— Мишель! О, слава Богу, ты жив? Мишель, не позволяй ему!

Стив Морган бесцеремонно поднял ее, сжимая стальной хваткой и смеясь вместе с остальными бандитами над безуспешными попытками лягнуть его.

— Вот это да! Ну и дикая кошка! Много придется потрудиться, чтобы ее усмирить, приятель!

Джинни не знала диалекта, на котором говорили бандиты, но Мишель все понял и застонал от тоскливого ужаса.

Они не связали его скорее всего из-за ранения, и, когда француз попытался пошевелиться, кто-то сразу поднял пистолет, но Морган резко велел оставить его в покое.

— Сеньор, — обратился он к Мишелю, удерживая сопротивлявшуюся девушку, которую Реми любил до безумия, — если вы боитесь за жизнь этой… дамы, не смейте преследовать нас. Судьба ее зависит от вас.

— Оставьте ее! Возьмите лучше меня! — Мишель попытался сесть, но тут же со стоном боли опустил голову.

— Весьма трогательно! Как и нежные объятия, которые мы наблюдали! Но боюсь, сеньор, мы тратим время. Помните мои слова — и мисс Брендон вернется живой и невредимой, — прозвучал издевательски-торжествующий голос.

— Леди — моя невеста, и если вы причините ей вред, никогда не сможете показаться в Америке.

Джинни истерически закричала — двое бандитов уволокли ее к лошадям; Соня Брендон вновь забилась в истерике. Мишель, преодолевая слабость, сел, закрыв от боли глаза, а когда смог видеть яснее, понял, что все исчезли — и Джинни, и бандиты. Мулатка-горничная что-то пробормотала, глядя на него, но слова ее не имели смысла для Мишеля, по крайней мере в его теперешнем состоянии.

— Я всегда знала, что от этого человека — одно лишь зло. Настоящий дьявол! И пыталась сказать мисс Джинни, но она не слушала…

— Заткнись, заткнись сейчас же! — завопила Соня. — Он увез ее… О Боже, что я скажу Уильяму? Что с нами будет?!

Часть III

КОНФЛИКТ

Глава 18

Они ехали и ехали — минуты перетекали в часы, а бешенная скачка все продолжалась. Каждая косточка в теле Джинни ныла, девушка почти теряла сознание от усталости. Она не знала, где находится и куда они едут, но это не имело значения. Было холодно; платье, промокшее при переправах через горные реки, липло к дрожащему телу. Они оказались высоко в горах, и несколько человек, забрав свою долю золота, уже разъехались в разных направлениях.

Сначала Джинни гадала, кто они: бандиты или сторонники низложенного президента Хуареса, пыталась их считать, запомнить, сколько всего человек в банде, но вскоре все слилось перед глазами, и она молила Бога только о том, чтобы они поскорее остановились, — бесконечная, изматывающая усталость тяжелила тело, девушка боялась, что вот-вот потеряет сознание. Сначала она брыкалась, вывертывалась, пыталась сползти с коня, пока Стив Морган, с застывшим, холодным от злости лицом, не ударил ее: раз, другой, третий; медленно, расчетливо, так, что в ушах зазвенело, а голова пошла кругом. Он силой посадил ее перед собой в седло — руки девушки были по-прежнему связаны за спиной — и, когда довел Джинни до беспомощных гневных рыданий, прижал винтовку, словно палку, к ее груди, усиливая давление и отсекая приток воздуха каждый раз при сопротивлении девушки.

И теперь она устало и равнодушно прислонилась к Моргану, ни о чем не думая, даже ощущала смутную благодарность к похитителю, когда тот набросил пончо ей на плечи.

Сама не сознавая того, Джинни тихо захныкала, словно раненое животное. Почему они не остановятся? Почему?

Казалось, прошла неделя! Бандиты наконец решили раскинуть лагерь в тени огромного бесформенного валуна, нависавшего над ними, словно доисторическое чудовище, и образующего природную пещеру, немного защищавшую от ветра.

Стиву пришлось снять Джинни с лошади и прислонить к камню — у нее слишком затекли ноги.

Быстро работая ножами, мужчины нарубили веток и связали их, построив нечто вроде импровизированного шалаша.

Потом покормили лошадей, повесив им на шею торбы, вытерли сухой травой. Костров они, видно, разводить не собирались.

Джинни начало трясти, зубы неудержимо стучали. Морган вынул из седельной сумки одеяло, укрыл ее, но озноб не прекращался. Присев рядом, он перерезал веревку, стягивающую запястья, и начал грубо растирать ей руки. Будь у Джинни силы, она отстранилась бы, но пришлось выдерживать его равнодушные «заботы». Зато по крайней мере кровообращение почти восстановилось.

Мужчины пили что-то из фляжек и жевали сушеную говядину. У некоторых были бутылки пульке или текилы[6].

Морган предложил мяса Джинни, но она мрачно покачала головой.

— Лучше ешь, — спокойно посоветовал он. — Больше ничего не получишь.

Он глотнул текилы из фляжки и протянул ее Джинни, она отвернулась.

— Ты дрожишь от холода, — нетерпеливо заметил Морган и дерзко добавил:

— Если умрешь от воспаления легких, какой от тебя прок?

И насильно влил ей водку в горло. Жесткие пальцы впились в челюсти, так что ей пришлось сделать несколько глотков омерзительно пахнущей жгучей жидкости. Он снова дал ей кусок мяса, и на этот раз Джинни взяла еду, неожиданно поняв, как проголодалась.

Мужчины начали укладываться на ночлег. Морган встал и потянулся. Джинни тупо уставилась на него.

— Поспи — через два часа мы вновь отправляемся в путь.

Джинни так устала, что едва соображала, о чем идет речь.

Два часа? Невозможно, это безумие!

Стив наклонился над ней, вновь связал руки, расстелил одеяло и, уложив девушку, сам лег рядом. Она начала сопротивляться, хотя ноги казались безжизненными и словно налились свинцом, но он прижал ее к себе, так что Джинна едва могла дышать. Морган тихо усмехнулся:

— В такую погоду лучше всего согреваться теплом друг друга.

Джинни молчала, мучительно сознавая собственную беспомощность. Он может сделать с ней все, все, что угодно. И она совершенно бессильна. Сама мысль об этом заставила Джинни вздрогнуть от страха и ужасного предчувствия, но Стив ничего не сделал, только продолжал прижимать ее к себе, пока не стало теплее. Наконец Джинни немного успокоилась и закрыла глаза.

Разбудили ее, как показалось, почти сразу же. Стив бесцеремонно тряхнул ее за плечи, поставил на ноги и бросил в седло.

Темно-синее небо едва заметно посветлело на горизонте, пока всадники, погоняя коней, мчались по узкой горной тропе в опасной близости от края глубокого каньона. Вскоре взошло солнце, и жара стала невыносимой. Она потеряла всякое представление о времени. Бандиты останавливались только для того, чтобы напоить лошадей и наполнить фляжки из крохотных горных родников. Они ели сушеное мясо, и Джинни привыкла к вкусу текилы. Мужчины не пытались изнасиловать ее, видимо, считая собственностью Моргана, и даже относились с чем-то вроде уважения к стоицизму девушки, не понимая, что причиной такого мужества является полнейшая физическая и духовная усталость, лишившая ее всех эмоций, даже страха.

Когда ее платье повисло лохмотьями, один из бандитов, лет восемнадцати, одолжил ей грязные шаровары и свободную, широкую рубашку. Он застенчиво протянул их Стиву. Остальные смеялись, отпуская непристойные шутки.

День клонился к закату; они взбирались все выше в горы, и погода становилась все холоднее. Местность вокруг была дикой и великолепной. Только накануне один из бандитов застрелил пуму из лука. Мужчины смеялись при виде страха и отвращения, написанного на лице Джинни, но очень удивились, когда она отказалась есть мясо хищника.

На ночь они остановились на маленьком плато, густи поросшем сосной и можжевельником.

Джинни привыкла подчиняться приказам, но стала Слабо отбиваться, когда Стив потянул ее в густую рощицу под добродушные шутки и подтрунивание остальных мужчин.

— Нет… не буду носить эти… омерзительные тряпки!

Стив коротко, издевательски рассмеялся:

— Предпочитаешь ехать обнаженной, как воин-амазонка? Конечно, зрелище великолепное, но, боюсь, для моих друзей искушение будет слишком велико. — Голос его изменился, стал хриплым, почти резким:

— Джинни, не трать времени на споры. Хочешь, чтобы я сорвал с тебя эти лохмотья? Насколько припоминаю, для меня не составило большого труда сделать это однажды.

— О!

Краска отхлынула от лица Джинни, она отступила назад, заметив выражение его глаз.

— Неужели ты способен даже на такое?! И смеешь напоминать об этом… теперь!

— Не доводи меня, Джинни! — предостерегающе процедил Морган, заставив девушку похолодеть от страха. — И не разыгрывай воплощенную скромность! Ты уже раздевалась для мужчин! Передо мной, Хоскинсом и, без сомнения, перед этим французским капитаном, называющим тебя своей невестой. Почему же сейчас продолжаешь играть со мной в эти глупые игры?

Он развязал ей руки, так что Джинни могла поесть, и сейчас она почувствовала, как ногти почти впиваются в кулаки от желания вцепиться в это темное, издевательски ухмыляющееся лицо, на котором еще розовели полузажившие царапины — следы ее предыдущего нападения. Она поняла, что чуть не выцарапала ему глаза.

— Игры? — в бешенстве прошипела Джинни. — Думаешь, я могу чувствовать к тебе что-то, кроме ненависти и презрения? Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя! Меня тошнит от твоих прикосновений! Да, я предпочла бы стать любовницей Карла, Мишеля или любого мужчины, которого выберу, чем терпеть твои руки на своем теле, грязный полукровка!

Лицо Моргана оставалось бесстрастным, как у индейца, но глаза словно заволокло дымкой, а вокруг губ прорезались белые линии — Джинни поняла, что ей наконец-то удалось проникнуть через маску холодного безразличия и довести его до бешенства.

— Я почти готов поддаться искушению узнать, насколько велика твоя ненависть, — сказал Морган и подошел к ней, заставив инстинктивно сжаться. Но Стив только швырнул ей одежду, презрительно смеясь, когда услышал, как Джинни невольно вскрикнула. — Быстрее переодевайся, — зловеще пробормотал он, подбоченившись, — иначе я подумаю, что твоя притворная застенчивость означает нечто совсем другое!