— Да я верю, Паш!

— Вырву сказал! И зубы выбью, скалиться будешь!

— Да все, Паш! Все!

Он отошел к окну, коротко спросил что-то по телефону. Паша опять отвекся на изучение фотографии Полины. Усмехнулся. Хорошая какая.

— Ээээ… Паш…

— Ну? Че такое?

— Она заявление сегодня написала… На увольнение…

— Че???

8

Я с утра зарылась в бумаги, приводя все в порядок и прикидывая, в какой очередности завершать. В принципе, если не добавит начальство радости, то в две недели уложусь.

Никак не захотел меня главбух рассчитывать одним днем. Даже при условии невыплаты зарплаты. А я готова была и на это, лишь бы убраться поскорее. Утром шла через вестибюль, со стыда сгорая. Потому что, наверняка уже все коллеги… Да что там коллеги! Все здание было в курсе, кто в лифте гендиру отсасывал… Странно, что пальцами не показывали. Но за спиной точно шептались и смеялись.

Я же, после бессонной ночи, да еще и такой, выглядела и чувствовала себя крайне измочаленной. Измученной. Да еще и утренний допрос не привычной к такому моему выверту Ленки не прибавил сил и настроения.

Правда, к чести сеструли, она не особо донимала. Так, поржала только над моим истерзанным видом и потом, ввалившись без стука в ванную, удивленно присвистнула, обозревая поле боя.

— Ну ты даешь, Поль. Ощущение, что тебя зверь потоптал…

Ага… Носорог, блин…

Поэтому я долго бодаться с главбухом была не готова, и так морально поистрепавшись, пока шла к месту работы под оценивающими, как мне казалось, взглядами коллег.

Две недели, так две недели…

Выдержу как-нибудь.

Уныло перещелкивала файлы, перебирала папки, помечала в блокноте то, что надо сделать в первую очередь.

На телефон поначалу не среагировала, увлекшись.

Затем опомнилась и ответила.

— Мелехова, что происходит? Где ты шляешься, на рабочем месте тебя нет? — Ядовито и зло заорала трубка голосом главбуха.

И вам здравствуйте еще раз, Максим Юрьевич…

— Бегом папку с личными делами по СТРке в зубы и на директорский этаж. Там тебя встретят!

— Аааа…

Но я не успела задать сакраментальный вопрос: "Почему я?". Начальство отключилось.

А я так и осталась сидеть, опустив руки в бессилии. Знала я, кто меня встретит на директорском этаже. Отлично знала. Потому что иных причин, чтоб меня, да и вообще кого-либо из бухгалтерии, кроме главбуха, таскали пред светлы очи руководства, не было. За все три года моей работы здесь, такого не случалось ни разу.

И вот, случилось. И Максим Юрьевич злой до невозможности. И смотрел на меня с утра так… Едко, понимающе. Тоже все знает. Конечно, знает. Все все знают… Господи, позорище какой… И зачем я опять Носорогу? Ну явно же не для того, чтоб за чудесную ночь поблагодарить?

Чего еще ему надо от меня? Все уже получил. Вдоль и поперек использовал на полную катушку.

Сколько еще унижений мне предстоит? За одну-единственную ошибку? Совершенную глупость?

Опять телефон.

— Ты какого хера еще на рабочем месте, Мелехова???

Голос, срывающийся на визг, подстегнул меня.

Встала, взяла папку, пошла. Как на казнь. А так и есть. Вот она, моя зеленая миля, как у Кинга. Длинный коридор до лифта.

Поднялась на директорский этаж. Там уже караулила высокая, очень симпатичная девушка, секретарь гендира. И, если до этого у меня все же теплилась иррациональная надежда, что мне не туда, не к нему, что в самом деле позвали, чтоб документы принесла, то после такой встречи даже и этой надежды не осталось.

Потому что мне именно туда. К нему. К Носорогу.

Я молча пошла следом, сжав в руках папки до белых костяшек на пальцах, смотрела в пол и пыталась унять бешено стучащее где-то в районе живота сердце.

Кабинет, крепкая, массивная дверь. Захлопнулась за спиной капканом.

Он сидел за рабочим столом, поднял на меня взгляд черных глаз, уже привычно придавливая словно бетонной плитой к полу.

— Привет.

— З…здравствуйте…

Я мялась у дверей, сжимала в руках папки и, наверняка, выглядела крайне жалко. Впрочем, чувствовала себя еще ужаснее. Опять накатил страх. Беспричинный. Вот, казалось бы, чего бояться? Ты уже была с этим мужчиной, во всех смыслах. Спала с ним. Откуда страх? Откуда это ощущение, будто на тебя поезд скорый едет, сейчас разметет по путям, только ошметки оставив?

Паша еще даже не вышел из-за стола, а я уже дышать не способна. И думать.

— Проходи, садись.

— Ссспасибо… Постою…

Вот уж нет! Уменьшать расстояние между нами по своей воле? Как бы не так! Наоборот, шаг назад сделать… А, черт, дверь же!

Паша с интересом пронаблюдал за моими трусливыми метаниями и особенно за выражением лица, когда спиною в дверь уперлась.

Встал.

Обошел стол.

И пошел ко мне!

Не надо! Не надо этого! Сиди на своем рабочем месте! Не подходи ко мне! Пожалуйста, пожалуйста, пож…

— Ну что, Полина Мелехова, боишься все еще?

Он упер ладонь на уровне моего лица в дверь, наклонился.

И все.

И я опять не могу дышать. Нет воздуха рядом с ним. Только ядовитый дурман, отравляющий мозг. Сводящий с ума, заставляющий дрожать колени, неметь пальцы ног, сохнуть губы… Нестерпимо хотелось облизнуть. Не буду.

И в глаза ему посмотрю. Страшно, как же страшно! Но надо.

Посмотрела, уже не дыша, не чувствуя сердце. И погибая окончательно. Потому что глаза его… Это не омут, нет. Это не похоже ни на что из тех сравнений, что приходили на ум раньше. Это… Это что-то дьявольское. Вот когда смотришь и понимаешь, что у тебя секунда есть свободы, милисекунда, которая уже ничего не решит, но даст мозгу осознание грядущего кошмара. И лучше бы ее не было, этой милисекунды. Лучше бы не осознавать такое.

— Боюсь… — я сама не поняла, как умудрилась произнести, как смогла. Но сказала. Тихо, практически шепотом. Не отрывая взгляда от него.

— Зря. — Он наклонился еще ниже, и тело мое глупое заныло сладко сразу во всех тех местах, где он успел побывать этой ночью. Оно было готово к повтору. Оно ждало его. В отличие от меня. — Говорил же, поздно бояться.

Больше он ничего не сказал. Напал на меня, как зверь, атакуя поцелуем, жестоким и подчиняющим, прижимая за талию к себе одной рукой и молниеносно перенося мою, несопротивляющуюся тушку на диван.

Я успела только выдохнуть. Вдох мне дарил уже он. И был его кислород отравой. Сладкой и жестокой. Потому что я все прекрасно понимала в этот раз, но ничего не могла сделать. Не подчинялось мне тело. Само по себе было, извиваясь, распахивая ноги, обнимая руками за крепкую шею, подставляя грудь под поцелуи-укусы, позволяя опять рвать на себе нижнее белье, и не думая, не думая, не думая…

А Паша особо не торопился, смакуя каждую секунду нашей близости. Оглядывая меня своими черными глазами, лаская тяжело и по-собственнически, небрежно вытаскивая из одежды, словно подарок распаковывая, только клочья летели по всему кабинету. И с удовольствием проводя жесткими пальцами по своим же следам, оставленным прошлой ночью. И обновляя их.

— Мне нравится, как на тебе мои пальцы смотрятся, — прохрипел он, примеряясь, — так и ходи…

— Голая? — и как это у меня хватило сил съязвить? Наверно, его неосторожные движения, причиняющие боль, все же немного привели в сознание.

— Разговорчивая… — хмыкнул он, резко задирая мою ногу себе на плечо и врезаясь в меня без всякой подготовки. Наклонился сильнее, прихватывая губами подбородок, запрокинутый назад, от резкой, но такой, как оказалось, желанной боли, двинулся на пробу жестко, вырывая крик, — поговорим? А? Лисичка?

Я выгнулась еще сильнее, полностью поглощенная странными болезненно-приятными ощущениями. Здесь было все. И дискомфорт от того, что он во мне, а там еще с ночи все очень живо, и надо бы аккуратно, но где Паша Носорог, а где аккуратность? Это в одном предложении несовместимо… И странно-щемящее удовольствие от тяжести его тела на себе, горячего дыхания, твердых пальцев, властно возвращающих мой подбородок вниз, чтоб в глаза мне смотреть. Пока трахает. Так сильно, что диван, тяжеленный, кожаный, ходуном ходит. И ему это нравится. Нравится, как я вскрикиваю от каждого его движения, нравится, как смотрю, как сжимаюсь на нем. И как кончаю, наверно, тоже нравится. Потому что Паша ловит меня в самый пик, и делает пальцами внизу так хорошо, что я, не докричав один раз, тут же захожу на второй круг. И уже не понимаю ничего, не соображаю, не сдерживаюсь. Наплевав на все на свете. На секретаршу, что наверняка все слышит в приемной, на собственное измученное тело. И на Пашу наплевав тоже, потому что внезапно обмякаю, и ему приходится, выругавшись, в пару точков завершать начатое. Хотя, наверняка, хотел бы подольше поиграть со мной. А вот нет! Игрушка уже сломалась. Совсем сломалась.

Потом он отпускает меня, садится рядом на диван, ищет сигареты, прикуривает. Гладит меня, лежащую на боку и безучастно глядящую перед собой, по голому бедру.

— Увольняться решила?

Я кивнула, не смотря на него. И не имея сил, после двух оргазмов, переживать свое очередное моральное падение.

— Давай.

Ну вот и все. Теперь окончательно все. И, наверно, это хорошо. Не будет же он мне палки в колеса вставлять, когда я другое место найду? Очень на это надеюсь…

— Нехер работать, дома сиди.

Это как?

Я вскинулась, удивленно глядя на него, затем, охнув, опять повалилась на диван. Нет, все же два дня подряд секс в таком бешеном темпе, это чересчур для организма…

— Сегодня людей пришлю, вещи соберешь.

— Зачем?

Голос предательски хрипнул опять.

— Переедешь ко мне.