда, страха и новых подступающих приступов тошноты.

Когда колесо сделало полный круг и они вышли из кабинки, Алёна была опустошена. Тошнить больше было нечем, но состояние всё равно было так себе.

Володя попросил салфеток в ближайшем киоске с хот-догами и попытался отчиститься. Он не предъявлял претензий к жене и не злился даже «в воздух», что одежда испорчена. Но уж лучше бы он ругался – тогда бы Алёна отбила его нападки, и ей стало бы немного легче.

Из парка они выходили через задние ворота: они были ближе, чем парадный центральный вход.

Володя сказал:

– Ты не будешь против, если я заеду к Костяну, переоденусь?

– Нет, конечно, – ответила жена.

– Он тут недалеко просто.

– Конечно, езжай.

– Ты точно не обижаешься?

– Володь, ты издеваешься?!

– Ты сама домой сейчас?

– Ага.

– Всё нормально? Тебе лучше? Или, может, «Скорую» вызвать?

– Слушай, езжай уже. Вон твой трамвай.

Он сел на трамвай и поехал к другу. А она вызвала Яндекс-такси, но отправилась не домой, а попросила водителя поездить по Москве. Вечерело, вдоль дорог зажигались фонари. Мимо проплывали витрины магазинов, яркая вывеска секс-шопа, светофоры, переходы, вестибюль станции метро…

Вот так буднично закончилась последняя попытка Алёны и Володи стать семьёй.

Таксист пыхтел в голубенькой маске, надетой поверх густой чёрной бороды. Время от времени щёлкал поворотник. Навигатор женским голосом по-хозяйски указывал путь. В машине играла тихая музыка.

Ещё месяц они протянули по инерции в старом режиме. А потом Володя решил съездить в Воронеж к родственникам. Тёте Лиде надо было починить крыльцо.

– Я на пару недель.

– Ага.

Оба понимали, что через пару недель могут появиться новые обстоятельства, которые вынудят Володю задержаться ещё на пару недель, а потом ещё и ещё. Работа у него стала полностью дистанционной. Директор-китаец перестал приезжать в офис совсем, а Володя добился разрешения максимально перевести всех своих «бойцов» на удалёнку. Торопиться с возвращением в Москву Володе не было смысла. Хотя вдруг на расстоянии он соскучится по жене. Или она не выдержит и приедет к нему в Воронежскую область, навестить, обнять и поболтать.

Алёна старалась не строить планов и не воображать варианты будущего. Слишком много энергии это отбирало. Но планы строились как бы сами собой.

– Тебе серый свитер положить? – спросила она, вытаскивая вещи из шкафа. Алёна помогала мужу собраться в дорогу.

– Он толстый. Вроде, тепло пока обещают.

– Ну на всякий случай.

– Лан, давай.

– А витамины? Я вторую баночку кину, там осталось мало.

– Да себе оставь, – ему было неловко.

– Они мужские, – Алёна не сдержала ухмылки. – И по-любому, чтоб тебе не бегать, не покупать лишний раз. Всюду бродит злобный вирус.

Так она попыталась пошутить напоследок. Вышло не очень.

Володя застегнул дорожную сумку. О, этот звук еле сходящейся молнии! Он или радует, возвещая о начинающемся путешествии и новых приключениях – или напротив, как будто отрезает кусок жизни. Вж-ж-ж-жик – и всё.

– Ладно. Доберусь – позвоню, – сказал он и поцеловал Алёну в щёку. Нет, не поцеловал – едва прикоснулся кожей.

Она ответила ему тем же и улыбнулась, закрыла за ним входную дверь. А затем пошла в комнату – посмотреть из окна, как он будет уезжать на вокзал.

Вш-ш-ш-ш-шух – прошелестели шины автомобиля такси, под которыми хрустели камешки, – как бы завершая тему, заданную молнией.

– Вот и всё, – сказала Алёна сама себе, убирая ладонь, которую прижимала к стеклу. На стекле остался след от влаги её руки, – который, впрочем, довольно быстро испарился.

Грусти не было. Что-то другое, чего Алёна не могла для себя сформулировать. Девушка подняла ворот пижамы, закуталась поплотнее и пошла в гостиную, плюхнулась на диван. Теперь муж не будет здесь спать и работать. Можно валяться здесь сколько угодно, не нарушая ничьих границ, не стесняя и себя. Свобода? Новые возможности? Или вата, которой она себя обложила, чтобы не чувствовать боли?…

За минувший месяц Алёна похудела на два с половиной килограмма. Ей не хотелось есть, на мясо смотреть было вообще противно. Девушка решила, что это отголоски ковида, у которого много разных чуднЫх последствий – не до конца ещё изученных. Она заставляла себя съесть омлет или мягкие вафли, но иногда забывала о еде на целый день, ограничившись одним завтраком. Спохватываясь, она выпивала на ночь йогурт с клубникой или полбутылки гранатового сока – но не получала от этого удовольствия, как раньше.

– Вот ещё новости, – сказала бы Маргарита Ивановна, если бы знала об этом безобразии. И напекла бы для дочери блинов и сварила бы жирные щи.

Но мама была в Сибири, а Алёна не считала нужным сообщать ей ничего, что её бы расстроило.

– Всё хорошо, мамулечка, – говорила Алёна по телефону.

– Что у тебя с голосом опять? – спрашивала Маргарита Ивановна.

Это мужчину можно обмануть, наврав про своё состояние, и подруг, и коллег, и даже своих детей. Но маму – никогда.

– Не знаю. Ничего. Просто ещё не проснулась, – говорила Алёна и всхлипывала, убирая трубку от лица.

– Ой, прости! У вас же ещё утро, с нами четыре часа разницы. Володя приехал домой?

– Нет пока. У его тёти Лиды пол провалился на кухне, он делает.

– Чё ж мастера не вызовут?

– Она мастеров боится, чтобы не заразили.

– Охохо, – вздыхала мама и начинала рассказывать про то, что увидела в своём путешествии. Как одни люди боятся вируса и носят не только маски, но ещё и на голове закрепляют прозрачные экраны на манер каски сварщика. Другие «подняли флаги», убеждая всех, что ковид – это величайшая афера тысячелетия. Якобы одна ярмарка в Европе – Маргарита Ивановна забыла её название – проводилась каждый год без перерывов, начиная с середины пятнадцатого века. Центр её был на одной и той же площади старинного городка, и ритуалы сложились за столетия, и жители её ждут с нетерпением, и гости из других городов приезжают. Ярмарка всегда начиналась с выведения телят на площадь. Впрочем, Маргарита Ивановна могла и путать. Главное – что празднику не мешала ни бубонная чума, ни одна из многочисленных войн. А тут раз – и закрыли. До чего дошли мошенники! Маргарита Ивановна заочно спорила с ними, высказывая всё это дочери.