— Как ты провел вечер? Надеюсь, удачно?

— Да, я выиграл вполне приличную сумму, но потерял несколько часов, которые мог бы провести с тобой!

— В следующий раз возьми меня с собой, — попросила она. — Монти говорит, что я родилась под счастливой звездой, значит, принесу тебе удачу!

Кинкейд ласково взглянул на нее.

— Хорошо, я подумаю. Может быть, действительно взять тебя с собой как талисман?

У Мэг загорелись глаза. Вот уже неделю она лишь глядела в окно, за которым бурлила лондонская жизнь. Район, в котором находилось заведение мамаши Гудвин, был грязным и бедным, но сейчас Мэг была бы рада пройти и по узким кривым улочкам, и загаженным булыжным мостовым! Ей так не хватало свежего морозного воздуха и холодных зимних солнечных лучей!

— Правда, Кинкейд, возьми меня с собой! — попросила она. — Я буду вести себя так тихо, что никто не обратит на меня внимания. Пожалуйста!

— Ты такая привлекательная женщина, что не сможешь остаться незамеченной! — возразил он. — Ладно, сердце мое, в следующий раз мы пойдем вместе!

— А когда? Мне так хочется поскорее выбраться хоть на часок из этого дома! Вот увидишь, я выиграю в карты крупную сумму!

Кинкейд достал ключ из кармана и открыл дверь. Пропустив Мэг, он вошел в комнату и шутливо заметил:

— Какая ты нетерпеливая особа! Кстати, я обещал тебе какой-нибудь подарок, если ты будешь вести себя хорошо. Не знаю, заслужила ли ты его… Но принес нужное тебе.

Он достал из кармана плаща яркий бумажный сверток и положил его на кровать. Мэг, радуясь как ребенок рождественскому подарку, развернула бумагу.

В свертке оказалась изящная шерстяная накидка темно-зеленого цвета — в тон зеленым глазам Мэг — и такого же цвета шерстяная шапочка с тонкой вуалью.

С возгласом восхищения она набросила накидку на плечи, надела на голову шапочку и придирчиво оглядела себя в зеркале.

Кинкейд взял ее за руку.

— Как ты прекрасна, моя таинственная, несравненная Мэг!

Она томным жестом опустила темно-зеленую вуаль на лицо. В глазах Кинкейда блеснули огоньки страстного желания. Он сбросил с Мэг шерстяную накидку, ловким движением снял с нее шапочку, легко поднял ее на руки и понес к кровати.

— Я люблю тебя, Мэг, — страстно прошептал он. — Я так тебя люблю…

Она закрыла глаза и поцеловала его в губы.

— Я тоже люблю тебя.

«Господи, спаси меня от моего греха, — подумала Мэг. — Не дай Кинкейду узнать о том тяжком преступлении, что я совершила!»

11

Граф Ратледж одиноко стоял в тени безголовой венецианской статуи и внимательно наблюдал за многочисленными леди и джентльменами, прибывавшими в Мэмфорд-Хауз на роскошный прием по случаю пятидесятилетия графа Мэмфорда.

Приглашение на прием доставили Персивалю лишь накануне праздника, а это свидетельствовало, что в список приглашенных его включили в последнюю минуту. Но граф Ратледж это и ожидал. Его нисколько не смутило подобное пренебрежение к своей персоне, и он с удовольствием принял приглашение графа Мэмфорда.

Почти ни один бал или прием, устраиваемый в домах богатых и знатных людей, не обходился без графа Ратледжа. Одни его откровенно не любили, другие боялись, но игнорировать не смел никто. Он обладал весом в обществе, с его мнением считался сам король, а его денежное состояние исчислялось огромными суммами. А он хотел бы, чтобы его приглашали, потому что желали видеть. Лицо графа, обезображенное заячьей губой, уже примелькалось за долгие годы, и гости почти не обращали внимания на его уродство. Граф Ратледж был завсегдатаем балов, с удовольствием пил изысканное французское вино, ел запеченных куропаток и почти всегда выигрывал в карты или кости.

Персиваль неторопливо потягивал из бокала тонкого стекла шампанское, и его взгляд лениво блуждал по прогуливающимся по залу гостям. Некоторые дамы и джентльмены стояли небольшими группами, весело смеялись, обменивались впечатлениями и сплетничали. Он был всегда вне их разговоров, но Персивалю уже давно наскучили досужие вымыслы, а все сведения, которые его действительно интересовали, он получал из более надежных источников. К тому же многие его недолюбливали, если не сказать большего. Еще он стеснялся своего уродства и старался разговаривать, прикрывая рот кружевным платком.

На дне рождения графа Мэмфорда собралась вся английская знать: герцоги, графы, баронеты, их супруги и дети. Тысячи свечей ярко освещали танцевальный зал и кабинеты для азартных игр, отражаясь в позолоченных и серебряных подносах, которые ломились от изысканных блюд и дорогих вин. Граф Мэмфорд постарался на славу, ведь через пару часов ожидалось прибытие самого короля, пожелавшего выразить свою благосклонность имениннику.

Граф Ратледж тоже тщательно подготовился к банкету, втайне надеясь перемолвиться парой слов с королем. Он надел свой новый, недавно сшитый элегантный камзол, черные бархатные панталоны, парчовую, расшитую золотыми нитями накидку, а на голову — белый напудренный парик с толстыми локонами. На кожаном поясе висел длинный, с позолотой кинжал — семейная реликвия дома Ратледжей.

Лакей в черной ливрее подошел к Персивалю, тот поставил на поднос пустой бокал и взял с шампанским. Пригубив, граф продолжал наблюдать за гостями, как вдруг его взгляд остановился на юной девушке. Держа под руку графа Мэмфорда, она флиртовала с несколькими молодыми людьми. Хозяин торжества — невысокий коренастый средних лет мужчина с круглым лицом и двойным подбородком — слушал ее, одобрительно кивая и улыбаясь.

Девушка, почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулась и, увидев Персиваля, долго не могла отвести изумленных глаз от его лица. Тот уже давно привык, что незнакомые люди с любопытством рассматривают его уродливый рот, но подобная настойчивость юной леди его смутила и немного обидела. Незнакомка смотрела на графа открыто, долгим изучающим взглядом, держа веер в застывшей руке.

Кто эта непосредственная леди, размышлял про себя граф, одна из дочерей графа Мэмфорда, при дворе он ее не видел, или очередная любовница? Но почему он никогда прежде не встречал ее на балах и приемах?

Граф вежливо поклонился, и на его искривленном лице появилось подобие улыбки. Девушка была очень аппетитна, с миловидным округлым личиком и черными вьющимися волосами. Неожиданно для себя Персиваль сравнил ее с Маргарет, и сравнение оказалось не в пользу юной незнакомки. В Маргарет чувствовалась порода, природный ум и достоинство, думал граф, она была не просто миловидной или хорошенькой, а благородной прекрасной дамой.

Граф попытался выкинуть из головы мысли о своей родственнице, которая словно растворилась в воздухе, убежав от справедливого возмездия.

Юная незнакомка и сквозь опущенные ресницы продолжала изучать графа Ратледжа, обмахиваясь веером. И он снова поклонился ей и улыбнулся. Затем поставил пустой бокал у подножия мраморной ноги венецианской статуи и направился к темноволосой юной даме.

— Прошу простить меня, если я помешал вашей беседе, — начал Персиваль, вежливо поклонившись гостям и хозяину, стоявшим рядом с девушкой. — Почтенный граф Мэмфорд, я хотел еще раз поблагодарить вас за любезное приглашение посетить ваш дом. Счастливого вам дня рождения! — Он отвесил низкий поклон и краем глаза взглянул на юную незнакомку.

Лицо графа Мэмфорда расплылось в широкой улыбке, а его двойной подбородок затрясся от выдавленной из себя приветливости.

— Я очень рад видеть вас в своем доме, граф Ратледж, — поклонился он. — Надеюсь, вы не скучаете.

Молодые люди, стоявшие рядом, раскланялись и отошли, якобы не желая мешать беседе двух высокопоставленных особ, но истинная причина их поспешного ухода была в другом — они не любили и побаивались графа Ратледжа, а его уродливое лицо внушало им отвращение.

Граф Мэмфорд небрежно махнул им вслед и обратился к Персивалю:

— Дорогой граф, позвольте представить вам мою дочь — Мэри Мэмфорд.

— Счастлив познакомиться с вами! — Персиваль склонился в поклоне. — Всегда к вашим услугам!

Дочь Мэмфорда очаровательно улыбнулась, опустила веер, и граф увидел на ее напудренной щеке и над верхней губой изящные темно-коричневые мушки. Глаза девушки были голубые, как голубая вода в весеннем ручейке, лучистые и внимательные. Персиваль заглянул в них и вдруг почувствовал сильное волнение. Мэри Мэмфорд притягивала его к себе.

— Как вы находите Лондон? — тем временем спросил его граф Мэмфорд. — Вы ведь редко заглядываете в столицу, предпочитая проводить время в своем замке.

Граф Ратледж неопределенно пожал плечами и, прикрыв рот кружевным надушенным платком, промолвил:

— Кое-что изменилось и в городе, и при дворе, но в основном все осталось по-прежнему. Дамы и джентльмены все так же напыщенны, а королевская казна пуста…

Граф Мэмфорд громко рассмеялся, словно Персиваль очень удачно пошутил.

— Я полностью с вами согласен, мой друг. Казна постоянно нуждается в пополнении.

«Как бы мне поближе познакомиться с твоей дочкой! — подумал Персиваль. — Ради такого сокровища не жалко и помочь казне!»

Заиграла веселая музыка, и Персиваль, еще раз поклонившись хозяину, попросил:

— Разрешите мне пригласить вашу очаровательную дочь Мэри на танец?

Граф Мэмфорд повернулся к дочери, которая продолжала обмахиваться веером, и Персиваль увидел, что на картинках, украшавших веер, изображены обнаженные миниатюрные женские фигуры.

«Ну и ну, — подумал граф Ратледж. — Это она таким оригинальным способом ищет себе женихов? Как низко пала нравственность…»

Мэри вопросительно посмотрела на отца, ожидая его решения, и он благосклонно согласился.

— Иди, дочь моя. Только смотри, чтобы его светлость потом отпустил тебя потанцевать и с другими кавалерами. Ты не забыла, что уже пообещала один танец сыну Эйкра, а другой — Хенселу?