— Думала, вам нравится, — усмехаюсь.

Делаю глоток пива и откидываюсь на спинку скамьи.

— Это уже слишком. — Замечает она, устраиваясь обратно рядом с Димой.

Они сидят, накрывшись пледом, как два голубка.

— А мне вот понравилось, — хихикает Ира.

Никита единственный, кто сейчас не смотрит на трогательное прощание Джастина и Вики, он ворочает поленья в мангале.

— Не забывай, ты пообещал! — Дребезжит вдогонку американцу любительница поцелуев взасос.

А я опускаю взгляд на гитару, тихонько выдыхаю, чтобы успокоиться, и начинаю новую песню с неспешного перебора. Это сродни медитации: пальцы летают по струнам и приводят нервы в порядок. Это помогает всегда каким-то чудесным образом. И только благодаря музыке, никто не подозревает, сколько ногтей я бы сгрызла в ожидании возвращения этой парочки, не будь в моих руках инструмента. Да их не было, блин, больше часа!

В моем доме не видно стены,

В моем небе не видно луны,

Я слеп, но я вижу тебя.

Я глух, но я слышу тебя.

Я не сплю, но я вижу сны,

Здесь нет моей вины,

Я нем, но ты слышишь меня,

И этим мы сильны.

И снова приходит ночь,

Я пьян, но я слышу дождь.

Дождь для нас…

Квартира пуста, но мы здесь,

Здесь мало, что есть, но мы есть…

Дождь для нас…[2]

И мне так больно поднимать глаза, потому что волшебство песни рассеивается, а я знаю, что увижу, когда все кончится. Он пришел и сидит среди нас. Смотрит, и его лицо довольное, как у мартовского кота. Иначе и быть не может. Поэтому я продолжаю и продолжаю играть перебором в ожидании того момента, пока не наберусь смелости. Кажется, я могу щипать эти струны бесконечно, и мне никогда не надоест. Никогда.

Едва начинаю снова задыхаться от бессилия, с размаху кладу ладонь поверх гитары. Хватит. Всё.

— Великолепно! — Его аплодисменты я слышу первыми.

Встречаюсь взглядом, и он обжигает меня сильнее открытого огня. Джастин… Как я могла забыть, какой ты красивый. В тебе нет всего этого, что я себе напридумывала. Ты гораздо лучше. В твоих глазах искрится мягкость, трепет и нежный восторг.

— Спасибо, — улыбаюсь уголками губ.

Он сидит как раз напротив меня так близко, что даже и отвернуться не получится.

— Это точно. — Поддерживает Дима. — Просто крышесносно! Умница, Зоя!

Он забирает из моих рук гитару и начинает что-то бряцать. Маша ежится, словно кто-то скрипит чем-то острым по стеклу.

— Налейте Джастину пива, — подсказывает Никита.

Ира подвигает ему стакан и тарелку с салатом.

— Лучше водки, — не сдерживаюсь я, — чтобы он обработал спиртом ротовую полость, ну, и что там еще понадобится, чтобы обеззаразить.

Американец не понимает сказанного, потому что я говорю это по-русски. Мне жизненно необходимо чем-то его уязвить, но я не знаю чем. Джастин оглядывает нас всех в растерянности. Ему интересно, почему вдруг мы сдержанно захихикали. Это нечестно по отношению к нему, знаю, но мне определенно становится легче.

— Не обращай внимания, брат. — Отмахивается Дима. — Вот, угощайся!

Он рассказывает какую-то очередную свою байку, и напряжение между нами если совсем не улетучивается, то постепенно сходит на нет. Через полчаса все уже мило болтают, рассказывают приколы из своей жизни и доедают запасы еды, лениво лежа каждый на своем месте.

Я почти расслаблена, когда легкий ветерок доносит до меня запах духов Вики. Он еле слышен, и не вполне отчетлив, но я хорошо понимаю, откуда он доносится — от одежды Джастина. И у меня снова так больно сжимается в груди, что становится трудно дышать.

— Ладно, ребят, я спать. — Встаю, стараясь не смотреть в его сторону. — Устала очень… Вам счастливо посидеть! Только не до самого утра, а то завтра нас ждут волейбол, футбол, баскетбол и все такое.

Они все дружно мне что-то желают, а я ухожу, еле волоча ноги. Такое противное ощущение, будто меня пережевали и выплюнули. И вроде обещала себе не расстраиваться, но все равно какая-то горечь душит и душит.

Снимаю куртку, вешаю на спинку кровати и прямо в спортивном костюме ложусь в постель. Подушка кажется холодной и влажной, лежать на ней неприятно. Одеяло скрипит. Ворочаюсь, слыша, как ребята смеются за окном под тихое потрескивание костра.

Закрываю глаза. Мне очень хотелось быть с ним. Правда. Наверное, я даже готова была многое отдать за то, чтобы посидеть вот так вместе возле огня за глупыми разговорами. Но я сама все оборвала. Потому что неправильно это. Мне нужно думать о Славе, а не злиться из-за того, что красивый свободный парень, который мне ничего не должен, проводит свое свободное время с интересной девушкой. Так что все это ради него. Пусть будет счастлив.

Лежу. Почти проваливаюсь в сон. Не знаю, сколько точно времени проходит, когда возле моей кровати раздаются тихие шаги, а затем возня. Что-то такое сквозь пелену приходящего сновидения подсказывает мне, что это не кто-то из девочек, а затем я уже совершенно отчетливо слышу знакомый аромат и вздрагиваю от испуга. Распахиваю глаза и вижу… Джастина, который ведет борьбу с кроссовками — наступает себе на пятки в попытке от них избавиться.

— Что? — Спрашиваю хрипло. — Ой. — Поднимаюсь и вижу отсветы костра за окном. Раздаются голоса ребят. — Что ты здесь…

— Тсс! — Предупреждает он меня. — Это я.

«Это я»! Будто ничего необычного не происходит!

Застываю в немом ошеломлении, когда, свободившись от обуви, он лезет на мою кровать. Вот его руки уже на моем одеяле, его колени тоже на постели, вот и сам Джастин приближается. У меня перехватывает дыхание, честно. Сажусь и испуганно смотрю на него в упор.

А он словно только этого и ждал. Ложится поверх одеяла головой на мои колени и вытягивает ноги, которые никак не хотят умещаться на узкой, короткой койке. Подтягиваюсь и сажусь спиной к стене. Джастин переворачивается на спину и складывает руки на своей груди.

Я сижу. Он лежит. На мне. Его голова покоится на моих коленях. Смотрим друг на друга в полутьме, и у меня дыхание сбивается. Я в шоке. Он улыбается.

— Джастин, — с трудом отрываю язык от нёба.

Замираю, когда он поворачивается ко мне вполоборота и поднимает руку.

— Зоуи… — Глядит так мечтательно и опьяненно, что мне хочется верить, что это Я вызываю у него такие эмоции, а не пиво.

— Что? — Выдыхаю, косясь на его руку, так и застывшую в воздухе.

— Губы. — Говорит он по-русски.

И его пальцы касаются моей верхней губы. Проходятся медленно и нежно по контуру и осторожно спускаются к нижней. Проделывают с ней тоже самое, а я боюсь пошевелиться. Меня точно парализовало. Единственное, что могу — это следить, затаив дыхание, и чувствовать дрожание в подушечках его пальцев.

— Шё-ки.

И пальцы скользят по моей щеке снизу вверх, оставляя после себя огненные дорожки. Свет луны мерцает на его лице, и я вижу улыбку, застывшую на нем. Дышу тяжело, шумно. Мне очень хочется облизнуть пересохшие губы, но сдерживаюсь. Закрываю глаза, потому что сладкой, острой судорогой мне вдруг сводит низ живота.

— Нос. — Усмехается он, проводя указательным пальцем по спинке моего носа до самого кончика. От следующего движения мне приходится закрыть глаза — его пальцы мягко ложатся на веки. Чувствую, как они очень медленно движутся от внешнего уголка к внутреннему и возвращаются обратно. — Гла-за.

У меня кружится голова. Легкие горят от безумного количества адреналина. Внутри меня какое-то странное предвкушение, и оно приятнее любых поцелуев. Ожидание чего-то прекрасного оказывается ярче того последующего, что кажется более важным.

Я вся отдаюсь на волю ощущений.

— Лоб, — делая акцент на букве «б», произносит Джастин.

А его ладонь ложится на мой лоб, прикрывая собой все мое лицо. Она задерживается там всего на пару секунд, а затем начинает медленно опускаться вниз, касаясь глаз, носа и, наконец, губ.

Мое сердце грохочет в тишине комнаты, заглушая любые звуки. Я жду продолжения. Какого-нибудь. Хоть чего-нибудь. Но его рука, задев мой подбородок, опускается обратно на его грудь.

Мы молчим. Смотрим друг на друга.

И никто из нас так и не решается сделать тот шаг, который пересек бы черту. Но пока и этого достаточно. Вокруг так тихо-тихо, а нам так хорошо-хорошо.

Набираюсь смелости и запускаю пальцы в его волосы. Они такие, какими я себе их и представляла: мягкие, шелковистые, густые. Глажу его по голове, ото лба к затылку, и сжимаю губы до боли, чтобы не впустить на свое лицо глупую блаженную улыбку.

— Я знаю, что это будет за тату. — Вдруг едва слышно говорит он и тихо выдыхает. Закрывает глаза от удовольствия. — Это будет твое имя, Зоя.

Ничего не понимаю, но продолжаю гладить его. Никогда я не ощущала ничего подобно. Никогда не думала, что прикосновение к другому человеку может быть таким ослепительно приятным. Мне хочется нагнуться и коснуться губами его губ. Когда я почти решаюсь на это, понимаю — Джастин уже спит.

______________________

[1] — «Фактор-2 — Шалава»

[2] — «В. Цой — Дождь для нас»


Джастин


Открываю один глаз, потому что слышу какое-то движение в комнате. Две широкие полоски света тянутся по деревянному полу. Тонкая занавеска колышется на ветру — форточка приоткрыта. Пытаюсь понять, где я, и как мог здесь очутиться. Но память возвращается ко мне неохотно.

Вот я смотрю на Зою, в полутьме черты ее лица кажутся почти сказочными. Она так далека, так прекрасна, и это определенно просто видение, но вот мои пальцы уже касаются ее сочных губ, и все становится реальным. Возможно, мне привиделось, но я точно помню, как ее голова лежала на моем плече сегодня ночью.

Запах сырости, прелой травы и костра перемешивался с ароматом хвои в ее волосах, а я утыкался носом в самую макушку и балдел, потому что там все еще пахло ею самой. А потом мы лежали на боку, и уже светало, а я положил на нее свою руку и крепко обнял, и даже через одежду мог чувствовать жар ее кожи.