— Неужели? — словно во сне отозвался Гайон.

— Спешил, как всегда, был полон энергии, ты ведь его знаешь. Дурак. Губы синие, словно наелся черники. С ним был молодой человек, дальний родственник из Бристоля — Прис ап Адда.

— М-м?

Майлз понял, что это имя ничего не говорит сыну.

— Много рассказывал о Розин и детях. Мне показалось, он не прочь состоять с Мейдоком в близких отношениях… в качестве зятя, например. С Гайона мгновенно слетела сонливость.

— По-моему, Мейдок весьма благосклонно относится к этой перспективе, — от Майлза не укрылось волнение сына. — Знает, что недолго протянет. Рис еще недостаточно взрослый, чтобы вести дело самостоятельно, так что он всячески приветствует появление в доме энергичного молодого помощника.

— Мейдоку всегда немного не хватало самостоятельности. Розин совсем другая, ее не нужно вести, она сама поведет за собой кого угодно.

— Мейдок полагает, она даст согласие, если, конечно, Прис не испортит дела, уж слишком рьяно принялся уговаривать ее. Но я считаю, у него хватит ума, он не производит впечатления глупого человека.

Гайон подумал о Розин, краткости их теплых встреч, всегда происходивших украдкой — час здесь, полдня там, словно осколки разноцветного стекла на дороге судьбы. Как она красива! Даже сейчас, имея Юдифь, он не мог унять боли в сердце, думая о ней.

— Если Розин выйдет за него, глупость ему не грозит, — сдержанно произнес Гайон. — Только надо, чтобы его приняли дети.

— И Гельвина?

На лице Гайона отразилась боль. Он глубоко вздохнул, взял себя в руки.

— Она еще несмышленое дитя. Если привяжется к нему, тем лучше. Кому будет польза, если я заявлю протест? — он устроился поудобнее в кресле. — Извини, я очень устал.

— Ты прав, пользы не будет никому, — согласился Майлз и вышел, чтобы Гайон мог поспать.

Гайон проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечи. Тело занемело, он даже не сразу смог пошевелиться. Ноги затекли от тяжести Кади.

— Что случилось? — спросил он, еще не вполне проснувшись. — Уже время? — но до него дошли некоторые детали. — Почему ты в доспехах?

— Только что прибыл гонец, почти загнал коня, так спешил. Кертхоуз высадился, но не в Равенси, как все ожидали.

— Что?! Где же? — Гайон отбросил Кади, встал и начал натягивать одежду, которую принес Эрик.

— Портсмут, — мрачно произнес Майлз. — Уговорил моряков переправить его в гавань.

— Значит, дорога на Винчестер открыта? — Да.

Гайон чертыхнулся, затягивая пояс.

— Королева, наследник, казна…

Позади хлопотала Алисия, готовая разрыдаться. Гайон прикрепил шпоры.

— Позаботьтесь о Кади. С собой взять не могу.

Алисия кивнула, но глаза были устремлены на Майлза. Возможно, ей не суждено больше увидеть его живым. Гайон перевел взгляд с отца на Алисию.

— Подожду внизу, — он поцеловал женщину в щеку и вышел, за ним последовал Эрик.

Алисия всхлипнула и бросилась в объятия Майлза. Тот погладил ее по голове, прижался губами к шее, рукоять меча врезалась ей в ребра, но Алисии казалось, что это острие пронзило сердце.

Глава 23

Если бы Роберту де Беллему было свойственно рвать на себе волосы и изрыгать ругательства, он обязательно сделал бы это. Те, кто хорошо знал его, видели, как глубоко он потрясен, и приняли меры предосторожности, пока не стало слишком поздно. Те, кто не знал, вдруг поняли, что держат скорпиона за хвост.

Войска были готовы к отступлению, а Роберт сидел в палатке, глядя на матерчатую стену невидящим взором. На заострившихся скулах дергался мускул, кулаки сжались. Вид побелевших костяшек пальцев привел его в чувство, он прижал ладони к бедрам.

Свою лошадь он лелеял с самого рождения, вскормил и обучил, и вот теперь, когда подвел к воде, та отказалась пить, потому что вода оказалась не такой кристально-чистой, как ей хотелось. Де Беллем не понимал, почему не выхватил меч и не прикончил ее на месте.

Возле палатки послышались голоса де Лейси и других вассалов, обсуждавших девицу, совсем еще ребенка, пребывавшую в последнее время в палатке Уолтера. Перед глазами де Беллема стояла красная пелена. Зубоскалить по поводу шлюхи, когда месяцы тщательно вынашиваемого плана и тяжелых трудов не принесли никаких результатов! Он старался взять себя в руки. Чего еще можно ожидать от идиотов? Овладев собой, де Беллем вышел наружу.

— Вы еще не сложили палатки? — зарычал он.

— Почти, милорд, — робко ответил офицер. Де Беллем оттолкнул его и щелчком пальцев подозвал солдата, державшего лошадь. Де Лейси и другие прервали смех и смущенно переглянулись. Де Беллем даже не взглянул на них, хотя они являлись частью его личного эскорта, обязанного сопровождать господина к месту подписания мирного соглашения между братьями. Мирное соглашение — ха! Подтереться им он хо тел!

К Роберту подвели вороного породистого скакуна. Он вскочил в седло, натянул поводья. На пальце блеснул перстень с аметистом.

— Когда будете готовы, джентльмены… — бросил ледяным тоном, водянистые глаза, казалось, пронзали насквозь.

Де Лейси закашлялся, пробормотал извинение и принял поводья от солдата, державшего его коня.

Король и его брат сидели рядом за длинным, покрытым скатертью столом. Место Гайона находилось несколько дальше, прикрыв глаза от солнца, он коротал время, наблюдая за трепещущими на ветру знаменами. Впереди и позади стола собрались два войска: одно представляло сторонников короля, другое — тех, кто поддерживал Роберта де Беллема, Арнулфа Пемброка и Иво Грантмеснила.

Запах потных тел вызывал головокружение и тошноту, равно как и язык. Англичане, по традиции, осыпали оскорблениями нормандцев, нормандцы ругались, потому что их предводитель заключал мир с братом, хотя все считали это величайшей глупостью.

Гайон и Майлз прибыли с войском в Винчестер в сумерки, на следующий день после сообщения гонца. Их приняли за неприятеля и чуть не атаковали. Гайону пришлось громко прокричать свое имя, прикрываясь щитом от летевших стрел, послать за начальником поста, который появился, натягивая штаны и жалуясь, что даже оправиться спокойно не дают. После этого прибывших впустили.

Капитан сообщил, что армия Кертхоуза обошла их посты стороной, его выпученные глаза с цинично-подозрительным выражением остановились на Гайоне. Обошла и не приняла бой! Гайон искоса посмотрел на Роберта Кертхоуза. Что же это за человек, делающий неприятелю столь щедрый подарок? Первая мысль — перед ним набитый дурак, не способный к власти.

Кертхоуз жил в нереальном мире легенд о рыцарской чести, чувствуя себя героем красиво иллюстрированной книги. Поэтому у него никогда не было денег. Он много тратил на военные походы, позолоченные шлемы и прочие атрибуты рыцарского тщеславия. Его представления о рыцарском долге не позволяли тревожить королеву, которая вот-вот должна родить.

Роберту де Беллему оставалось скрежетать зубами и подсчитывать убытки от неудавшейся кампании. Они с Генрихом исподтишка наблюдали друг за другом. Генрих не похож на своего мягкотелого брата и не собирался забывать оскорблений без особой нужды, которая определялась только политическими целями. Теперь его темные глаза горели местью.

Союзники и противники — все собрались здесь, в Алтоне, на Лондонской дороге, чтобы Генрих и Кертхоуз уладили разногласия и выработали приемлемое мирное соглашение. Де Беллем, Фламбард и Грантмеснил советовали Кертхоузу сражаться. Расположение войска и его численность были на стороне Роберта. Генрих же с мягкой улыбкой, любовно глядя в мечтательные глаза брата, спросил, зачем проливать кровь, когда лучше решить все дипломатическими переговорами.

Сладкие речи Генриха ласкали слух. Надо признать, подобный маневр был самым сильным оружием новоиспеченного короля. Воинственный дух Кертхоуза успел остыть, кроме того, не хватало средств. Фактически, ему не нужна была власть, цель ограничивалась попыткой раздобыть денег, покрыть расходы и удалиться в Нормандию. Генрих проявил сговорчивость. Оставалось обсудить сумму, которую корона должна выплачивать Кертхоузу ежегодно в благодарность за признание права брата на английскую корону. Этот вопрос и предстояло решить на данном совете. Гайон подумал, что проку от обещания может и не быть, Генрих не отличался обязательностью. Как только Кертхоуз покинет Англию, король предпочтет забыть о данном слове. Генрих обладал незаурядным даром манипулировать людьми, особенно, членами семьи. Кертхоуз, напротив, был совершенно лишен подобных качеств.

Гайон внимательно изучал собравшихся. Грантмеснил, де Беллем и Роджер де Пуату при были в воинственном настроении, в развевающихся мантиях, словно три мага. К ним примыкал и Уолтер де Лейси. На лорде Шрусбери была новая темно-красная бархатная накидка, придававшая лицу смуглый оттенок, как и давно не бритая щетина, отливающая синевой. Однако, водянистые глаза смотрели ясно и пронзали каждого, на кого он нацеливал колючий взгляд.

Теперь взгляд упал на Гайона. Тот выдержал его спокойно, охлаждая горячность воспоминанием о де Беллеме и де Лейси, связанными на дороге в окружении вонючего овечьего стада. Гайон чуть не рассмеялся в лицо Роберту, а когда снова поднял глаза, то увидел, что граф нацелился на ФитзХамона, а Уолтер де Лейси наблюдет за ним. На этот раз Гайон не сдержал смеха.

Де Лейси замер и положил руку на бедро, где должна быть рукоять меча, но ее там не оказалось. На переговоры с оружием в руках никто не допускался. Де Лейси сжал ремень, подавляя желание задушить графа Равенстоу голыми руками.

Только в прошлом месяце Роберт де Беллем заносчиво заявил, что, как только Роберт Нормандский отберет трон по праву старшинства, такие графства, как Равенстоу, отойдут к его сторонникам. Теперь от циничной уверенности не осталось и следа, разве что она перешла к Генриху, удовлетворенно обозревавшему поле бескоровного сражения, или к Гайону ФитцМайлзу, не скрывавшему злую насмешку.