Тот радостно кивает и следует за ним.

— А через две недели у нас выезд на природу всей группой! — Не унимается Вика. Видимо, ей нравится орать им в спину. — Специальное мероприятие для иностранных и наших студентов под названием «Межкультурный диалог». — Растерянно оборачивается к подружкам. — Девочки, кто знает, как перевести на английский слово «турслёт»?

— Давай, потом? — Устало выдыхает Дима, оборачиваясь к ней.

Вика злобно прищуривается. Не привыкла, чтобы ее отшивали, тем более прилюдно. Поправляет светлые локоны, садится на свое место и разворачивается так, чтобы видеть новенького.

— Здесь тебе будет удобно. — Говорит Калинин, указывая иностранцу на парту в конце возле стены.

— А Зоя? — Оглядывается американец и, увидев меня, машет рукой, подзывая.

У меня внутри порхают бабочки. Надо же, вспомнил обо мне…

— Вспомнил про свои костыли, — ворчит Вика, — теперь пока русский не выучит, от Зойки не отстанет.

Теперь у меня все обрывается. А ведь так и есть: я просто помощница, без которой Джастину ни учителя понять, ни обед в столовке купить не получится. Только почему вдруг так обидно это осознавать?

— Так мы и поможем ему, — упирая подбородок в раскрытые ладони, усмехается Диана. — Позанимаемся…

Смотрю на них и качаю головой. «Курицы»

Вика улыбается, заметив мой взгляд:

— Поможем ему провести эти полгода весело и с пользой, чтоб не заскучал там, у Градовой в гостях.

— Ты бы прикусила уже свой язык, Старыгина. — Вмешивается Никита, поворачиваясь к ней. — Вон, и твои костыли уже прибыли. — Кивает на дверь, в которую заходят Игорь, ее бывший, и его приятель, обладатель шикарной кучерявой шевелюры, Макс Данилов по кличке Лысый.

— Привет, — сухо здоровается Вика и тут же напускает на себя скучающий, отстраненный вид.

Между этими двумя еще не все решено, это очевидно. До сих пор точат зуб друг на друга.

— Привет, Зой, — игнорируя бывшую, бросает мне Игорь и следует к своему месту. Останавливается. — Опа. А это у нас кто?

Удивленно вскидывает брови, глядя на американца, окруженного толпой ребят, пробующих себя в английском, общаясь с ним.

— А это у нас Джастин, иностранный студент.

— Круто. — Замечает он, и они с Максом идут знакомиться с новеньким.

Неторопливо иду к своему месту. Наблюдаю за ними. Мой подопечный выглядит довольным, улыбается, он рад, что все присутствующие здесь его понимают. Подхожу ближе, останавливаюсь и нерешительно топчусь на месте, слушая, как Дима обещает американцу провести завтра экскурсию по городу.

— Всем добрый день! — Раздается мужской голос.

Станислав Вячеславович пришел — наш преподаватель грамматики перевода.

Все тут же дружно подрываются и начинают занимать свои места. С облегчением наблюдаю, что рядом с Джастином стул пустует. Сажусь и чувствую, как он смотрит на меня, будто ждет, что я ему что-то скажу.

Достаю из сумки тетрадки, ручки, кладу на стол. Шум постепенно стихает. Поднимаю глаза и вижу, что Вика сидит вполоборота и смотрит на нас. Заметив мой взгляд, неохотно отворачивается.

— Ну, что? Как ты? — Спрашиваю шепотом у Джастина.

Медленно поворачиваюсь к нему.

Он глядит пристально, будто душу планирует у меня вытянуть одним взглядом. Между нами всего несколько десятков сантиметров, поэтому я непроизвольно съеживаюсь. Сердце начинает грохотать от волнения.

— Русские… доброжелательны. — Выдает он, наклонившись к моему уху.

Я перестаю дышать, а он, как ни в чем не бывало, сканирует взглядом аудиторию.

Все сидящие вокруг пялятся на него, как стадо баранов на новые ворота. И даже Маша с Димой, сидящие теперь перед нами, устроились вполоборота, чтобы удобней было смотреть на Джастина.

— О, я смотрю у нас новенький. — Замечает Станислав Вячеславович, складывая руки в замок.

— Да, — произношу еле слышно. — Это Дж… Джастин. Прошу любить… — «Любить. Любить. Любить. — Стучит в висках». Прочищаю горло. — И жаловать…

Вся покрываюсь краской. От ушей до кончиков пальцев ног.

Так начинается наше первое совместное занятие.


Джастин


Старался быть сильным и не паниковать. Днем, на занятиях. И после, когда мы с Зоей получали мои новые учебники и тащили их домой. И за ужином, когда меня по третьему разу спрашивали, нравится ли мне здесь.

Нравится? Да. Да так нравится, что с утра хочется петь, а к вечеру застрелиться.

Меня пугает буквально все, но я, конечно, никогда в этом не признаюсь открыто. Пугают их дома, улицы, люди, обычаи. С ума сводит их язык, который кажется просто изощренной пыткой — в нем все сложное, начиная от букв и заканчивая произношением слов. Любых. Потому что все они, кажется, созданы именно для того, чтобы вывернуть или завязать узлом мой язык.

Лежу в темноте на своей кровати. Большой, здоровый детина, которому хочется выть, как девке, от безысходности и усталости. Меня будто тихоокеанская волна пришибла со всей дури. Хочется встать, послать их всех подальше, собрать вещи и свалить. Но что-то держит, не отпускает. Какой-то невидимый якорь, тяжелый и крепкий.

Зоя вечером предлагала помощь в изучении алфавита. Отказался. Захлопнул дверь прямо у нее перед носом. В моем поступке мало приятного, но я злился, мне так хотелось побыть одному. Знал ведь, что будет трудно, что не раз захочется опустить руки, все бросить… и все равно ввязался в эту авантюру!

А она… Она, кажется, переживала даже больше меня. На занятии пыталась переводить мне шепотом, писала на бумажке слова-подсказки, ободряла. Хотя и преподаватели у них понимающие: тоже старались объяснять все так, чтобы и мне было понятно, много говорили на английском.

Вот черт…

Ударяю кулаком в подушку и встаю. Иду на кухню, завариваю кофе. Она так старалась. На каждом шагу пыталась меня уберечь от ситуаций, где бы я ничего не понял. Все показывала, рассказывала, объясняла. А я вместо того, чтобы принять ее помощь в выполнении самостоятельного задания, просто захлопнул дверь.

Идиот.

Нужно скорее все исправить.

В доме тихо, все уже легли спать. Беру кофе, поднимаюсь с ним наверх. Захожу в свою комнату, закрываю на дверь на замок. Открываю окно, выкидываю на крышу плед с кровати, беру кружку с дымящимся напитком и вылезаю вместе с ней наружу. Осторожно прикрываю за собой створку.

На улице ветрено. Луна стоит высоко над домом. Крадусь на цыпочках к окну Зои, свет там не горит. Голые пятки прилипают к поверхности крыши — вечером моросил дождик. Холодно.

Наклоняюсь, встаю на колени и долго всматриваюсь в черный прямоугольник, пытаясь выхватить из темноты ее очертания, свет мобильника или хотя бы что-то, но похоже Зоя спит.

Вот черт. Черт. И уже вслух и по-русски: «черт»!

А на их языке мне даже больше нравится ругаться. Русский словно для этого и создан: получается смачно, хлестко, ярко и звучно.

С досады шумно выдыхаю, и вдруг в окне появляется ее силуэт. Узкие плечики с рассыпанными по ним светлыми волосами, распахнутые от удивления глазищи, тонкая талия, которую так умело подчеркивает маечка на бретельках. И губы. Бледные, но так притягательно припухшие, будто она спала или ревела…

— Что? — Спрашивает Зоя одними глазами.

От моего дыхания на стекле расползается белая дымка:

— Выходи. — Прошу, состроив свое самое виноватое и просящее лицо.

Поднимаю вверх кружку с кофе.

Мне хочется сказать dinner date [1], но это было бы слишком. Хотя и выглядит это как свидание, и мне хотелось бы, что бы так оно и было, если честно. Но нет. Нужно выбросить эту дурь из головы.

Зоя что-то берет со стола, накидывает легкую кофточку, распахивает окно и вылезает. Подаю ей руку, она хватается за нее и спрыгивает. От вида ее голых ножек в шортиках моя мужская природа просыпается, поэтому, едва девчонка оказывается на крыше рядом со мной, передаю ей кофе и отворачиваюсь.

— Пойдем. — Говорю. Сам уже спешу к ветке яблони, где валяется плед.

«С ума сойти можно, у нас с ней уже есть свое собственное тайное место»

— Не спится? — Спрашивает она едва слышно.

— Да. — Поднимаю плед, несу его к дощечке, служащей сидением, кладу сверху и жду, когда Зоя подойдет. — Садись.

Держу его так, чтобы она села, и еще хватило длины, чтобы накрыть ее плечи. Мог бы согреть ее своим телом, без проблем, но эта девочка не из таких. Она вообще другая. И только с ней впервые за последние месяцы я не чувствую себя неудачником и не думаю о Фло или об отце.

— Спасибо за кофе, — тихо благодарит Зоя, и я вижу, как ее щеки розовеют в отблесках лунного света.

— Не стоит.

Сажусь рядом и укрываюсь свободным концом пледа.

Молчим. Мне впервые ужасно неловко наедине с девушкой. Это очень интимно, вот так сидеть вдвоем, в опасной близости под теплым пледом, вдыхать свежий, почти морозный воздух, любоваться только появляющимися на небосводе звездочками и чувствовать рядом ее горячее плечо.

— Прости, что… — начинаю неуклюже.

— Не надо. — Отвечает она, касаясь губами края кружки. — Все в порядке.

— Мне просто стыдно было признаться самому себе, что я нуждаюсь в твоей помощи. Без тебя я, вообще, вряд ли выживу здесь.

— Это тебе. — Зоя, наконец, достает то, что прятала все это время подмышкой.

Это маленькая баночка колы.

— О… — восклицаю я. — Вау… Спасибо…

Беру банку, открываю и жадно пью. Напиток прохладный, он мало похож на колу со льдом, которая продается у нас на каждом шагу, но я этого почти не замечаю. На пару секунд оказываюсь на берегу океана с доской для серфа в руке. Мне хорошо. Я слышу плеск волн, щурюсь от лучей обжигающего солнца и улыбаюсь. Широко и искренне улыбаюсь.