— И что мне теперь делать? — растерянно спросила я.

— Тебе посоветовали выбросить, — пожал плечами муж.

— Но я не могу…

— Тогда хотя бы помой. Он блохастый, может заразный. Только учти — я во всей этой трагикомедии не участвую.

Подумал, вовсе переоделся и свалил куда-то на ночь глядя. Козёл. Я посмотрела на котёнка — да, не о таком я мечтала. Но помыть и правда бы не помешало его, не удивлюсь, если его на свалке подобрали. Наполнила тазик тёплой водой, опустила туда несчастное создание. Котенок даже не пытался вырываться, видимо, смирился с ударами судьбы. Только затрясся ещё сильнее и вцепился коготками в мою руку.

Поразительно, но после мытья он стал ещё страшнее. Я завернула его в полотенце и пристроила на батарею, но оттуда он сбежал и оставляя мокрые метки на полу спрятался под шкафом. Я подогрела до тридцати пяти градусов молоко, налила в блюдечко и сунула туда же, под шкаф. Подумала, что животине будет холодно, взяла было свой шарф, чтобы устроить ему постельку, но вовремя одумалась. На стуле небрежно лежал брошенный и позабытый кашемировый свитер. Наверняка безумно дорогой. Я его взяла — лёгкий, нежный, и пахнет Захаром, вот же гадство. Вкусно пахнет. Его я под шкаф и сложила, надеюсь котейке будет удобно.

Моя электронная кошка успела проголодаться, а живой котенок молчал. Светила телефоном под шкаф — только два глаза сверкает. Сдалась и решила дать животному привыкнуть к новой обстановке. В хлопотах закончился вечер, началась ночь. Я превратилась в ревнивую жену — где Захара черти носят? И уснуть, как назло не получается. А потом все же уснула, проснулась от хлопка входной двери.

Приехал! Первая мысль. Вернулся! Вот валил бы, мне меньше хлопот и больше миллионов, но я к нему… привыкла. К спокойному дыханию, когда спит, а я ночью мимо прохожу. Привыкла к тому, что читает газету по утрам, я кофе пью, а газетные страницы мягко шелестят. К тому, как фальшивя напевает в душе. К его взглядам, когда думает, что не вижу… Даже к своим мечтам, в конце концов, они давно были мне знакомы. И сейчас вот вернулся, и мне сразу спокойнее.

Я натянула длинный свитер, нашарила тапочки, вышла из комнаты. Сделаю вид, что попить, тем более он на кухне. Посмотрю, в каком настроении. В конце концов — до нового года меньше суток уже. И… что я могу сказать. Настроение у Захара было отличным. У яркой брюнетки, что с ним была тоже. Я растерялась, а она недоуменно на меня посмотрела.

— Зайчик, кто это?

Зайчик, мать вашу! Меня так даже Ромочка не называл, а его какая-то незнакомая девица.

— Не обращай внимания, — посоветовал Захар. — Это внучатая племянница моего престарелого дядюшки. У неё к новому году знаешь… обострения. Приходится присматривать, в память о дорогом родственнике.

Улыбнулся, вытащил пробку из бутылки шампанского, оно довольно ухнуло и пустило дымок. Я стою и смотрю, брюнетка тоже на меня смотрит, только со страхом.

— А она ничего нам не сделает? — с опаской спросила она.

— Максимум в постель напрудит, — усмехнулся Захар. — В свою.

Я встретилась с ним взглядом. В нем спокойствие и усмешка. Смешно ему. Все специально сделал. Можно подумать в городе гостиницы закончились… и так обидно стало, невозможно просто. В глазах защипало от слез, но я велела им даже и не думать литься — этого ещё не хватало. Этот сноб от меня слез не дождётся, не по такому поводу.

— Главное таблеточку выпить не забудь, — улыбнулась я и захлопала ресницами. — А то в прошлый раз даже мне было перед твоей девушкой неудобно.

Захар засмеялся. Я подумала, что его свитер нужно было не коту отдать в качестве подстилки, а просто растерзать. А лучше — самого Захара растерзать. Спряталась в своей комнате, закрылась, а довольный смех все ещё отдаётся в ушах эхом. А плакать я и сейчас не буду — хватит, наревелась.

Остро хотелось домой, назад в свою маленькую квартирку. Там можно было налить чаю, забраться с ногами на подоконник ночью, сидеть в темноте и смотреть на лес. И воображать, что нет никого вообще. Тут, в центре города не получится. Не в одной квартире с Захаром точно. Ещё хотелось жвачки, но её не было. Ещё хотелось засунуть голову под подушку, чтобы не слушать, как хихикает настырная девица. А ещё я с ужасом думала о том, что сейчас они могут заняться сексом. На диване в гостиной. На скрипучем, заметьте, диване. А мне придётся лежать здесь, делать вид, что я ничего не слышу, и пытаться не представлять два сплетающихся обнажённых тела.

Черт побери! Будто мне без миллионов и дома в Крыму плохо жилось. А в Крым и так бы съездила, поднакопила бы только… А самое страшное — мне хотелось в туалет. Когда я нервничаю, я жую жвачку и писаю, такие вот дурацкие особенности у моего организма. Нужно было сразу пописать, рад уж ходила туда, но задним умом все крепки…

Промучавшись ещё десять минут я все же встала. Тихонько отворила дверь. Они сидели на диване. У девицы юбка короткая, рука Захара лежит на её бедре. Напоминаю, мне все равно. Шагаю, потом не удержавшись поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Захаром.

— Третьей захотела? — спросил он.

Я вспыхнула. Не от излишней стеснительности, нет. От злости. Кажется ещё немного, и самовоспламенюсь, и останется от меня только горстка пепла да богатый вдовец.

— Нет, спасибо, воздержусь.

Сделала то, зачем пришла, вышла из туалета. Смотрю, из под шкафа котенок вылез. Всклокоченый после мытья, пузо раздулось, видимо, молоко нашёл. Подхватила его на руки и бегом в комнату, по сторонам не глядя. Мне все равно. А потом под одеяло, вместе с котёнком, который пахнет моим шампунем. Он завозился, попытался было выбраться, а потом пригрелся у моего живота и уснул. Мне бы уснуть, но никак. Дверь хлопнула через несколько минут, а потом открылась моя. В гостиной темно, силуэт Захара только угадывается.

— Таблетки закончились?

— Я её выставил.

— Ну и дурак, — ответила я.

Зарылась с головой под одеяло, а внутри головушки все мои тараканы пустились в пляс взявшись за руки — он её выставил! Вот же дура я! Хотя что с меня взять — блондинка.

Глава 10.Захар

Ночью я проснулся от воплей. Глаза открыл, темно совсем, зимние ночи так длинны, что поди пойми который час. И вопит что-то надсадно, пищит, кажется — над самым ухом. Включил настольную лампу, потряс головой. На телефон посмотрел — тридцать первое уже, блядь. А вопит котенок, я даже не вспомнил сразу, что он у нас есть, а как вспомнил, разозлился снова.

Потому что меня, не спрашивая на то моего позволения пытались втянуть в подобие настоящей семьи. А мне оно ненужно, я и так увяз, как в болоте… Котенок вопел за дверью Барби. Так вопел, что спать невозможно. Встал, щёлкнул светом, открыл дверь в комнату. Маленький засранец сидит у порога, видимо хобби у него такое — орать перед дверью. Задрал тонкий тощий хвост и прошёл мимо меня в гостиную. А Барби спит. Всё мои попытки мучить её шумом провалились. Она спит под любой рев, не завидую её будущим младенцам. А ещё подпевает и под мёртвого анархиста и под Селин Дион. Невозможная.

Пятка, та самая, раненая торчит из под одеяла. Пластыря на ней уже нет, но если приглядеться, то видно розовую ниточку свежего шрама. И меня бесит, что этот шрам трогает меня, я словно чувствую свою сопричастность. И елка бесит. И космонавт на ней.

За космонавтом пришлось ехать в районный городок, два часа по грязи, дороги развезло. Продавала его бабулька божий одуванчик, всего за пятьсот рублей. Вырвался я от неё только к вечеру — сходил в магазин, прикрепил полки и выпил пять литров чая, честно, потом булькал при ходьбе и три раза останавливался отлить по дороге. Бабулька была тоже невозможная, я сунул ей пять тысяч, сказал, что именно столько игрушка и стоила…

Уснуть снова можно было и не пытаться. Я прошёл на кухню, сварил себе кофе. На столе открытая бутылка шампанского. Оно новым годом пахнет, только… ассоциации так себе. Зачем я привёл сюда эту девушку? Снял её в ближайшим баре, причём бармен Сашка смотрел на меня с осуждением. Ему какое дело? Но я хотел именно привести её сюда, эту девушку, имени которой не помню. Хотел трахнуть её на старом скрипучем деловом диване.

Она была не против, эта безымянная девушка. И она была привлекательной. Длинные ноги, гладкая кожа, грудь в декольте обещалась неплохая… Только все не то. Нет, с эрекцией у меня проблем не было, девушка довольно захихикала и уже терлась всем телом о торчащий через ткань брюк член. Но… Черт побери, миллионы но!

Девушка лезла целоваться. От неё пахло шампанским и слишком сладкими духами. А мне… противно. Мог бы трахнуть раком, чтобы не разглядывать, чтобы не думать. Но Барби… она когда смотрит, вынимает душу. А я поневоле думаю, если когда целуешь её, в крови беснуются сотни тысяч пузырьков эйфории, каков секс с ней?

— Что-то не так? — заподозрила девушка.

— Я тебе позвоню, — обещал я.

Конечно, солгал. У меня и номера её нет, зачем он мне? Вручил ей сумочку, кожанку, с трудом дождался пока обуется, захлопнул за ней дверь. Теперь сижу и думаю, что у Барби трогательные пятки. Думаю о том, что впереди ещё двенадцать месяцев. И что нужно сойти с дистанции, пока не зашёл слишком далеко. И что нужно, чтобы Барби ненавидела меня, а не смотрела так, словно я единственный, кто может её защитить. Неправда. Я не хочу узнавать Барби ближе. Я боюсь.

— Хренов новый год, — выругался я.

Сигарета в руках дотлела, кофе остыл. Но окне мигают огоньки, а на фикусе висят ёлочные игрушки. А впереди ещё одиннадцать месяцев. Выбросил окурок, тяжело поднялся, нужно попытаться поспать. Вышел в прихожую. У дверей, в одном из моих ботинок сидел котенок и сосредоточенно глядя в пространство, оттопырив хвост справлял нужду.

Я выругался и бросился к котёнку. Я пережил свои любимые штаны на бомже, но ещё и любимые, чертовски удобные ботинки… Котёнка приподнял за шкирку, благо он ничего и не весил. Маленькая скотина продолжала писать, куда нести ссущего котёнка я не знал, поэтому посадил его обратно. Тогда я ещё не догадывался, что предстоящий день будет не только самым худшим, но пожалуй и самым запоминающимся в моей жизни.