— Как моя жена? — смотрю на него, как на Бога. Только помоги. Спасибо её!

— Не буду вас обнадёживать, — начинает от, снимая с лица медицинскую маску. — Состояние пациентки тяжёлое. Сейчас, её готовят к операции. Пройдёмте в мой кабинет.

На негнущихся ногах следую за врачом, пока не оказываюсь в уютной комнате. Алексей Викторович жестом указывает мне на диван, а сам подходит к столу и берёт с него какие-то бумаги.

С минуту, Морозов изучает их содержимое, затем бросает на меня пристальный взгляд поверх очков.

— Мне очень жаль, — каждое слово вонзается в меня подобно острию ножа. Не могу двигаться. Не могу дышать. Словно жизнь покидает по каплям. — В результате падения, у вашей супруги случился выкидыш… Срок был очень маленький, всего пара недель, мы не смогли ничего сделать…

Смотрю на него, не моргая. Не понимаю. Беременна? Моя Мышка была беременна?

Острая боль разрезает сердце, превращая его в кусок камня.

Сара ждала ребёнка… Я мог стать отцом…

Слёзы выступают на глазах, обжигая изнутри. Роняю голову на руки, сдавливая виски. Хочу выжать из головы эту информацию, извлечь её и забыть, как страшный сон. Но не получается. Не получается. Перед мысленным взором, то и дело, мелькают образы, от которых душу выворачивает наизнанку.

Вижу Мышку с округлившимся животиком. Такая красивую, мою, родиную…

— Возьмите, — Морозов суёт мне стакан воды. — Выпейте и успокойтесь. Сейчас, вы должны быть как никогда сильным.

Пару минут он терпеливо ждёт, пока я не выпью всё до дна. Противная горечь лекарств остаётся во рту, но она не идёт ни в какое сравнение с тем ядом, что разъедает меня на части.

— Мы провели экспресс анализы, — продолжает Алексей Викторович. — Скажу честно, результаты меня несколько шокировали. Серине Артёмовна когда-нибудь страдала гипертонией? У неё были проблемы с повышенным давлением?

— Н-нет, — смотрю на него огромными глазами. — Я н-не знаю…

Протяжный вздох врача разрезает тишину кабинета. Поднявшись на ноги, он снова подходит к столу и начинает копаться в бумагах.

— В крови вашей жены обнаружена большая доза лекарств. Их, обычно, принимают люди с повышенным давлением. Наравне с этим, — он поворачивает монитор компьютера в мою сторону, — в архиве нашей клиники есть сведения о том, что Серине Артёмовна проходила у нас обследование. Лечащий врач констатировал проблемы с низким давлением. То есть, как вы понимаете, ситуация складывается прямо противоположная. Возможно ли, что она могла перепутать лекарства?

И тут, меня осенило. Кадры с камер наблюдения замаячили перед глазами. В памяти всплыли все те разы, когда Сара жаловалась на усталость или слабость. Когда она стала забывчивой и перепутала данные важного контракта…

Мою девочку травили! Намеренно. Жестоко. И делала это Мария Владимировна…

— Ладно, — взглянув на часы, Морозов заторопился. — Сейчас, мне нужно идти в операционную. Наша первостепенная задача — удаление гемотомы и остановить кровоизлияние в мозг. Обо всём остальном будем говорить и думать позже.

В коридоре меня встретили Леон и Макс. Кузен отказался уезжать, не смог оставаться в стороне

— Что говорит врач? Как невестка?

И я заплакал. Слёзы полились по щекам, оставляя на них солёные следы. Я плакал как чёртов младенец, которого бросили на произвол судьбы. Вся боль, что клпилась внутри на протяжении всей жизни, разом вырвалась наружу. Она душила, топила меня, уничтожала…

Первым среагировал Макс. Друг подался вперёд и обнял меня одной, здоровой рукой.

— Я теряю её, — простонал, подобно подбитому волку. Стою на окраине своей жизни и смотрю, как она медленно превращается в руины. Миллиметр за миллиметров, мой дом сжирает огонь, а помощи нет. Её неоткуда ждать. — Сара… Мышка была беременна… Понимаешь? — толкаю Сокола в грудь и смотрю на него бешеными глазами. — Её травили. У меня под носом травили. А я ничего не понял. Не защитил…

— Ты не мог, — попытался меня утешить Макс, но я не позволил. Отпихнув друга в сторону, провёл пятернёй по волосам, смахнул ненавистные слёзы и закричал:

— Я должен был! Должен был её защитить. Если бы не я, наш ребёнок был бы жив. С Сарой ничего бы не произошло. Это я во всём виноват. Я и только я!

На мои крики сбежались медсёстры. Молоденькие девочки испуганно смотрели на меня, не решаясь подойти. Хлопали своими глазками, словно перед ними был не живой человек, а Чудище. То самое, которого так боялась моя Мышка.

— Кузен, — Леон схватил меня за руки и потянул в сторону скамеек. — Довольно. Успокойся. Люди, которые причинили вред Саре, ответят за это. Только не сейчас. Подумай о невестке. Разве, она хотела бы видеть тебя таким?

Перед глазами снова возникло лицо Мышки. Моя девочка улыбалась мне, её глаза призывно сияли.

— Обещаешь? — голос Сары эхом отозвался в моей голове. — Больше не отпустишь?

Шумно втянув воздух, уставился на свои грязные руки. От мысли, что на мне кровь Марка, стало тошно. Захотелось смыть с себя остатки этого дня. Больше не говоря ни слова, поднялся и, шатаясь, направился к туалету.

***

Операция шла несколько часов. Время от времени, из-за двойных дверей показывались медицинские сёстры. Они, со скоростью ветра, проносились мимо нас, скрываясь за поворотом или уезжали на лифте. Но никто так ничего и не сказал.

— Доктор выйдет и всё вас объяснит, — звучал неизменный ответ на каждую попытку разузнать о состоянии Мышки.

Наконец, уже под утро, Морозов появился. Выглядел мужчина крайне уставшим.

Стянув с лица маску, дождался, когда я подойду к нему, и заговорил:

— Операция прошла успешно. Нам удалось избавиться от гемотома и остановить кровотечение. Мы ввели Серине Артёмовну в искусственную кому, так что она пробует ещё некоторое время в реанимации. В любом случае, вы должны понимать, что повреждения головного мозга крайне опасны и требуют длительной реабилитации…

— Как она сейчас? — заметив мою нерешительность, вмешался Макс. — Если нужны какие-то препараты или оборудование, вы только скажите…

— Спасибо, но у нас всё есть, — вежливо прервал его Морозов. — Как я уже говорил, травмы головы очень опасны и могут привести к различным последствиям. Не исключено, возникновение амнезии, нарушения координации и внимания, проблемы со зрением. Обо всём этом мы узнаем, когда пациент придёт в себя. Простите, но я должен идти. А вы, — бросил на меня короткий взгляд, — поезжайте домой и отдохните. Завтра, я пропущу вас на несколько минут к жене. Всего вам доброго.

***

Я увидел её и едва узнал. Прирос к полу, не в силах пошевелиться.

Эту Сару я видел впервые. Она совсем не походила на мою Мышку…

Первое, что бросилось в глаза, это волосы. Длинные прекрасные волосы девушки состригли, превратив в неуклюжее каре. Голова её была перебинтована, на висках выступали тёмно-фиолетовые синяки. Нежный, аккуратный носик разбит, на щеках следы ударов.

Она была подключена к аппарату искусственной вентиляции лёгких, из тонкой кожи торчали катетеры, подключённые к мешочку с прозрачной жидкостью.

С трудом передвигая ноги, подошёл к ней и упал на колени. Руки дрожали. Боялся дотронуться до неё, лишь бы не сделать больно, не навредить.

— Мышка, — выдавил из забитого горла, — прости меня, маленькая. Прости… Я не смог защитить тебя. Не был рядом в тот момент, когда должен был вас оберегать… — одинокая слеза скатилась по моей щеке и упала на её бедную ручку. — Если бы я не был так слеп, с тобой ничего бы не произошло… Мария Владимировна, — при упоминании этой твари, оскалился, — она за всё ответит, девочка. Я не позволю ей спокойно жить, уничтожу её за то, что сделала с тобой. Никого не пожалею. Всех заставлю ответить. Всех и каждого. Ты только не оставляй меня. Я не смогу без тебя, Мышка. Не смогу. Ты стала для меня всем. Я изменился ряди тебя, малышка. Стал тем парнем, которого можно любить. Но этот парень не сможет без тебя… Я люблю тебя, Сара. Люблю так сильно, что готов ради тебя на всё. Ты только открой глазки, девочка. Больше мне ничего не нужно…

10 сентября 2014 года

Сара

Не хочу просыпаться. Такое ощущение, будто меня переехал каток. Тело ломит, кости трещат, а мышцы горят так, словно вместо крови в них запустили раскалённую лаву. Не могу шевелиться. Пытаюсь открыть глаза, но не получается. Веки налились свинцом и не поддаются. Даже дышать больно.

Пытаюсь повернуть голову, но она не поддаётся. Острая боль пронзает висок, отзываясь тяжёлым постукивантем по черепу. Больно. Очень больно…

Подняв руку, хочу дотронуться до лба, понять, что не так. Снова мимо. Тело отказывается подчиняться. Оно не моё. Или я не она?

Страх пронзает естество, выбивая из лёгких остатки горячекого кислорода. Ужас пробирает меня насквозь, проходится скпльпелем по коже.

Я задыхаюсь. Будто кто-то накрыл лицо подушкой и давит, давит, давит, пока не испущу последний вздох…

Что со мной случилось? Почему так больно?

Эти и многие другие вопросы, бесконечным хороводом, кружатся вокруг меня, не давая покоя. Изо всех сил напрягаю память, бьюсь о каменную стену той пещеры, в которой оказалась, но ничего. Ни одного просвета. Пустота…

Никаких воспоминаний. Лишь боль. Сильная, ломающая на части, раздирающая плоть. Боль, от которой не могу спрятаться. Она везде. Она во мне. Преследует меня по пятам, не даёт увернуться.

Горячие слёзы катятся по щекам, обжагя, причиняя новые страдания. А я не понимаю, откуда они. Почему плачу? Что оплачиваю?

Снова пытаюсь распахнуть веки, и снова безрезультатно. Темнота не отпускает. Она накрыла меня тяжёлым одеялом и не даёт вырваться.