Они занимались декорациями часа четыре. Было уже начало шестого, когда встреча в офисе Джека Фаина завершилась. Мэтт тоже присутствовал там, не столько из-за того, что опасался за вложенные в спектакль деньги, а потому что, как и остальные, был чрезвычайно предан идее проекта.

Он ждал Джаффи у двери.

— Ты снова в мехах, — сказал он, накидывая ей на плечи шубку из серебристой лисицы. — Каждый год по твоей одежде я определяю, что уже наступила осень и скоро придет зима. Становится холоднее, и однажды утром я говорю себе: лето кончилось, наверное, Джаффи надела шубу.

— Рада, что не разочаровала тебя. — Джаффи натянула перчатки. — Пошли.

Офис Фаина находился позади Центрального вокзала, на улице под названием Вандербилт-авеню. Джаффи и Мэтт, миновав вокзал, вышли на Лексингтон-авеню и двигались не торопясь, увлеченно обсуждая декорации Болдвина и не очень представляя, куда идут.

— Кажется, нам стоит сменить маршрут, — сказал Мэтт, когда понял, где они находятся. — Ты можешь выйти прямо на Мэдисон-авеню к офису Пола.

— Я не встречусь с Полом, его не будет в городе до завтра. Он на Западном берегу договаривается с Сан-Франциско относительно турне Д'Ойли Карт.

— О…

— И это все? — спросила она. — Только «О»?

— А что еще?

Джаффи остановилась и посмотрела на него:

— Не знаю. — Сердце ее учащенно забилось. Она сунула в карманы синих шерстяных брюк руки, чтобы он не заметил, как они дрожат. Обычно, находясь рядом с Мэттом, Джаффи вполне владела собой. Лишь иногда тайное волнение вырывалось наружу. Это был как раз тот самый случай.

Мэтт колебался какое-то мгновение, испытывая, как и она, искушение. Затем улыбнулся.

— Привет, — сказал он.

Это было условное приветствие, слово под занавес, которое он придумал после их однодневного романа в Лондоне. Напоминание о том, что говорила Джаффи.

Их роман — одноактная пьеса с ограниченным ангажементом и без выходов на бис. Джаффи попыталась улыбнуться, но с первого раза у нее ничего не вышло. Она сделала еще одну попытку.

— Привет, — сказала она наконец в ответ.

Мэтт подошел к такси, открыл дверцу и придержал ее, пока Джаффи садилась.

— Я позвоню тебе через пару дней. Будь осторожна.

— Куда вам, леди? — спросил водитель.

— Подождите минуту. — Он пожал плечами и включил счетчик. Пока тот работает, он готов стоять здесь хоть целый час, если ей этого хочется.

Но часа не потребовалось, прошло всего несколько секунд, в течение которых Джаффи наблюдала за удаляющейся фигурой Мэтта. Высокий, одетый в шерстяное пальто военного покроя, в слегка сдвинутой на затылок темной шляпе, он быстро исчез в дверях вокзала, чтобы сесть в пригородный поезд до Нью-Джерси и отправиться домой к своей жене.

— Поехали, — сказала Джаффи, когда он скрылся из виду. — Шестьдесят восьмая и Вторая авеню, Ист-Ривер-Тауэр, юго-западный угол. Все время, пока такси двигалось от центра города по вечерним улицам, водитель то и дело бросал взгляды в зеркальце заднего обзора, стараясь понять, действительно ли сидит Джаффи Кейн, но Джаффи не давала ему повода задать вопрос, глядя в окошко на заманчиво мигающие в сумерках огни Манхэттена.

* * *

Карен потребовалось совсем немного времени, чтобы спустить все пять тысяч долларов, которые она привезла с собой в Лас-Вегас. Можно потратить огромное количество десятицентовых монет, играя с автоматом по шестнадцать, восемнадцать часов в сутки, так как количество денег, которое тратится для того, чтобы в результате нажатия рычага ковбой начал стрелять и на поднос высыпались монеты, редко равно полученному выигрышу.

Увидев, что ее запасы приближаются к концу, Карен переехала из своего номера в гостинице в более дешевое место среди лачуг на окраине города, которые назывались «Звездные хижины Беллы».

Беллой звали женщину, которая всегда находилась в вестибюле. Она следила, чтобы гостиница была обеспечена горячей и холодной водой, а по воскресеньям стирала постельное белье, и все за двадцать один доллар в неделю. Однако общественный транспорт в Лас-Вегасе практически отсутствовал, и это создавало Карен неудобства. Брать такси туда и обратно дважды в день стоило очень дорого. Она решила ходить пешком. И вот на второй день после переезда на свое новое местожительство, выйдя из казино чуть позже полудня туда, где находилась стоянка многочисленных автомобилей, Карен огляделась вокруг и подняла большой палец.

Почти тотчас рядом остановился автомобиль.

— Привет, хочешь ехать? А я думал, ты живешь в отеле.

Карен внимательно посмотрела через окошко шикарного, последней модели «шевроле». Водителем оказался мужчина, с которым она разговаривала несколько раз. Он был одним из крупье в блэкджеке. Его звали Фрэнк Карлуччи. В другой момент и при других обстоятельствах Карен сказала бы, что он довольно привлекательный. Сейчас же для нее было важно только то, что он имел автомобиль.

— Я жила в отеле, но теперь переехала.

— Куда?

— В «Звездные хижины Беллы». На Спринг-Маунтин-роуд.

Он наклонился и открыл дверцу со стороны пассажиров.

— Тебе повезло. Нам по пути. Садись, Глория. — Он знал ее под этим именем. Так Карен представилась ему при встрече в кафе отеля в тот редкий случай, когда прервала игру, чтобы поесть.

Его автомобиль имел красную обивку из кожезаменителя и выглядел совсем новеньким. Они почти не разговаривали. Карен была слишком измотана. Фрэнк сказал, что тоже очень устал, поскольку сменился только в четыре часа утра обычные часы его работы, пояснил он. Поскольку Фрэнк находился в Лас-Вегасе всего несколько месяцев, то, как все новички, должен был работать в смену, которую называли «кладбищенской».

— Не знаю, как ты выдерживаешь, — сказал он, в то время как они двигались по пустынной дороге. — Ты всегда там, когда я прихожу, и продолжаешь играть, когда я ухожу. Мне кажется, ты играешь по двенадцать, четырнадцать часов в сутки.

— По меньшей мере, — подтвердила Карен, но не стала ничего объяснять.

— Теперь, в связи с переездом, найдешь автоматы поближе к дому?

Волосы Карен почти достигали подбородка, так как она не стриглась с мая. Теперь они были распущены, не затянуты в пучок. Когда она покачала головой, ее светлые локоны упали на изнуренное лицо.

— Нет, мне нравится играть в «Пустынном дворе».

Там мой особый автомат.

— Да, — сказал Карлуччи. — Я заметил это. Ты всегда играешь на том, где ковбой стреляет из своих пистолетов, когда выпадает выигрыш. Ты полагаешь, что это счастливый автомат?

— Не знаю. Просто он мне нравится.

Они подъехали к деревянным с облупившейся краской лачугам, сгрудившимся у дороги, под неоновую вывеску, обозначавшую вход.

— Я поеду назад в гостиницу около полуночи. Хочу поваляться немного перед сменой. Если хочешь, я захвачу тебя по пути.

— Нет. Благодарю, до полуночи слишком долго ждать. — Она открыла дверцу автомобиля.

Он придержал ее за руку:

— Когда же ты спишь?

— Посплю сейчас несколько часов. Мне не требуется много времени для сна. Увидимся позже, спасибо, что подвез.

— С удовольствием. Я могу сделать то же самое завтра утром, если ты будешь готова ехать домой, когда я освобожусь.

— Примерно в то же самое время, — сказала Карен. — Да, обычно я уже заканчиваю игру. Еще раз спасибо.

После этого поездки стали регулярными. Между восьмью и девятью часами вечера Карен ловила попутку или шла пешком две мили до города. Гостиница находилась фактически рядом со Спринг-Маунтин-роуд. А на следующий день после полудня Фрэнк Карлуччи отвозил ее назад домой. Во время этих путешествий они разговаривали мало. В основном беседа их состояла из того, что Фрэнк задавал вопросы, а Карен кратко отвечала.

Где-то в глубине своего сознания она не забывала, что является психологом, и потому отмечала, что порой его вопросы становились не праздными и что он искренне интересовался манией, которой она одержима.

В таких случаях Карен старалась сменить тему разговора, поскольку эта извилистая тропинка вела в те уголки памяти, где еще теплился интерес к тому, что она так жестоко бросила, где прятались чувство вины и нестерпимая боль. Она играла, чтобы заглушить боль, и не позволит этому молодому человеку с темными вьющимися волосами и карими глазами напоминать о ней.

В сентябре она сказала ему, что больше не будет ездить с ним домой.

— Я получила работу с одиннадцати до трех.

— Где?

— В баре «Энжел-гриль» на улице Фремонт. В качестве официантки.

— Понятно. Ты когда-нибудь раньше работала официанткой, Глория?

— Нет. Но мой новый босс не знает этого, и я не думаю, что эта работа не такая уж трудная.

— У тебя кончились деньги, да? Все, что ты привезла с собой, уплыло.

— Что-то вроде этого, — согласилась Карен. — Так что теперь я не буду ездить с тобой. Благодарю за карету с четверкой лошадей.

— Карета с четверкой лошадей, — повторил он, стараясь вникнуть в смысл этих слов. — Слушай, сделай одолжение. Скажи скороговорку: «Припаркуйся в Гарвард-Ярде»…

Карен улыбнулась. Точнее, это было неким подобием улыбки. Если бы он только знал, как улыбалась раньше Карен Райс, а не то создание, которое было любовницей Бернарда Хенригена, не та леди, назвавшая себя Глорией, одурманенная игральными автоматами.

— Хочешь убедиться, прав ли ты и говорю ли я с бостонским акцентом? Хорошо, «Припахкуйся в Гахвахд-Яхде». Ну вот, сказала.

— Да, я так и думал. Бостонская аристократка.

— Нет, в этом ты ошибся. Просто ребенок из так называемого Вест-Энда. Не самая лучшая часть города, ничего общего с Бикон-Хиллом и аристократическими кварталами.

— Слушай, Глория, я знаю, это не мое дело, но какого черта ты здесь делаешь? Ты же не безмозглый цыпленок и уж вовсе не похожа на официантку. Ты образованная женщина, которая говорит «карета с четверкой лошадей». Для чего тебе все это?