— Что же сделал с тобой мой сын, чтобы ты дошла до такого состояния? — спросила валида.

С пылающими щеками, медленно подбирая слова, Эйден рассказала Hyp У Бану, что произошло. Та фыркнула.

— Для мужчин-мусульман — это обычное дело, хотя Пророк запрещает так любить. Однажды меня силой вынудил к этому отец Мюрада, но когда он узнал, что мне не нравятся подобные вещи, он проделывал это только с теми женщинами, которым это нравилось. Поверь мне, Марджалла, такие женщины есть. Я скажу Мюраду, что такие забавы не в твоем вкусе, он не будет больше навязывать тебе этого.

— Я хочу домой, — упрямо повторила Эйден, но валида сделала вид, что не слышит ее, и, убедившись, что с ней все в порядке, ушла, дав ей возможность отдыхать. Эйден сокрушенно покачала головой. Они не будут слушать ее. Ей оставалось одно — умереть.

К своему удивлению, она поняла, что Мюрад всерьез принял ее угрозы о самоубийстве. Ее редко оставляли одну. Еду ей приносили уже разрезанной, чтобы она не могла ножом вскрыть себе вены или пронзить сердце. Ее драгоценные украшения были заперты, и вынимали их только тогда, когда в комнате находился кто-то еще. Она не имела возможности проглотить что-нибудь, чтобы вызвать удушье и тем самым покончить со своим горестным существованием.

В течение следующих нескольких дней ее покорность поддерживали с помощью лекарств, подмешиваемых в еду, поскольку надеялись, что отдых прогонит ее тоску. Мюрад был раздражен. Первый опыт с его несравненной Марджаллой только возбудил его желание обладать ею. В течение следующих нескольких дней через постель султана прошла вереница женщин, но, удовлетворив свои физические потребности, он гневно отсылал их прочь, потому что ни одна из них не могла доставить ему истинного наслаждения. Ни одна из них не напоминала его несравненную и недосягаемую Марджаллу. Он должен обладать ею!

— Он одержим Марджаллой, — жаловалась валида Эстер Кира. — Никакая другая женщина сейчас не устроит его. По крайней мере это не так плохо, как в случае с Сафией, потому что Марджалла презирает султана. Она не будет так беззастенчиво использовать его ради собственной выгоды, как делала главная жена моего сына.

— Сейчас, возможно, и не будет, — ответила Эстер Кира. — Ей еще предстоит смириться с господином Мюрадом, но как только она перестанет печалиться и поймет, что у нее нет иного выбора, кроме как душой и телом отдаться своему повелителю, что, как вы думаете, произойдет, моя дорогая подруга? Я могу сказать. Она умна, и она постарается родить ребенка, лучше сына. Родив сына, как вы думаете, позволит ли она, чтобы его убил старший брат? Нет! Она будет драться за своего сына, как любая другая мать. Она подкупит и перетянет на свою сторону женщин гарема, которые не очень-то любят Сафию. Она может даже убедить султана Мюрада отказаться от Сафии, что, я знаю, не огорчит вас, но подумайте, моя дорогая подруга! Подумайте, что из этого получится!

Если Марджалла займет в сердце султана место Сафии, она сделает так, что он предпочтет ее сына сыну Сафии. В гареме разразится война, война в диване, и даже война внутри империи, когда две женщины будут бороться за получение их сыновьями титула Защитника Веры. В борьбу будут втянуты янычары, и кто знает, чью сторону они займут. Черные и белые евнухи примкнут к разным сторонам, мы ведь знаем, что они всегда оказываются по разные стороны. Разве Явид-хан не освободил Марджаллу? Лучше бы султан разрешил ей вернуться домой.

Слова Эстер Кира дали Hyp У Бану пищу для размышлений. Старуха всегда была добрым другом правящей семьи, и поэтому валиде даже не приходило в голову, что у Кира есть другие соображения, кроме благополучия Оттоманской семьи. Теперь Hyp У Бану вспомнила, как отговаривала Марджаллу даже от попыток вернуться на родину, и почувствовала себя виноватой. Но что еще она могла сделать? Она любила своего сына, а Мюрад твердо решил, что будет обладать этой женщиной. Валида вздохнула. В кои-то веки она не могла найти выход из создавшегося положения, а Мюрад с каждым проходящим днем все больше и больше влюблялся в женщину, которая презирала его.

Сейчас Марджалла стала его горячечным наваждением. Мюрад дал Эйден четыре дня для восстановления сил, потом снова послал за ней. Помня о том, что было при их первом общении, он решил вести себя по-другому. С ней нельзя поладить грубым принуждением. Она женщина с очень сильным характером. Он понимал, что она скорей умрет, чем позволит ему одержать легкую победу. Он собирался завоевать ее расположение, но в то же время хотел дать ей понять, что хозяином положения является он.

Обычно утром султан занимался государственными делами и встречался с художниками, поэтами, учеными. Вторую половину дня он всегда проводил в гареме. Мюрад приказал, чтобы госпоже Марджалле больше не подсыпали сонных снадобий. Он хотел, чтобы при их встрече у нее была ясная голова, и с тревогой ждал ее прихода. Когда она вошла в комнату в сопровождении главного евнуха, он приветливо улыбался. На ней был прекрасный, шитый золотом длинный шелковый халат персикового цвета, а ее чудесные волосы рассыпались по плечам. Под серыми глазами темнели круги, а лицо было хмурым.

Султан взял ее за руку и сказал:

— Я скучал по тебе, моя несравненная Марджалла. Каждый день без тебя подобен году. Каждая ночь без тебя бесконечна, как столетие.

— Ночь, которую я провела с вами, господин султан, оказалась похожей на тысячу лет в аду, — холодно ответила она.

Мюрад знаком руки приказал Ильбан-бею удалиться из комнаты, когда евнух открыл было рот, чтобы сделать Марджалле замечание. Потом султан вгляделся в ее глаза и произнес;

— Я собираюсь сказать тебе то, что я редко говорил кому-нибудь в своей жизни, Марджалла. Я прошу простить меня, моя несравненная. Я не привык к тому, чтобы мне оказывали открытое неповиновение, а ты очень рассердила меня в ту ночь. Рассердила так сильно, что я по глупости решил силой заставить тебя подчиниться моим желаниям. Сделав так, я причинил тебе боль и напугал тебя, и об этом глубоко сожалею. Я больше не буду говорить об этом. Мы начнем все сначала, но тебе предстоит понять одно — я твой хозяин, и никакая женщина не может заставить меня отказаться от этого. Ты будешь повиноваться мне, как это делают все мои женщины. Однако я постараюсь никогда не просить тебя о том, что может обидеть тебя. Ты меня поняла?

— Да, господин, — ответила она без выражения.

— Хорошо, — сказал он, — и с этого дня, Марджалла, всякий раз, когда ты будешь входить в эту спальню, ты будешь снимать свои одежды. Я уже говорил тебе, что у тебя самое безупречное и самое красивое женское тело, которое я когда-либо видел. Я хочу наслаждаться этой красотой всякий раз, когда мы вместе.

Эйден расстегнула жемчужные пуговицы, на которые был застегнут ее халат, а потом сняла его через голову и бросила на стул.

— Как угодно моему господину, — сказала она. Он улыбнулся.

— Очень хорошо. — Сунув руку в карман, он вынул маленький мешочек черного шелка и, открыв его, выкатил на ладонь два небольших серебряных шарика.

— Видела ли ты когда-нибудь что-либо подобное? — спросил он.

— Нет, мой господин. Что это?

— Они предназначены для того, чтобы подарить тебе радость, несравненная. Они сделают так, чтобы ты всегда получала наибольшее удовольствие от любви, когда бы ни была со мной. Шарики полые. Внутри одного находится капелька ртути. Внутри другого маленький язычок серебра. Ляг на спину на кровать и позволь мне положить их внутрь твоего сладкого прохода. Тогда ты увидишь, что получится.

Эйден было все равно. В обычных условиях она бы спросила, что это, но сейчас, когда ей безразлично, будет ли она жить или умрет, ее не волновало, что он сделает с ней.

Она покорно легла на кровать, раздвинув ноги. Мюрад осторожно вставил внутрь два маленьких серебряных шарика, аккуратно протолкнув их вглубь. Он загорелся желанием просто оттого, что прикоснулся к ее потаенным местам, но, подавив в себе похоть, помог ей встать.

— А теперь, — сказал он, — пройдись по спальне и скажи мне, что ты чувствуешь.

Она отошла от него, но едва сделала несколько шагов, как у нее появилось потрясающее ощущение, которое всегда приходило к ней в минуты ее любовных отношений с Конном и Явид-ханом. Пораженная, она остановилась, но потом решила, что это ей только померещилось. Она пошла дальше по большой комнате. Нет, ощущение — реальное. Стоя на ногах, она содрогалась от чувственного взрыва.

— О Боже! — изумленно воскликнула она, повернулась и взглянула на султана. — Что вы сделали со мной?

— Только подарил тебе удовольствие, — тихо ответил он, а потом обыденным голосом сказал:

— Ты играешь в шахматы, Марджалла?

Она кивнула.

Мюрад кликнул неизменных черных евнухов, и они принесли шахматный столик. Эйден подумала, что если она сядет, то нестерпимое, но замечательное ощущение желания, которое усиливалось с каждым ее движением, ослабеет. Они играли, но Эйден играла плохо, потому что не могла освободиться от нарастающего в ней желания. Султан наблюдал за ней, стараясь не показывать своего удовлетворения. Он не хотел оскорблять ее, понимая, что пока еще не завоевал ее доверия.

Наконец у Эйден не осталось сил терпеть, и она невольно соскочила со стула. Глаза ее наполнились слезами.

— Прошу вас, — взмолилась она, — прошу вас, выньте их! Я умираю от желания.

— Даже если я выну их, — ответил он, — это не утолит твое желание. Только я могу сделать это, Марджалла. Если ты по доброй воле согласишься подчиниться мне, тогда я выну их.

— А если нет? — вызывающе спросила она. Он любезно улыбнулся.

— Тогда они останутся там, моя несравненная. Сыграем еще одну партию? Кажется, что с этой партией мы зашли в тупик.

— Неужели вам безразлично, что я презираю вас? — спросила она. — Что вы за человек? — Она вдруг страшно разозлилась.

— Я могущественный человек, и мне безразлично, да, совершенно безразлично, презираешь ли ты меня. Ты не всегда будешь презирать меня. Однажды ты поймешь, что любишь меня, потому что любовь — это другая сторона ненависти.