Потом, когда все закончилось, Захар навалился на меня своим телом. И да, наверное сейчас снова примемся ненавидеть друг дружку и язвить, но вот сейчас так хорошо… Ещё минуточку так полежим. Захар все же с меня слез, но так сразу не ушёл — одна рука по хозяйски на моем животе лежит.

— Я просто решила освежить в памяти насколько ты плох в постели, — сказала я.

Захар хмыкнул, обвел пальцем вокруг пупка, мое тело сразу отреагировало. Вот только казалось, что выжата досуха, затрахана до невозможности, а поди ж ты — есть ещё порох в пороховницах.

— Да и ты так же фригидна, как мне помнилось, — пробормотал он куда-то в моё плечо.

Я села, вытянула из под Захара свой халат. Это во время секса все хорошо и все можно, а сейчас очень остро ощущаю свою наготу. Всё же пьяной было проще. Встала. Внизу живота немного ноет, но ноет — приятно. И вообще слишком нечестно, что мне так нравится заниматься с ним сексом. И трезвой, и пьяной.

— Господи, — простонала я, входя на кухню.

Дверь была закрыта, и видимо, именно этот факт довёл Мальвину до истерики. Всё же, она девочка, что бы Захар не говорил. Потому что психанув забралась на стол, уронила сахарницу, рассыпала вазочку с печеньем, и в данный момент с упоением грызла вафельное полотенце.

— А я ещё ребёнка хотела, — проворчала я сметая сахар с пола. Сзади вошёл Захар, перешагнул через сидящую меня, открыл форточку и закурил. — Ты чего дома то?

— Ты всю неделю провалялась. Выходные.

Я задумалась, вспоминая. С работы точно звонили. Чего я им наговорила? Как бы премии не лишили, без больничного то… Сахар прилипал к подошвам тапочек, забивался во все щели, я с трудом сдерживала ругательства. Наконец Захар докурил, присел рядом на корточки и начал собирать осколки и разбросанное печенье.

— А Писюн где? — поинтересовался он.

— Мальвина спряталась, — спокойно ответила я, стараясь не думать о том, что вот совсем недавно он этими самыми руками оглаживал мои ягодицы. — Вон сидит за ножкой стула.

Захар хмыкнул — спряталась Мальвина так себе, торчат пушистые бока и хвост. Наконец в четыре руки мы справились с бедствием, хотя сахар в самых невообразимых местах попадался ещё долго.

— Мастер маскировки, — улыбнулся Захар.

Как-то… мирно все у нас и все равно неловко. Нет, я уже лет десять, с девственностью распрощалась, но заниматься сексом с Захаром это нечто совершенно иное. Я вспомнила вдруг ту дурную вечеринку, мне восемнадцать, даже не помню, по какому поводу нас собрали в городе. У Верки, что-ли, день рождения был? Во мне говорил алкоголь и уязвленное женское самолюбие, которое я залечила ещё очень не скоро.

— Захар! — крикнула Верка. — Анька, целуй Захара!

Собственно Захар в идиотской забаве и не участвовал, сидел у окна и беседовал с девицей, у которой ноги росли от ушей. Но бутылочка, идиотская бутылочка, указала именно на него, я залилась краской. Я знала, что сейчас они ничего хорошего не скажет, заранее мучительно переживала одну из самых позорных минут в своей жизни.

— Да я скорее Ваньку расцелую, чем её, — бросил Захар и отвернулся.

— Да я скорее с Ваней пересплю, чем Захара поцелую, — ответила я.

Молодые глупые идиоты. Я собственно человек дела — с Ваней и правда переспала, только никому ничего этим не доказала. И легче не стало. Сколькими обидными словами мы интересно обменялись за все годы нашего знакомства? Зачем? Теперь вот осколки собирал, наверное для того, чтобы я укололась…

— Я тебе деньги верну, — сказала торопливо я отчего-то осипшим голосом. — За обогреватель и лекарства. У меня ещё есть, я толком и не тратила.

— Не нужно, — сухо отозвался Захар.

Может тоже какую пакость вспоминает из юности? А может тот эпизод, когда мне было шестнадцать, очередное незабываемое лето, а он… он на свидание меня позвал? Я засмеялась. В лицо ему прям. И до сих пор гадаю, не издевался ли он надо мной? Тогда была уверена, что да…

Испуганная своей же прытью Мальвина вела себя ниже травы и тише воды остаток дня, а потом забылась и с упоением принялась грызть брошенную Захаром зарядку для телефона. Я сделала вид, что не заметила — утюжок для волос должен быть отомщен, и вообще, ничего вещи разбрасывать. В моей комнате было непривычно тепло, от того уютно, и на душе царил покой.

— Барби, — позвал Захар, а затем и сам вошёл в комнату. — У меня к тебе деловое предложение.

В руках держит что-то… И вид донельзя хитрый и одновременно собой довольный, как у Мальвины, когда напакостит.

— Что? — поневоле заинтересовалась я.

И наконец разглядела, что у него у руках. Упаковка с презервативами.

— Здесь ещё одиннадцать презервативов, — торжественно начал он, напомнив мне соседа с его сверкающей лысиной. Сравнение было забавным, я с трудом удержалась от смеха, тут предложение у человека, не время смеяться. — Я предлагаю закончить эту упаковку, а потом забыть об этом эпизоде нашей жизни, словно его и не было.

Я сделала вид, что задумалась. Самой — снова смеяться хочется, вот же глупости, вот же коварный дед. Все один к одному, если еще сюда меня бестолковую приписать… гремучая смесь. А ещё я должна укусить Захара за задницу из мести, а когда он ещё меня к своим ягодицам подпустит, как не во время секса? И в животе сразу тепло стало, жар медленно наливался буквально осязаемой тяжестью. Пропащая я все же. Вертихвостка.

— Целых одиннадцать половых актов, — задумчиво протянула я.

— Да-да, — согласился Захар.

— Согласна, — сказала я. И добавила — Но только из врожденного и неискоренимого гуманизма.

Глава 18. Захар

Этот месяц я дотянул на одном лишь упрямстве. От машины Барби отказался, ездил на своей. И после работы обязательно час-два колесил по городу. Львиная доля ничтожного заработка уходила на бензин. Ещё оказалось, что нынче очень дорого курить. И дорого жрать. Сегодня — пятница. Точнее уже суббота. Домой я вернусь ближе к рассвету. Сначала было стыдно, да, когда я в первый раз подъехал к ночному клубу. Но если развозить пьяных людей ночь пятницы и субботы, то потом всю неделю можно есть, а это дорогого стоит.

Конечно, без трудностей не обошлось. Например, в первую ночь меня чуть не поколотили местные таксисты, пришлось договариваться. Теперь сдружились даже, вместе курим и кофе паршивый пьём из пластиковых стаканчиков в ожидании пьяных клиентов. Один раз мужик заблевал мне салон. К счастью он оказался понимающим, и денег на чистку я с него стряс, но блин… До ближайшей автомойки я летел с открытыми окнами и тихо ненавидя весь мир. Ещё раз девица пыталась расплатиться со мной минетом, было дело.

— Я тебе не нравлюсь, да? — обиженно спросила она.

Я посмотрел — ну, симпатичная. Молодая, наверное и двадцати пяти нет. Юбка короткая, кожанка нараспашку, глубокое декольте. В глазах — алкоголь плещется. И понимаю — нет. И дело даже не в том, что дома Барби есть. Просто… гадко. Это Барби даже пьяной умеет оставаться невыносимо сексуальной, а у остальных это выходит так себе.

— Нравишься, — сказал я, чтобы не обижать девушку. — Просто я не такой.

Девушка понятливо кивнула — видимо, не такие ей уже встречались на жизненном пути.

— А что делать тогда? — озаботилась она. — У меня же денег нет.

— Иди бесплатно, — махнул рукой я.

Но рыцаря больше не изображал и деньги с пьяных девиц брал заранее. Сегодня тоже — пятница. Точнее уже раннее утро субботы, четыре часа. Можно было бы ещё поработать, но спать хочется ужасно, веки наливаются тяжестью, никакой кофе помочь уже не в силах.

После новогодних морозов пошли ветра, а затем природа решила порадовать нас снегом. От души прям. Утром выкопал машину из сугроба, а сейчас снова копать, чтобы обратно её туда поставить, светать уже скоро начнёт, а я с лопатой… Перчатки снова потерял, ладони мёрзнут, зато работается гораздо быстрее. А в квартире тихо и пока ещё совсем темно, утро не вступило в свои права полностью. Тепло расслабляет, хочется просто рухнуть на свой продавленный диван и выключиться, но…

Иду, заглядываю через приоткрытую дверь в комнату Барби. Темно совсем, черт могу сломит. Ругаюсь шёпотом, иду, стягивая на ходу одежду. Спать хочется, да, но перед Барби устоять невозможно. Она такая… тёплая. Мягкая во всех необходимых местах. Податливая, словно тающий воск и одновременно строптивая. Пока есть возможность, нельзя её упускать, потом жалеть буду, сейчас уже жалею.

Натыкаюсь на котёнка, хватаю пушистого за шкирку, спускаю на пол. Он понятлив, после того, как мы едва не задавили его нечаянно во время секса, на постель не лезет. Задирает хвост трубой и обиженно уходит менять место дислокации. И наконец Барби. Тёплая, спящая. Не могу удержаться, лезу холодными руками к ней под одеяло, она вздрагивает и просыпается. Задираю футболку, сжимаю ладонями грудь, от холода соски съеживаются, а кожа идёт мурашками.

— Холодно, — шепчет сонная Барби. — Ты где был долго так?

И раскрывает для меня объятия, я втягиваю сосок в рот — теперь нужно отогреть. Короткими поцелуями поднимаюсь по шее, к лицу, чмокаю в нос.

— Ездил в область, там третий комбинат к открытию готовят…

Лгу, конечно же. Смешно, но мне стыдно признаться, что я таксую каждый вечер, а в выходные почти всю ночь. И сонная Барби мне особенно нравится тем, что не задаёт лишних вопросов. Стягиваю с неё трусы, отбрасываю в сторону, раздвигаю ноги. Касаюсь промежности, скольжу пальцами — уже готова. И толчком вхожу внутрь.

— Захар! — вскрикивает она. — У тебя даже член ледяной!

Смеётся и обхватывает мою спину ногами, и её кожа кажется просто обжигающе горячей. Затем, когда все заканчивается, я ухожу. Смешно, но мы трахаемся, но не спим вместе. Падаю на диван, как и мечталось, в комнату уже вползает серый, поздний зимний рассвет. Простыни неприятно холодят разогретую кожу. Зато котенок спит рядом. Причём с Барби он спит в ногах, а у меня строго на подушке.