— Ну же? — поторопил я.

Барби надула огромный розовый пузырь из жвачки, что за привычка, Господи? Сергей Васильевич зашуршал конвертом и наконец вынул маленький квадрат бумаги. Пузырь Барби кстати в этот раз не хлопнул, а сдулся медленно и печально.

— В декабре, — начал он наконец. — Вам всего лишь нужно нарядить вместе ёлку. Обычную ёлку обычного размера. А потом встретить новый год вместе.

Барби сегодня весь день непривычно мрачная, я даже не узнаю её, от этого день грядущий пугает. Квест и правда, фигня, правда я ёлок не наряжал лет двадцать. А встретить новый год с Барби… переживу. В конце концов значение праздников сильно переоценено.

— Дедушка! — воскликнула Барби, уставилась наверх и всхлипнула.

— Два месяца, — напомнил я.

— Сухарь чёрствый, — откликнулась она, ушла к себе и дверью хлопнула.

Ничего, лишь бы не ревела, мне её слезы поперёк горла. Сергей Васильевич понятливо хихикнул, прикрыв рот ладошкой — хер знает, что он там себе нафантазировал. Привычно расселся в кресле, никуда не торопясь, порой косился взглядом в сторону кухни, намекая на чай. Я намёков не понимал. В конце концов, что за радость ему пить наш пустой, без ничего чай, если напротив своя квартира? Затем он ушёл, а я принялся выжидать время, попутно размышляя о том, что новый год ещё не скоро и пока на квест можно забить.

Тихо в квартире стало после одиннадцати. Я пока ждал, сам утомился, с удовольствием бы поспал, но план есть план. Сходил за бутылкой пива, попкорном. Выключил свет, зато включил тв. Погромче. Соседям должно быть не слишком слышно, стены тут толстенные и изоляция норм. А вот нашей бедной Барби, которая только вот уснула, через деревянную дверку слышно все. Пошли заставки, а затем сразу же, без ненужных прелюдий душераздирающий вопль.

И дверь Барби открылась. Покосился — стоит. В ещё одних огромных штанах, только мои ярко голубые, а у неё салатовые. Волосы всклокочены, точно спала. Я замер в предвкушении — сейчас что-то будет. Может сорвётся и кричать начнёт. Ставить ультиматумы. Может даже полицией погрозит — время то позднее. Я даже подготовился к тому, что она заревет, морально настроился на обращать внимания на её слезы. А она…

— Ого, круто, — сонным голосом отозвалась она. — Всю неделю хочу этот фильм посмотреть, и то замуж выхожу, то переезжаю, времени нет совершенно.

Подошла и… плюхнулась рядом со мной на диван. Затем вовсе запустила руку в пластиковое ведёрко с попкорном, причём ещё рассыпала, а мне тут спать. Ноги закинула на журнальный столик рядом с моими. Эй, ребята, что происходит???

— Пиво есть ещё?

— На кухне, — хмуро ответил я, не представляя, что делать дальше.

— Принесёшь?

Воистину, наглость второе счастье!

— Не наглей вконец, Барби.

Она вздохнула, поплелась на кухню. Хлопнула там холодильника дверцей, потом минут пять искала открывашку, затем вернулась, а я не смотря на этот тайм аут так и не придумал, как быть дальше.

— Пиздец! — вскрикнула Барби на особо напряжённом моменте и вцепилась в мою руку.

Я руку осторожно забрал — нечего тут, и так половину попкорна съела. А потом и сам фильмом увлёкся, он конечно идиотский, но увлекательный, зараза. Я даже не заметил, в какой момент Барби уснула, причём умудрилась же, под грохот из динамиков. Прислонилась к моему плечу головой, лица из-за волос не видно.

— Эй, — сказал я, выключив телевизор. — Давай просыпайся, ты чего.

Ноль внимания. Я даже растерялся. Тут оставить и уйти спать в её комнату? Разбудить? Спихнуть с дивана на пол? Осторожно высвободился, встал. В комнате темно, только из прихожей свет струится еле-еле. Решился и подхватил её на руки.

— Положи где взял, — сонным голосом велела она.

— Тогда тебе придётся спать со мной. Или как вариант я уйду в твою комнату.

— Тогда неси дальше…

И вырубилась дальше, невозможная просто женщина. Я открыл дверь ногой, внёс свою ношу в комнату, устроил на постели. Накрывать одеялом не буду, обойдётся, уже совсем перебор. Барби что-то ещё сонно пробормотала, перевернулась на другой бок, свернулась калачиком. Жесть, что с моей жизнью творится? Ничего, вот устроим с Вовчиком пьянку, она точно с ума от бешенства сойдёт, Вовчика вообще бабы не любят, а уж пьяного тем более.

Глава 7. Аня

С Захаром творилось нечто невообразимое. Утром следующего дня я проснулась от грохота. Смотрю — шесть тридцать на часах, я между прочим ещё пятнадцать минут спать могла. И не поняла сразу откуда грохот, потом только дошло — соседи стучат. По батарее. Потому что у нас на всю квартиру орёт старая песня Короля и Шута — дайте людям рому. Да так, что вибрацию чувствую. Потянулась, вышла в гостиную, Захар сидит в трусах и носках на диване.

— Эй! — крикнула я ему в ухо.

Он убавил музыку, пытаясь меня расслышать.

— Чего тебе? Музыка мешает?

— Да мне плевать, — пожала плечами я. — Я в аэропорту работаю, меня шумом не проймешь. Но там соседи по батарее стучат, наверное тоже рому просят. Я первая в ванную.

Вышла — смотрю сидит, смотрит в пространство, лоб сморщил, думает о чем-то напряжённом. Нет, я конечно знаю, что многие мужики боятся брака, но не так же, чтобы через несколько дней после свадьбы крышу сносило. Подошла, ко лбу ладонь приложила, Захар витавший в своих мыслях вздрогнул от неожиданности.

— Ты чего это? — удивился он.

— Температуру проверяю. Вроде в норме. Может, кризис среднего возраста? А ещё, у вас в роду шизофреников не было? Мне конечно от тебя детей не рожать, но все же…

Захар застонал и с головой залез под одеяло. Точно кукушкой поехал. Хорошо, что можно свалить на работу и не торчать целый день в квартире. Зато вечером меня встретил не просто хаос. Тут надо сказать, что лёгкий беспорядок мне привычен, но вот пыль и грязный пол я просто не переношу. Во мне как раз сражалось два начала — терпеть, пока Захар сам уберёт свою часть и пилить его ежедневно, или психануть и самой все сделать. А тут…

— Это что? — настороженно спросила я.

Я устала, как собака, день был напряжённый, на улице гололед, моя старушка в летней резине, а я на каблуках, ноги болят, голова болит, ненавижу начальство, весь мир и Захара.

— Это мотоцикл! — радостно отозвался мой благоверный с пола.

— Я вижу, — процедила я. — Что он тут делает?

В самом деле, посреди заросшей пылью гостиной стоял мотоцикл. Одно колесо откручено, в сторонке возле стенки, тьма железок вокруг, маслом пахнет.

— Это хобби. Понимаешь, у каждого мужика есть хобби.

Я закрыла глаза. Мне срочно нужна консультация психотерапевта, медитация, или хотя бы бокал вина. Я так долго не продержусь.

— Это гора грязного железа.

— Этой Яве шестьдесят лет! — крикнул Захар в мою спину. — Раритет! А если тебе не нравится, никто тебя здесь не держит!

Я закрылась у себя. Торопливо достала ручку, вырвала из блокнота лист, заполнила его, оторвала кусочек скотча, приклеила свое творение на дверцу холодильника. Захар прошёл мимо щеголяя роскошным торсом, остановился, изучил, хмыкнул.

— Дежурство, — елейным голоском пояснила я. — У тебя два дня на то, чтобы привести в порядок свою комнату и общие. И мне плевать, как ты это сделаешь, хоть домработницу нанимай, но в квартире должно быть чисто. Иначе я твой раритет по частям на помойку отнесу. Ферштейн?

Захар потянулся длинным гибким телом, зевнул и полез за сигаретой. Вот как с ним разговаривать? На следующий вечер и пыль и останки мотоцикла были на месте. Я молчу — дала два дня, значит сражаться завтра. Вдруг его внезапно настигнет прозрение, или хотя-бы аллергия на пыль?

— Денег дай, — потребовала я.

Этот гад аж поперхнулся чаем, закашлялся, я любезно похлопала его по спинке.

— Женщина, — заметил он. — Мы не настолько близки.

— Ты популярно мне объяснил, что все, купленное в браке делится пополам. Спасибо за науку. Давай теперь на половину ёлки, мне благородство не по карману.

Захар покачал головой, но за бумажником полез.

— Сколько?

— Шесть тысяч.

— Подорожали ёлки нынче?

Я поняла, что стала выпадать из образа глупой блондинки, слишком близко его к себе подпустила, а работать на публику двадцать четыре на семь. Вспомнив об этом, захлопала ресницами и напустила в глаза туману.

— Озоновый слой почти разрушен, — печально сказала я. — Ёжики в лесу умирают от нехватки ёлок. Поэтому я куплю ёлку не настоящую, но такую, что разложится и не навредит червячкам.

И вздохнула.

— Надеюсь, она не разложится до нового года, — проворчал крохобор.

Но денег дал аж семь тысяч двумя бумажками, сдачу возвращать и в мыслях у меня не было. Пусть знает, почём фунт лиха, и вообще мне на булавки может нужно. Тем же вечером я сделала ещё одно открытие, которое могло помочь мне прожить этот год. Я сидела и ужинала остатками своей еды, когда Захар пришёл на кухню за кофе. Руки в мазуте, и пахнет от него машинным маслом, а я, если честно с детства этот запах люблю, как нечто недостижимое — мама мне и на сотню метров не позволяла приблизиться ни к чему, что могло меня запачкать.

— Что это ты ешь?

— Хлеб, — ответила я. — С горчицей.

И по тому, как скривилось его лицо тут же поняла — он не выносит острое. Теперь я кажется знаю, как спасти свою еду от наглого поедания, учитывая, что чили — моё все. Завтра же испытаю. Перед сном вышла попить, смотрю — спит. Безмятежным сном младенца. Устал наверное. Ещё бы, то фильмы смотрит по полночи, то музыку гоняет с утра пораньше, а в перерывах мотоциклы тягает на пятый этаж без лифта. И да, Захар, как ребёнок, который за день достал тебя невыносимо, а потом спит и ты думаешь — ну, прелесть же прелестная! Я начала ловить себя на мысли, что мне нравится любоваться им спящим, и этот факт меня пугал. Показала спящему Захару язык — не помогло. Господи, помоги продержаться этот год, не совершив фатальных ошибок, пожалуйста.