Кейт пошарила в сумочке. Достав пачку сигарет, она долго срывала целлофановую обертку, наконец, вытащила сигарету, в которой сейчас очень нуждалась.

Щелкнула зажигалкой. Не получилось. Щелкнула второй раз, третий, чувствуй себя бойскаутом, который безуспешно пытается разжечь костер.

Тед улыбнулся:

— Это тот цыпленок, который во что бы то ни стало, хотел заполучить меня? Я разочарован. Наверное, тебе следует раздеться или что-нибудь в этом роде, а?

Кейт раздраженно швырнула зажигалку.

— Можешь выругаться, — посоветовал он. — Все лучше, чем стоять вот так с сигаретой во рту. Ты похожа сейчас на Богарт в ее худшие времена.

Кейт начала хохотать, и это помогло снять напряжение. Как будто с плеч свалился тяжкий груз.

— Мата Хари из меня не вышла бы, — смеясь, воскликнула она.

Тед перестал улыбаться, и она снова напряглась, но теперь уже могла себя контролировать. Он протянул руку, дотронувшись до ее лица, волос, шеи. Нежное прикосновение подтверждало, что тогда, в баре, она правильно истолковала выражение его глаз. Наконец он наклонился — его губы оказались совсем близко, и Кейт перестала сдерживаться.

В ней снова проснулось желание. Она хотела его. Таким, каким он был на самом деле, а не его фантастический образ, созданный ее воображением. Кейт нетерпеливо прижалась к его губам и в следующее мгновение почувствовала, как в ее рог проник язык Теда, словно предвосхищая то, что им предстояло.

Все произошло быстрее, чем она ожидала. Быстрее, чем представлялось ей в мечтах. Она вдруг обнаружила, что лежит на полу гостиной между камином и кофейным столиком, платье расстегнуто спереди, а трусики спущены до колен.

Тед начал ласкать ее, нежно проводя рукой по холмикам грудей, затем спустился ниже. До живота и дальше… Кейт обняла его за шею, ощутив под пальцами густые завитки волос.

Неожиданно она оттолкнула его голову.

— Может, обойдемся без изысков? — произнесла она, стиснув зубы. — Я хочу почувствовать тебя внутри! Сейчас же! Не могу больше ждать!

Но Тед был очень осторожен, словно боялся причинить ей боль. Впрочем, они быстро поняли друг друга, и он перестал беспокоиться.

Хотя Кейт давно потеряла девственность, однако в чем-то еще оставалась невинной и до сих пор не познала настоящей страсти. Она думала, что ее прежний сексуальный опыт с другими мужчинами и есть нормальная половая жизнь. Но сегодня был день открытий.

Охвативший ее экстаз проник в самые потаенные уголки души, а оргазм, которого они достигли одновременно, казалось, растопил их тела и слил в одно целое.

Кейт долго лежала, прислушиваясь к отзвукам счастья и ощущая непривычную усталость от столь мощного наплыва переживаний, обрушившихся на нее.

— Люблю тебя, Тед, — снова призналась она и теперь уже сказала это от чистого сердца.


Любовь, как всякое сильное чувство, имеет свой неповторимый образ. Кейт просыпалась каждое утро, чувствуя на губах вкус поцелуев Теда и отчетливо вспоминая его запах.

Внешне Тед продолжал хранить верность жене и по вечерам отправлялся домой. Ужинал всегда с семьей. По выходным брал сыновей на бейсбол. Короче, оставался преданным и любящим мужем. Но это была сторона его жизни, лишенная чувств и переживаний.

По-настоящему он жил только в те минуты, когда видел Кейт. Теперь они всегда проводили обеденный перерыв вместе. На бары и рестораны времени больше не тратили. Какой смысл? Они мчались к Кейт, занимались любовью, а перед уходом ели сандвичи. Или обходились даже без них.

Но выпадали и такие дни, когда у них не было времени друг для друга. После работы они отправлялись на Центральный вокзал и в ожидании электрички заглядывали на несколько минут в местную закусочную. В эти минуты Кейт видела оборотную сторону их любви.

Прежде она никогда не чувствовала себя одинокой и, лишь полюбив, узнала, что это такое. Незаметно для нее самой Тед прочно занял место в ее сердце и душе. Когда они были врозь, этот уголок пустовал, и Кейт ощущала дискомфорт. Словно рядом звучит музыка, а уши у нее заложены ватой.

В минуты трезвых размышлений она понимала всю банальность ситуации. Раньше просыпавшаяся в Кейт время от времени пуританка осуждала женщин, которые имели женатых любовников. «Почему они делят своего мужчину с другой? Ради чего?» Теперь она сама делила Теда с его женой, и ей все стало ясно. Те женщины любили. А любовь облагораживает и эти украденные полчаса свидания в полутемном баре, и душ, который смоет следы краденого счастья, заменившего обед.

Недели, прожитые с этим чувством, складывались в месяцы, и постепенно Кейт начала осознавать, что ведет двойную жизнь. С одной стороны, беспокойная жизнь в газете, общение с коллегами после работы. С другой — жизнь с Тедом. Тайная и страстная.

По крайней мере, эта вторая жизнь ей казалась именно такой. Кейт считала, что в «Ньюс» никто не подозревает об их с Тедом отношениях. На работе они почти не виделись. А когда она все же заходила к нему, то уже не садилась на стол, как раньше, и не болтала перед ним своими длинными ногами. Она даже отказалась от духов.

Но это-то и выдавало ее с головой. До нее многие девчонки охотились за Тедом Геблером в открытую. Однако едва до них доходила бесперспективность этого занятия, они либо заканчивали свой флирт с ним, либо увлекались другими мужчинами. Ни в том, ни в другом случае они не менялись, не делали вид, что Геблер перестал для них существовать. Перемена же в поведении Кейт всем бросалась в глаза, и это рождало определенные вопросы.


Работа в газете интересна и скучна одновременно. Пока человек готовит материал, он занят, а стоит ему освободиться на часок-другой, тут же возникает проблема свободного времени. И проводят его журналисты, как правило, одинаково: заполняют расходные ведомости, пьют, обсуждают сексуальные достижения коллег. В то время главной темой всех разговоров в барах Третьей авеню стали взаимоотношения Кейт и Теда.

Рут Блюм услышала о них не в баре. Редактор отдела моды редко посещала такие места. И вовсе не потому, что боялась оказаться там нежеланной гостьей. Она была таким же полноправным членом журналистского цеха, как и любой другой. Просто Рут считала любой бар грязной дырой. К тому же она не употребляла спиртного.

Рут была еврейкой, которой пошел уже четвертый десяток, и относилась к типу женщин, пожертвовавших ради карьеры замужеством и детьми. Глядя на Рут, многие поначалу решали, что близости с ней не пожелает ни один мужчина. Дело в том, что она была не просто крупной дамой. Рут была толстой.

Однако, не по этой причине она до сих пор не вышла замуж и не нарожала детишек. Ибо пышные формы компенсировались истинно американской красотой лица. Рут знала, что она хорошенькая, чем и отличалась от других полных женщин, которые сидят в четырех стенах и ни в грош себя не ставят. Рут одевалась как всякая современная преуспевающая деловая женщина, правда, благоразумно избегала узких брюк и мини-юбок. Будучи профессионалом в моде, она знала, как следует одеваться, чтобы не подчеркивать свои недостатки.

Почти все вечера она просиживала в фотостудии, разглядывая снимки с очередного весеннего показа мод, а не готовила дома ужин для своего мужа. И причина крылась отнюдь не в ее комплекции. Причина была в матери.

В свое время Филлис Блюм составила для дочери план жизни на много лет вперед. Она должна была стать самой модной и красивой девушкой Нью-Джерси, пленив сердце врача. Когда девочка начала есть больше, чем следовало, мать очень расстроилась. Когда же Рут из полнощекого ребенка превратилась в толстого подростка, Филлис Блюм решила действовать.

В тринадцать лет девочку посадили на первую в жизни диету. Сначала эта процедура привлекла ее новизной, однако интереса хватило только на неделю, а потом Рут начал терзать постоянный голод. И едва мама отворачивалась, Рут бралась за прежнее.

Сколько бы Филлис ни кричала, как бы ни уговаривала, Рут продолжала жить по-своему. То есть с лишним весом.

Этот вес смущал лишь ее мать, поскольку мальчишки, с которыми Рут водилась в юности, даже находили ее полноту сексуальной. Кстати, по поводу секса мать и дочь тоже разошлись во взглядах.

Согласно теории Филлис Блюм, на земле есть два типа девушек: девушки, которые гуляют с парнями, и девушки, которые выходят замуж.

— Ты хочешь сказать, — заметила Рут, — что если девушка намерена выйти замуж, она должна гулять только со своим нареченным?

— Именно. Таково золотое и непреложное правило.

— О'кей, — ответила Рут, — в таком случае я не собираюсь выходить замуж. Пойми, мама, дело не в тебе. Дело в мужчинах. Я слишком люблю их всех, чтобы останавливаться на ком-то одном. — Но, увидев лицо матери, она смягчилась: — По крайней мере, я сейчас так думаю. А когда наберусь побольше жизненного опыта, может, еще его раз изменю свое мнение.

— Да, когда рак на горе свистнет, — констатировала Филлис.

На том и разошлись, заключив шаткое, но все же, перемирие. Именно оно позволило Рут без особых проблем съехать из родительского дома по окончании колледжа и найти себе занятие, не связанное с кухней и детьми.

Она выбрала моду. Начала с работы у дяди, который имел текстильное производство на Седьмой авеню. Дядя Рубен шил костюмы и платья для магазинов средней руки типа «Блюмингдейла» и «Сакса». Процесс дизайнерской разработки, изготовления и последующей продажи сразу захватил Рут.

Рут отличалась неугомонностью и не могла довольствоваться той щелкой, сквозь которую ей приходилось смотреть на мир моды. И когда родственников уже стало тошнить от ее разговоров, а друзья постепенно разбегались, она решила сменить круг общения.

Рут начала писать для журнала «Тренде». Вела еженедельную полосу, в которой сообщала обо всех новинках и о том, что пользовалось особой популярностью на нью-йоркских улицах.