Люба. Маленькая Метелица с застенчивой улыбкой.

— Ты так вздыхаешь грустно, что либо у тебя другие планы на вечер, либо видеть нас не хочешь.

— Планы, мам… Во сколько вы будете дома?

С Любой встречаюсь в восемь, от родителей до центра минут пятнадцать…

— Необязательно отменять свои дела ради нас, Марат. Если дела, конечно, важные. Подъезжай пообедать в «Али» в любое время, мы здесь до самого вечера.

— Спасибо. И за Элину еще раз… мам, не знал, что ты на нее подписана.

— Нет, конечно, мне переслали знакомые. Я очень удивилась. Ты говорил, что все закончилось, поэтому…

— Закончилось, мам. Я не хочу об этом говорить. Напишу, когда смогу подъехать. Папе привет.

— Обнимаю, родной.


Элька — сумасшедшая, совсем без тормозов, когда чего-то хочет. Когда-то от нее крышу сносило, да у всех сносило в школе. Никого рядом с ней не видел, ну почти никого. Люба, Люба… Почему же ты меня не помнишь?

«Ты все еще злишься? Ну извини. Зато сработало. Сiao Ciao».

Может, заблокировать ее номер к чертям? Так ведь опять что-нибудь выкинет.

— Затык в центре, прямо на глазах краснеет. — Таксист кивает на навигатор, и я вижу, что ехать придется на пятнадцать минут дольше.

Не успею.

— Быстрее никак нельзя?

— Только на вертолете. Подъеду как можно ближе, ну а дальше бегом. Если хотите.

— Хорошо.


— Не поняла, в чем претензии? У тебя же никого нет.

И ведь искренне не понимает, что творит. Ее новый, итальянец, такой же дятел, что и я был. Повелся, как последний дебил влюбленный. Те же грабли или на что там в Италии наступают.

— С тебя убудет, что ли? Марат, ты сам меня бросил! Паоло расслабился, чуть-чуть поревновать ему не помешает. Или у тебя там дрогнуло что-то?

— Минуту даю, чтобы убрала фотку.

— А то что?

— Сам пообщаюсь с твоим Паоло. Слушай, я ушел, не заставляй меня возвращаться.

— Ты этого не сделаешь!

— Минута.

— Да не психуй, уберу… пятнадцать звонков за полчаса от него. Неплохо. Сiao Ciao!

Вот же дрянь. Знала, что постить в «Инсте». Лучшее лето с ней.


— Что там с дорогой?

— Да ничего хорошего! — Таксист зло кивает вперед. — Перекрыли площадь Свободы, стоим.

По-любому опоздаю. Пишу шефу, что не успеваю, пробки. Дудкин в курсе процесса, пусть его возьмут.

Скобелев сам перезванивает.

— Марат, не торопись. Отменилось все, на понедельник перенесли. В принципе, можешь сегодня не появляться, Катя тебе скинет правки по договорам аренды. Посмотри.

— Хорошо.


Договоры по аренде подождут, там ничего сложного нет. Прикидываю, сколько добираться до дома через пробку, сколько — до ресторана.

— К «Али» поехали.

Таксист молча кивнул.

Издалека уже видно, что веранда забита под завязку, лучший ресторан как-никак в городе. Но с каждым годом все сложнее держать планку. Киваю охране и быстро прохожу внутрь.

— Уже? — Отец откладывает документы в сторону. — Мама говорила, ты на работу едешь.

— Планы поменялись. Привет!

— Планы, значит, — ухмыляется. — Никак не могу привыкнуть, что ты уже не студент. Обедать будешь?

В «Али» полно приватных кабинетов, где можно поесть без внимания любопытных глаз, но родители всегда предпочитают общий зал. Вроде все привыкли, хотя, помню, поначалу хостес конкретно так психовали.

— Буду, но только первое. Так о чем поговорить хотели?

Отец молчит, крутит ручку, отвечать не торопится. Да я и не жду особо. Без матери вряд ли расскажет. Они всегда выступают одним фронтом. Ну или почти всегда.

— Ладно, пошли в зал, за мамой зайдем по дороге.

Родители женаты двадцать пять лет. В школе за одной партой все десять лет просидели. Первая любовь. Думал, и у меня так будет. Не получилось.

— Я так рада, что ты приехал именно сегодня. А то мы с папой готовились-готовились, а тут сами уезжаем. Еще ждать две недели будет неправильно.

— Чего ждать?

Перевожу взгляд на отца. Он не такой радостный, как мама, у нее-то глаза горят от предвкушения.

— Давай я, Тимур. У нас подарок, особенный. На окончание университета.

— Спасибо, мам. Мне приятно.

— Ты еще не знаешь, что за подарок. Давайте дадим Светлане блюда расставить, а то стоит уже три минуты.

Кивает официантке, разговор прерывается. Понятия не имею, что они придумали. Точнее, что придумала мама. И точно, едва Света отошла, как я услышал:

— Мы с папой очень гордимся тобой. Хочу, чтобы ты знал это. А еще ты много работаешь, Марат. Твоя съемная квартира, согласись, далековато от твоей работы…

— Я уже ищу новую.

— Ты опоздал, мама тебе уже нашла.

— Что?

— Это наш подарок, сынок! — Клянусь, она репетировала эту фразу не один день.

Смотрю на невесть откуда появившиеся ключи на столе.

— Ого! Не ожидал. Спасибо… Совсем не ожидал.

Мама победно улыбается. Похоже, была битва, и она ее выиграла.

— Пожалуйста. Еще раз поздравляю. Новый этап.

Ты же не про окончание универа? Верно, мам?

— Спасибо, мам, пап.

— В «Стреле» квартира, Марат. Большая студия на восемьдесят метров, с чистовой отделкой уже. Выбирала мама, как ты понимаешь.

Качаю головой. Мне на такую несколько лет пахать. «Стрела» — новый комплекс, только построили, и он всего в двадцати минутах ходьбы от работы.

— Я… даже не знаю…

— Не тяни и переезжай. На новоселье не забудь позвать. С обстановкой помогу, если нужно.

— Спасибо, мам. Уют — это женское умение.

— Элину мы в твоей студии точно не увидим? — Отец отодвигает пустую тарелку и пристально смотрит мне прямо в глаза.

Так бы сразу и сказал.

— Нет. У Элины своя жизнь.

— А так и не скажешь, — буркнул себе под нос, но продолжать не стал.

— Марат говорит, что отношения закончились, и я ему верю. И он уже взрослый, чтобы перед нами отчитываться. Но, вообще, я с папой согласна, Марат. Недосказанность вредит. Лучше сразу все прояснить, чем молчать, а то иногда вовремя что-то не скажешь — и затянет, как в трясину. Но еще хуже — упустить, не сказав вовремя то, что нужно. Не всегда молчание — золото… Что-то меня на морализаторство потянуло, не обращай внимания, Марат. Ты еще так молод!

— Надеюсь, не настолько, чтобы повторять свои ошибки, мам.


До дома добираюсь быстрее, чем ожидал. Почти бывшего дома. Своя квартира. Новая жизнь, значит, мам. Ты права как никогда. К семи добиваю договоры по аренде. Утром еще посмотрю на свежую голову.

Он лежит у меня на столе с того самого дня, как я забрал его из родительской квартиры. Не дает покоя. Пора поговорить, Люба. Возможно, даже сегодня. Посмотрим, как пойдет.

К месту подъезжаю пораньше, есть время покрутиться, поискать парковку. Когда вижу Любу на тротуаре, инстинктивно торможу, но не сразу замечаю, что она не одна.

Что за рыжий хмырь? Знакомый?

Я не понял. Какого он ее обнимает? Это, вообще, кто?

Глава 22

— Люба, я теперь к каждому твоему звонку готовлюсь, как раньше — к новой серии «Игры престолов». Собственно, семечки уже рядом. Сегодня тыквенные. Жаль, не видишь. Ну давай, рассказывай дальше!

Оксана, как всегда, в своем репертуаре. Ее ничем не прошибешь, и я сама начинаю верить, что все фигня. Но все равно противно!

— А больше ничего, Оксан. Одна фраза и все. Отвечать я ничего не стала, страница левая, на «аве» морской пейзаж, никаких друзей, ничего о себе. Только пара картинок с мемами.

— И что ты думаешь?

— Что Бойченко кто-то рассказал про нас с Маратом! И мой дневник у нее! Ты не представляешь, что я чувствую!

— Мне было пятнадцать, когда нас ограбили… — Из динамика домашнего телефона доносится спокойный голос мачехи. — Мы из санатория вернулись, а все перевернуто вверх дном, одежда, мои тетрадки, мамино вязание — все в одно кучу. Деньги забрали, золото, даже телек уперли, но больше убивало не это, а то, что чужие люди ходили по нашему дому, копались в наших вещах. Как в душу нагадили. Так что я понимаю.

— Ты не рассказывала.

— Ты тоже не рассказывала, партизанка! Я уже на низком старте, скоро прибегу смотреть на твоего Марата. Люб, что такого есть в дневнике, за что сейчас тебя можно шантажировать? Неземная любовь к высокому красивому брюнету не в счет. Это тебе скорее в плюс, чем в минус.

— Думаешь?

— Ну а ты сама подумай. Ты ему нравишься, он тебя на свидания приглашает. А если еще узнает, что ты его столько лет любишь…

— …испугается и сбежит.

— В школе мог сбежать, а если сейчас сбежит, то зачем тебе такой идиот? Он с этой Элиной — если правда, что ты говоришь, — жил как на вулкане. Это прикольно в семнадцать и в семьдесят. А сейчас у него уже должен быть мозг, чтобы оценить нормальную девушку и нормальные отношения.

— Если оно ему надо.

— Ты за него не решай. Что в дневнике, Люба?

— Не могу сказать. Прости.

— Значит, не только про Марата, и это актуально до сих пор… — Оксана многозначительно вздохнула, но продолжать не стала.

— Я все писала в дневник, Оксан. Абсолютно все. Сейчас об этом жалею.

— Если пойдут угрозы в «личке» — сразу ко мне, поняла?

— Ага.

— И еще. Знаешь, я бы поговорила с Маратом. Вы как дети, ей-богу. Шесть лет не такой уж большой срок для здоровых людей, чтобы амнезией страдать.

— Я не признаюсь ему, что люблю его! — взвизгнула так, что сама испугалась. — Как ты вообще себе это представляешь?

Оксана ответить не успела, а может, чего и сказала, но я не услышала — громкий и резкий звонок в дверь возвестил о приходе Кирилла Журавлева.