— Ты всё-таки любишь Оленева, да? Я была права?

— Ты была права.

Оксана смотрела на неё со смесью жалости и восхищения.

— Лесная, дом восемнадцать, квартира тридцать семь — это напротив городской библиотеки. Новый кирпичный дом, — она хлюпнула носом. — Не знаю, что ты задумала, но если собираешься навалять ему за Оленева, то и за меня разок пни, ладно?

— Спасибо! — воскликнула Даша и выскочила за дверь.

* * *

В такси она пыталась отрепетировать будущую речь, но мысли разбегались. Почему-то она замечала витрины магазинов, молодых мам с колясками, велосипедистов, клумбы на перекрёстках, блики солнца в окнах домов и хоровод белых облаков. Слушала «Радио Шансон», которое врубил водитель. Думала о том, что предполётный брифинг в самом разгаре.

Нужный дом и подъезд она нашла быстро. Нажала кнопки «три» и «семь» на домофоне.

— Кто там? — спросил грубый мужской голос.

— Добрый день, это Дарья Комарова из финотдела. Я вам документы привезла.

Щёлкнул замок. Даша поднялась на лифте на четвёртый этаж, где Федя поджидал её у открытой двери. Даша ещё раз вежливо поздоровалась и зашла в квартиру. Остановилась в прихожей, оглядываясь: зеркальные дверцы шкафа были сдвинуты в одну сторону и обнажали пустое нутро, в коридоре вдоль стены выстроились картонные коробки с надписями «учебники», «зимняя одежда», «рыбалка». В воздухе летала пыль, пахло бытовой химией: лимонной хлоркой и нашатырём.

— Спасибо, что привезли документы, я совсем замотался. Перед отъездом всегда много дел.

Федя был одет в грязные шорты и серую растянутую майку. Рельефная грудь блестела от пота, плечи бугрились мускулами. Даша смущённо отвела взгляд и протянула жёлтую папку. Федя заглянул внутрь, бегло пролистал бумаги и повторил с прежней интонацией:

— Спасибо. Я завтра собирался съездить, но хорошо, что вы привезли. Сэкономили мне время и нервы.

Даша поняла, что надо или прощаться, или начинать разговор. Стоять в прихожей и молчать не было смысла.

— Вы меня помните? — спросила она.

— Помню. Вы расспрашивали Матвея, как он чуть не угробил пассажиров. Вместе со мной.

Даша посмотрела на Федю и встретила твёрдый уверенный взгляд красивых голубых глаз. Фотографии пилотов с такими глазами печатали в бортовых журналах, пассажиры неизменно приходили в восторг. В Китае белокурого красавца-великана будут носить на руках.

— Это хорошо, что вы меня помните… — и замолчала.

Федя переступил босыми ногами по влажному линолеуму и сказал:

— Ни чая, ни кофе у меня нет, могу предложить газированной воды. Хотите?

— Да, очень хочу.

Они прошли на кухню и сели за стол. Фрамуги были открыты, на подоконнике стояли «Мистер Мускул» и рулон бумажных полотенец. С улицы доносились автомобильные гудки и весёлые крики с детской площадки. Наверное, Федя мыл окна до прихода Даши. Она выпила залпом стакан холодной газировки и сказала:

— Мне Матвей рассказал, почему вы остановили самолёт и ударили его в вестибюле.

— Ну и что?

— Мне хочется услышать эту историю от вас.

— Зачем? Если Матвей всё вам рассказал, то мне нечего добавить.

— Есть одна вещь, которую он не может объяснить.

— Какая?

— Почему вы так отреагировали на обычное прикосновение? Он же не за жопу вас ущипнул.

— Меня особо не ущипнёшь, я и зубы могу выбить, — Федя немного помолчал и добавил: — Не то что шестнадцатилетний пацан.

Последний пазл встал на своё место. Даша не удержалась от горькой усмешки.

36. Агрессивный гомофоб

Как легко всё получилось! Как будто правда устала скрываться и сама явила себя миру. Не пришлось копаться в подробностях, переводить тему с Оленева на Эдика Усольцева, взывать к былой дружбе и давить на больные мозоли.

— Эдик сказал, что Матвей к нему приставал?

Федя закусил губу и кивнул.

— И вы поверили?

— А почему я не должен был ему поверить? Я его давно знаю, практически с детства. Я очень уважаю его родителей, часто бывал у них дома, его отец научил меня летать. А в последние годы Эдуард Ильич работает в аэропорту диспетчером. Зачем ему врать? Назовите хотя бы одну причину.

Он так напористо это произносил, словно пытался убедить в своей правоте не Дашу, а кого-то другого. Например, себя.

— Он прямо перед рейсом вам это рассказал?

— Да, перед самым вылетом. Мы встретились на перроне, и он сказал, что Матвей не просто так со мной дружит. Что он положил на меня глаз и попытается… — Федя нервно кашлянул и сделал большой глоток из бутылки, — меня трахнуть. Эдик видел в бинокль, как он меня охмурял, и решил предупредить, потому что сам побывал в такой ситуации.

— Матвей его охмурял?

— Да, втёрся в доверие и предложил кое-что сделать… — Федя с трудом подбирал подходящие слова. — Кое-что, что мужчина не должен делать с мальчиком. Для Эдика это стало шоком. Он потом лечился у психолога и не смог поступить в лётное училище.

Даша чуть не скрипнула зубами от злости.

— Вы дружили с Матвеем много лет и знали его лучше всех! Вы летали с ним, ездили на рыбалку и ходили в сауну. Вы несколько месяцев жили у него дома! Неужели вы действительно поверили, что он приставал к сыну своих друзей? К толстому рыжему школьнику?

Федя вскинулся:

— Да, поверил! Потому что…

Он замолчал, его скулы покрылись яркими пятнами, как от внезапного приступа сильнейшей аллергии. Даша ждала. Федя сцепил пальцы в замок и положил руки на стол, словно выстраивая между ними символическую стену. Губы его были крепко сжаты. Он явно не собирался продолжать свой рассказ. Даша затаила дыхание и медленно, очень медленно протянула руку. Коснулась побелевших от напряжения пальцев:

— Расскажите мне правду, — попросила она.

Он шумно вздохнул и отвернул голову, словно его прожигал её мягкий просительный взгляд. Его профиль был так же великолепен, как и всё остальное, но выражение лица внушало ужас: по скулам перекатывались желваки, подбородок выдвинулся вперёд.

— Федя, я прошу вас! Вы не представляете, как Матвей страдает, не зная, почему вы так резко отреагировали на обычное прикосновение. В том, что произошло, он винит себя. Он сказал: «Каким дерьмом надо быть, чтобы лучший друг решил, что ты его домогаешься, а любимая жена сделала аборт?». Он разочаровался в любви и дружбе. Он больше ничего не хочет, кроме самолётов, — Даша потрясла Федины руки, добиваясь, чтобы он на неё посмотрел. — А я люблю его! Я знаю, что он не хотел вас… — она проглотила слово «трахнуть», — оскорбить. И я точно знаю, что он не приставал к Эдику.

— Откуда вы можете это знать? Эдик сам мне рассказал.

— А мне три дня назад он рассказал совершенно другое.

И Федя глянул на неё. Она продолжила, мешая факты и догадки:

— В шестнадцать лет он написал Матвею любовное письмо, но тот ничего не ответил. Просто не понял, о чём речь. Эдик обиделся. Он много лет жил с этой обидой, а потом вырос, стал диспетчером и решил, что пришло время для мести. Он знал, как вы с Матвеем близки, и решил действовать через вас. Выбрал самое удачное время — перед взлётом — и слил информацию. И всё у него получилось: он не только вас поссорил, но и спровоцировал инцидент. Он сполна отомстил Матвею за равнодушие. А тот ни о чём не догадывается, он до сих пор считает Эдика другом!

Федя задумчиво смотрел в пространство перед собой. По его виску скатилась капля пота.

— Я вас не знаю, Дарья, но я вам верю. Матвей и правда такой: не замечает, что происходит у него перед носом, и всегда берёт вину на себя… — он оторвал от рулона бумажное полотенце и вытер покрасневшую шею. — Я расскажу, почему я так отреагировал. Когда мне было шестнадцать, я поехал в летний спортивный лагерь по плаванию. Один из тренеров…

— Не надо, прошу вас, — перебила Даша, уже догадываясь, что за этим последует.

— Один из тренеров решил заниматься со мной по индивидуальной программе — сказал, что я очень перспективный спортсмен. Я был счастлив. Я доверял ему, уважал его, старался ему понравиться. Однажды вечером он пригласил меня в свой домик и предложил отметить мои успехи. Налил вина. Я выпил всего один стакан, но сильно опьянел…

— Пожалуйста, не надо! Я всё поняла!

Ей больно было видеть, как взрослый человек терзается, вспоминая своё детство. Она не хотела знать подробности.

— Нет, он меня не насиловал, всё было вполне добровольно… Не много-то и было, лишь прикосновения через одежду, но утром я протрезвел и мне стало противно. Я уехал из лагеря и бросил плавание.

Даша с трудом сдерживала слёзы:

— Мне жаль. Простите, что залезла вам в душу! Я не хотела причинить вам боль.

— Ничего, всё нормально. Я пережил этот факт своей биографии и сделал выводы на будущее. Но когда Эдик сказал, что Матвей хочет со мной переспать, у меня началась паранойя. Я подумал, вот мерзость! Матвей столько лет был рядом — и врал мне, лицемерил, изображал настоящего друга! Я даже решил, что он откуда-то узнал о том случае в лагере и считает меня пассивным… — Федя вставил грубое словечко. — И когда он тронул меня за руку, я разозлился. Посмотрел на него, отвлёкся от управления самолётом. Всего на несколько секунд, но этого оказалось достаточно, чтобы потерять контроль. Матвей принял решение прекратить взлёт. А после остановки я высказал ему всё, что думал, и ударил за то, что он поднял руку на Катю.

Даша кивнула:

— Да, я понимаю, вы защищали свою женщину.

— Мою женщину? — он замотал головой: — Нет, мы начали встречаться позже, это было какое-то внезапное обоюдное помешательство. Может, сказался стресс или подавленное чувство вины. Я бросил девушку, на которой собирался жениться, Катя подала на развод… А до этого мы просто дружили. Она иногда делилась со мной проблемами, которыми не могла поделиться с Матвеем.