Татьяна Рябинина - Любовь по ошибке

Когда мы приехали, она поднялась из гаража наверх, а я вышел на задний двор развесить на веревке мокрые вещи. Заглянул к ней в комнату - Ксю сидела на кровати, надутая, выпятив нижнюю губу и сморщив подбородок.

- Ну так что? - я сел рядом с ней.

Ксю молчала. С выражением «хоть на куски разрежь - не скажу».

- Ксения, я жду.

Это был тон, который использовался очень редко. Но всегда результативно.

- Он сказал... он сказал... - опустив голову, Ксю теребила бахрому покрывала. - Сказал, что я тупая овца. И что жаль, что у такого отца дочь такая дура.

- Понятно, - кивнул я. - Просто так сказал. Взял и сказал. Ты молчала, ничего не делала, а он взял и сказал. Ясно.

- Ну. я. - губа задрожала, слезы повисли на ресницах. - Пап, а чего он к тебе прицепился?

Я смотрел на нее - как удав на кролика. Дрогнуло жалостью: ведь это же моя девочка, любимая. Но понимал, что если поддамся, можно поставить крест на мечтах о спокойной жизни.

- Я. я сказала. что у него своего папы нет, вот он и лезет к моему. А он.

- Посмотри на меня!

Похоже, мне удалось одним взглядом показать, что об этом думаю. Через секунду начался новый вселенский потоп.

- А теперь сядь и представь, что бы ты почувствовала, если б Тимофей то же самое сказал тебе. О твоей матери. Все.

Я вышел, от души шарахнув дверью. Спустился в сад, походил по дорожке, пытаясь успокоиться. Поднялся на веранду, сел на качели и написал Лене:

«Все выяснил. Сможешь завтра в обед?»

Ответ пришел почти сразу: «Значит, расскажешь. Потому что мне не удалось. Постараюсь».

Елена

- Может, теперь ты все-таки объяснишь, что произошло?

Тим стоял и смотрел в окно. Плечи сигнализировали: хоть пытай - не скажу.

Я подошла, развернула его к себе. Посмотрел исподлобья и уставился на свои тапки.

- Тимофей, я с тобой разговариваю.

Еще один косой взгляд и тишина.

Это было на него не похоже. При всей вредности, занудливости и катастрофическом нежелании общаться с подобными себе особями вину свою Тим всегда признавал. Потому что считал это правильным. И тогда оставалось только одно: виноват не он. Ябедой Тим тоже никогда не был. Может, и нелогично для слишком правильного зануды, но вот так уж.

- Ксения тебе что-то сказала?

С нас можно было писать хрестоматийный сюжет «допрос партизана». Я сделала еще несколько попыток, и тут квакнул телефон: пришло сообщение от Кирилла. Прочитав, я ответила и сказала Тиму:

- Помнишь, как в «Денискиных рассказах»? Тайное всегда становится явным. Так что я все равно узнаю. И если виноват ты, пеняй на себя.

Оставив его в покое, я занялась домашними делами, чтобы отвлечься, но ничего не получилось. Через полчаса позвонила мама. Узнать, как прошла встреча на Эльбе. В подробности я вдаваться, конечно, не стала, но и самой скудной информации хватило, чтобы прозвучал приговор:

- А я сразу сказала, что ничего хорошего из этого не выйдет.

- Мама, - прошипела я, - речь идет не о том, что проблемы можно было избежать, а о том, как ее решить. Если не знаешь, что посоветовать, лучше помолчи. Педагог!

- Всего доброго, - обиделась мама. - В среду у Тимы еще будет бассейн? Значит, приеду во вторник. Мне все равно уже в школу надо.

У меня просто руки чесались. Что-нибудь разбить или кого-нибудь убить - без разницы. Чтобы выпустить пар, я позвонила одному недобросовестному клиенту и ядовито напомнила: срок оплаты счета истек. Контора наша не кредитор, судиться с ним не будет. Выслушивать оправдания и обещания не стала, повесила трубку. Это вообще было не мое дело. Хотя зарплата напрямую зависела от оплаты счетов клиентами.

Помогло не очень. Тогда я позвонила Ирке и выплакалась ей в жилет.

- Мать, - вздохнула она. - Тебе плохо, а мне хорошо. В кои-то веки мне по всем направлениям хорошо, и даже очень. Мне, наверно, должно быть стыдно, что тебе плохо, а мне хорошо, но нет, не стыдно. Хотя и сочувствую.

- Спасибо и на этом, - хмыкнула я. - Рада за тебя, честно. Не стесняйся. Пусть хоть кому-то будет хорошо.

Ночью я проснулось от того, что кто-то дотронулся до плеча. Открыла глаза - Тим. В одних трусах, растрепанный.

- Что случилось? - я села и включила свет.

- Мам, скажи... Мой отец - он меня вообще никогда не видел?

- Я же тебе говорила, Тим. Я и сама его больше не видела. Исчез, как только узнал, что ты должен родиться.

Видела. Недавно совсем. Правда, тебе об этом знать совершенно ни к чему.

- Значит, он знал, что я есть. И ни разу не пришел. Ну и не нужен мне такой.

Горло сжало спазмом. Я с трудом проглотила слюну, потянула его за руку. Тим сел на край дивана, я обняла его, прижала к себе.

- С чего ты вдруг об этом?

- Так. просто.

Два варианта. Или Ксю что-то ляпнула на тему - и это было очень даже вероятно. Или папаша примчался из Болгарии и подкатился: «Сынок, я твой папа». Но Тим в последнее время на улицу выходил только со мной или с мамой. Да и рассказал бы мне сразу.

Так, все. Кирилл написал, что выяснил. Значит, подождем до завтра.

- Иди ложись, - я поцеловала Тима в макушку. - Все будет хорошо.

Он тоже поцеловал меня и пошел к себе. А я уснула только под утро. Да и то с трудом.

На работе все валилось из рук. Я умудрилась случайно удалить в компьютере важный документ, и пришлось звонить нашему приходящему системщику, чтобы помог восстановить через удаленный доступ. Потом назначила двух клиентов на одно и то же время и долго разруливала, поскольку они уже построили свои рабочие графики, исходя из этой встречи.

«Во сколько?»

Сообщение от Кирилла заставило посмотреть на часы - оказалось, уже половина первого.

«Еду».

Припарковаться днем на Техноложке - тот еще квест, но я справилась. Поднялась в «гнездо разврата», Кирилл меня ждал.

- Есть будешь? - пока я снимала туфли, он ушел на кухню. - Я осетинский пирог по пути захватил. Сейчас разогрею.

- Кирилл, какой пирог? Давай уже с засадой нашей разберемся.

- Одно другому не мешает. Садись.

Он вытащил из микроволновки пирог, поставил на стол. Я нервно отломала край, откусила, обожгла губу.

- Рассказывай!

Рассказ уложился в несколько фраз. Я вспомнила, как Тим пришел ко мне ночью, и отложила кусок пирога обратно на тарелку - горло снова стиснуло так, что еле смогла выдавить:

- Нормальные дела...

Раздражение, досада - и жалость к Тиму. До слез.

- Лен, послушай.

- Нет, это ты меня послушай, Кирилл. Твоя дочь.

- Лена!

Я запнулась, вздрогнув от его тона и выражения лица. Вспомнились вдруг слова Ирки о том, что Кирилл похож на Дарьялова. Пока еще только волчок, а не волк, но зубастый.

- Ксения была не права. Надеюсь, после нашего разговора она это поняла. А тебе я должен сказать вот что. Я тебя очень люблю, Лена. И хочу прожить с тобой всю жизнь. Но если ты не понимаешь, что дети могут быть только нашими, значит, я поторопился тебе это предложить.

Меня словно ледяной водой окатило. Которая в одну секунду смысла раздражение, оставив острое чувство стыда. Я вспомнила, как Тим стоял вчера у окна - упрямо сдвинув брови и стиснув зубы. Вспомнила, как расцвела улыбкой Ксю, когда я предложила ей говорить мне «ты», и тут же сникла, покосившись в ту сторону, где были Кирилл с Тимом.

- Ты прав, Кирилл.

Я отвела взгляд, но все же успела заметить, как расширились его глаза, и что -то дрогнуло в лице. Совсем как в тот момент, когда он просил выслушать его, а потом решать, стоит ли прощать, и я ответила «нет».

- Ты прав. Они должны быть нашими. Оба. Одинаково.

Кирилл встал, резко отодвинув стул, подошел ко мне, и я поднялась навстречу.

Я плакала и, разумеется, измазала его рубашку потекшей тушью. Он целовал меня, говоря что-то на ухо - не имело никакого значения, что именно. И откуда-то я знала: вот сейчас мы перешли на новый уровень, далеко не первый раз и уж точно не последний. Одна из ступеней лестницы высотой в жизнь.

Его поцелуи становились все более горячими и настойчивыми, и я невольно прижималась к нему сильнее, не в силах сопротивляться хорошо знакомому медово -терпкому желанию.

- У меня клиент через час, - бессильно шепнула я, когда его руки пробрались под юбку и потянули ее вверх.

- Мы быстро, - пообещал Кирилл. - Ты успеешь...

Кирилл

Эти два слова - «твоя дочь» - они были словно пощечина. Уже потом, когда Лена рассказала, как пыталась вытянуть из Тима правду, и о том, как он пришел к ней ночью с вопросом о своем отце, я понял, почему ее сорвало. Но в тот момент. То, что я сказал ей, не было обдуманным. Вылетело само, на автомате. То, что я действительно чувствовал. Не то, что думал, а то, что знал.

Вот это был настоящий момент истины, от которого зависело все наше будущее.

И когда она сказала «ты прав», все у меня внутри оборвалось. Это было похоже на ночной кошмар: падаешь в пропасть, знаешь, что спишь, но никак не можешь проснуться.

Как я должен был это понимать? Что я действительно поспешил?

Но когда оказалось, что это не так. Откуда у меня взялась уверенность, что она сказала правду? Некоторые вещи просто знаешь.

Мне так не хотелось ее отпускать, но она торопилась вернуться на работу.

- Лен, - сказал я, когда мы шли вниз по лестнице, - детей мы как-нибудь помирим. Рано или поздно. Может, друзьями и не станут, но и войны между ними не будет. Сейчас важнее другое. То, что между нами, и наше отношение к ним. Если они оба станут нашими, все получится. Если нет - это убьет то, что есть у нас с тобой.