Юлия Набокова - Любовь на карантине

– Только посмотрите, как работает наша медицина. По ошибке медиков меня с другим пациентом поместили в один бокс. И этот пациент – мужчина! – Она наставила на меня айфон, и я отвернулся.

Персонажем реалити-шоу я становиться не хочу. Заберите ее уже скорей отсюда. Пусть ведет свои репортажи для Инстаграма из другой палаты!

По стеклу постучали, привлекая наше внимание. Я обернулся и подошел ближе, продолжая выдерживать дистанцию в два метра с блогершей. Если я прав и заболела дуэнья, блогерша общалась с ней больше. Хотя в самолете-то мы сидели вместе, и чихала она на нас одинаково – что направо, что налево.

– Приносим наши извинения. Произошла ужасная ошибка, – бубнил из-за стекла высокий плечистый доктор, облаченный в спецкостюм, респиратор и защитные очки. Больше ничего из-за костюма рассмотреть было нельзя. Но я почему-то был уверен, что доктор – добродушный и симпатичный, с умным взглядом и волевым подбородком. Сейчас он был по-настоящему расстроен происшедшим.

– Вот именно, что ужасная! – воскликнула блогерша, обвиняюще тыча айфоном в доктора за стеклом. – Вы должны немедленно ее исправить! Отселите от меня этого заразного! – И она ткнула телефоном уже в меня.

– Почему это я заразный? – опешил я, поворачиваясь к ней всем телом. – Это ты общалась с дуэньей, к тебе и зараза больше прилипла!

– У нее есть имя – Мария! – с задетым видом сообщила она.

– У заразы? – не удержался я.

– Как же мне хочется тебя убить! – зарычала она, замахнувшись на меня телефоном.

– Успокойтесь, пожалуйста! – призвал доктор за стеклом.

Мы повернулись к нему, как провинившиеся школьники. Не знаю, как блогерша, а я на время ссоры с ней даже забыл, что мы в палате не одни и за нами наблюдают.

– Расселите нас, – потребовала блогерша, воинственно сверкая глазами. – Иначе в этих стенах случится смертоубийство!

Доктор дрогнул, но твердо сказал:

– Условия карантина уже были нарушены, когда вы оказались в одной палате. Вам придется остаться здесь вместе.

– Что?! – хором вскричали мы.

– Вы не имеете права! – принялась качать права блогерша. И сейчас я с ней был полностью согласен.

– Я отказываюсь находиться с ней в одной палате, – поддакнул я. – Она может быть опасна!

– Кто? – Блогерша гневно обернулась ко мне. – Я? Да я и мухи не обижу!

Вот что она такая тупая, а?

Я отчаянно замигал ей глазом, а вслух громко сказал:

– А минуту назад грозилась убить!

– Я-то безобидна, – не захотела подыграть мне она. – А вот за свою честь опасаюсь! Может, ты сексуальный маньяк!

– Я? – опешил я, но сразу же рассмеялся. – Детка, не выдавай желаемое за действительное! Я тебя и пальцем не трону! Даже не умоляй!

– Я? – на этот раз она задохнулась от возмущения.

За стеклом – суматоха. Главный вытаскивает рацию, внимательно слушает, а затем дает знак остальным, и все уходят, как будто у них появились более срочные дела, чем двое пациентов, по ошибке запертых в одной палате.

– Эй, вы куда? – Блогерша бросается к стеклу и остервенело стучит кулачком. Но там уже никого нет.

– Похоже, мы застряли тут надолго. – Я сажусь на кровать и вытягиваю ноги, глядя на ее чемодан у двери. Интересно, что в нем? А впрочем, совсем скоро я об этом узнаю. Надеюсь, она положила туда свой красный кружевной лифчик, который перекладывала в аэропорту Милана? Хоть какое-то развлечение на карантине. По моему лицу расплывается широкая улыбка, и я ловлю разъяренный взгляд блогерши:

– Похоже, ты этим доволен?!

О, да, детка. Вместе нам точно не будет скучно. Давай постараемся не убить друг друга в первый же день. О кей?

Диана

Могло бы быть и хуже… Я возвожу глаза к потолку и с тоской думаю, что нет, не могло!

Что может быть хуже, чем провести две недели в палате с облупленным потолком и мерзкой рожей соседа? Ладно, с потолком я приврала – его недавно побелили, подготовились, даже краской еще пахнет. Но рожа все равно мерзкая! Посмотрите на него – сидит и ухмыляется, как будто все идет по плану, как будто он нарочно все это провернул, чтобы оказаться со мной в одной палате!

Ну почему мне не досталась в соседки какая-нибудь милая девушка, с которой мы бы болтали о дизайне ногтей, красавчиках-актерах и путешествиях? Чем я так провинилась, что меня наказали им? Я три с половиной часа полета с ним по соседству еле выдержала. А впереди – две недели карантина! Я даже боюсь считать, сколько это часов…

– Триста тридцать шесть, – звучит его зловещий голос.

– Ты о чем?

Я резко оборачиваюсь, готовая поклясться, что не произнесла вслух ни словечка.

– Триста тридцать шесть часов, – повторяет он. – Или сто рейсов из Милана в Москву. Вот насколько мы застряли тут вместе вдвоем.

Похоже, ему тоже не по душе наше совместное заключение.

– Все равно что в тюремной камере, – ворчу я.

– Я бы предпочел одиночную.

– Поверь, я тоже! – взрываюсь я.

– У вас все в порядке? – звучит женский голос за стеклом, и мы синхронно оборачиваемся.

По ту сторону палаты на нас таращится крупная высокая медсестра в спецкостюме.

– Нет! – хором рявкаем мы.

– У вас температура? – волнуется она, вглядываясь в наши лица сквозь свои пластиковые очки и стекло палаты. – Вон как раскраснелись! Я сейчас градусники принесу.

– Нету у меня температуры! – восклицаем мы тоже хором.

Но медсестра уже скрывается из виду, и я рычу от злости.

– Может, ей приплатить, чтобы нас расселили? – предлагаю я соседу. Практически выбрасываю белый флаг перемирия, а он топчет его ногами.

– Предлагаешь раскошелиться мне? – Он иронично вздергивает бровь, становясь похожим на пирата из голливудского блокбастера.

– Я потратилась на шопинг в Италии, – приходится признаться мне.

– Я так и думал, что ты не по музеям гуляла. – Он бросает красноречивый взгляд на мой чемодан у двери. – Ну так и предложи медсестре что-то из своих покупок.

Да он издевается!

– Вы же одного размера? – добавляет он.

Точно издевается! Да я худее размера на три!

– Значит, тебя тут все устраивает и ничего предпринимать ты не намерен? – неприязненно цежу я.

– А что я могу предложить в качестве подкупа? Вряд ли ей подойдет мой костюм, – ёрничает он, вешая серый пиджак на спинку стула и оставаясь в белой рубашке. – А наличных у меня нет.

– Может, она согласится на перевод на карту? – с надеждой спрашиваю я. – Только представь: два отдельных бокса, никаких соседей, полная тишина. Как в санатории!

Карие глаза мужчины мечтательно затуманиваются.

– Только надо договариваться скорей, – дожимаю я, – пока других пассажиров с нашего рейса не привезли.

С него разом слетает мечтательное выражение, и он резко говорит:

– Нет!

– Но почему? – с досадой восклицаю я.

– Самолет был полный, отдельных боксов на каждого не хватит. Все равно придется с кем-то делить палату… – В его глазах мелькает досада, как будто он вспоминает кого-то из пассажиров нашего рейса, кто ему досадил больше меня. – А к тебе я уже привык.

– Что?! – От возмущения у меня перехватывает дыхание, и я хватаю ртом воздух.

– Вам плохо? – волнуется девичий голос за стеклом. – Вы задыхаетесь? Какие симптомы?

– У меня аллергия на моего соседа! – рявкаю я, оборачиваясь на медсестру, которая наблюдает за нами из коридора.

Это уже другая медсестра – невысокая и худенькая. Судя по голосу, совсем девчонка, младше меня. Она испуганно замирает, а затем натянуто улыбается:

– Я вам градусники принесла. Померьте температуру.

Она сует градусник в передатчик – похожий на тот, через который передают деньги кассиру в банке. Железный ящик громыхает и выползает с нашей стороны окна.

– Не буду я ничего мерить, пока меня от него не отселят! – заявляю я и убираю руки за спину, словно градусник из ящика сам может прыгнуть мне в руки.

– К сожалению, это невозможно, – отвечает медсестра. – Так как вы теснее всего контактировали с пациенткой, подхватившей вирус, мы не можем поместить вас в палаты к другим пассажирам.

– А их много? – вырывается у меня.

– Уже привезли десять человек, а остальных разыскивают, – охотно делится медсестра. Для нее все происходящее – как интересное кино про эпидемию. Это ведь не она заперта в палате, а всего лишь наблюдает за нами за стеклом.

– И вы что, всех изолируете? – поражаюсь я.

– Таковы правила, – медсестра пожимает плечами и взглядом указывает на ящик. – Так вы температуру мерить будете?

– А что мне за это будет? – вырывается у меня.

Сосед, имени которого я по-прежнему не знаю, хмыкает.

– Обед будет, – охотно обещает медсестра. – Гороховый суп и котлета с картофельным пюре.

– Даже слюнки потекли, – говорит этот подхалим. А затем, улыбаясь медсестре, забирает свой градусник из ящика и отходит к своей кровати.

– А если я вегетарианка? – хмуро спрашиваю я.

– Тогда котлету могу переложить молодому человеку. – Я не вижу ее глаз под защитной маской, но уверена, что она сверлит влюбленным взглядом моего соседа по камере.

– Нет уж! – рявкаю я. – Никаких моих котлет я ему не отдам.

– Так и думал, что ты не вегетарианка, – насмешливо хмыкает он.

Я молча забираю свой градусник из ящика и сажусь на больничную койку напротив. А что, если стены этой палаты и лицо соседа – последнее, что я увижу в жизни? При мысли о том, что мне больше никогда не видать голубого неба над головой, не гулять по улочкам Милана и не видеть моря, мне становится так горько, хоть плачь.