Господи, деточка, — поспешно улыбнулась она, — не бойся меня! Я не кусаюсь, просто старуха, которая любит поболтать! Уж потерпи, мне столько нужно спросить!

И скоро они удобно устроились в патио[8]. Проворный слуга уже спешил с высоким кувшином прохладного апельсинового сока для доны Марии. Рот ее ни на минуту не закрывался, и Джинни с облегчением обнаружила, что ее участие в беседе ограничивается короткими «да» и «нет».

Сеньора Ортега, которую Джинни меньше всего представляла в роли матери Ренальдо, оказалась крайне прямодушной и откровенно объявила, что считает всех американцев неотесанными дикарями, за исключением некоторых южан.

Но она простила Джинни ее происхождение, поскольку та оказалась француженкой.

— А ты хорошенькая, — великодушно объявила дона Мария. — Должна признать, я приятно удивлена. Этот дьявол Эстебан всегда гонялся за женщинами определенного сорта, поэтому, когда Ренальдо написал, что ты — дочь сенатора, образованная молодая леди, я очень обрадовалась. Так и сказала дорогой Сарите, моей невестке: «Дорогая, Франсиско никогда не согласится на брак с женщиной, которую не одобряет!» Мой брат — человек строгих правил, но, видно, вы ему нравитесь — я сразу это увидела. Что же касается моего младшего сына — я просто поражена! Он не очень-то высокого мнения о женщинах, но в восторге от вас.

Внезапная перемена темы вызвала» у Джинни легкое головокружение; она смогла только слабо прошептать:

— Ренальдо? От меня?

— Ну конечно, деточка, кто же еще? Жаль, что он не встретил тебя раньше, чем этот негодяй Эстебан… Ах, ты не представляешь, как он меня разочаровал! Сначала решил стать священником — провел два года в семинарии и неожиданно передумал! И все из-за богопротивных книг! Я рыдала день и ночь, когда он мне сказал! Объявил, что желает помочь бедным людям, крестьянам, и поэтому собирается стать школьным учителем! Вообрази, и это мой сын! Да еще отказывается жениться, а теперь… нет-нет, это ужасно.

— Но, мадам, я не понимаю, — пролепетала Джинни. — Что плохого в том, что Ренальдо хочет…

— Чепуха! Конечно, понимаешь! Ренальдо насквозь виден! Он, конечно, влюблен в тебя — это ясно и понятно. Но куда ему до Эстебана — тот может вскружить голову любой женщине! Кроме того, он богат или будет богат, когда решит угомониться.

Джинни, покраснев, энергично запротестовала:

— Мадам, вы смущаете меня. Я уверена, что…

Но сеньора Ортега лишь небрежно взмахнула рукой:

— Не стоит, дорогое дитя! Я знаю, что вы не авантюристка и не охотитесь за состоянием брата — в конце концов, вы и сами не бедны, не так ли? А кроме того, Эстебан всегда умел покорить женщину… Ах, сколько беспокойства он причинил моему бедному брату и дорогой Луизе, пока та была жива! Я даже рада, что он наконец решил жить как все люди! Вечно убегает, скрывается, ни словом не предупредив! Кстати, когда ваш жених возвращается?

Джинни едва не заскрипела зубами от раздражения, но, выдавив улыбку, быстро объяснила, что Стив должен приехать через две недели.

— У него срочные дела, но думаю, он успеет к фиесте у Сандовалей, — небрежно пояснила она, презирая себя за то, что приходится выгораживать Стива, и, чтобы предупредить дальнейшие расспросы, осведомилась:

— Вы ведь поедете с нами, не правда ли, мадам?

— Пожалуйста, дорогая, зови меня «тетя Мария», ведь теперь ты одна из нас. Конечно, поеду. Дон Хосе наш старый друг и всегда дает такие изысканные балы, гораздо более великолепные, чем я посещала в Мехико и даже Чапультепеке! — Дона Мария извлекла веер из слоновой кости и, энергично обмахиваясь, продолжала:

— Вот где тебе нужно побывать! Ты должна быть представлена императору и императрице. В их дворце царит такое веселье — императрица любит окружать себя молодыми людьми — там собрались блестящие офицеры со всего света. А женщины! Я была там с сыном и его женой.

Сколько нарядов! Могу поклясться, что видела там, представь кого? Эстебана! С этой бойкой, хорошенькой графиней-француженкой, о которой все говорят! Я так удивилась, а когда снова посмотрела, они уже скрылись в толпе. Но конечно, вряд ли это был Эстебан, должно быть, я спутала. Какой-нибудь американский авантюрист, при дворе их полно, и говорят, графиня Даниела, пока ее муж сражается с хуаристами, предпочитает американских любовников.

О Господи!

Дона Мария, замолчав, уставилась на Джинни:

— Дорогая, неужели я расстроила тебя своей глупой болтовней?! Конечно, это не Эстебан, он не мог там быть! Ты выглядишь плохо, Джинни, может, здесь слишком жарко?

— О… о да… я еще не привыкла… нет-нет, я не беспокоюсь! Просто голова…

— Конечно, не о чем беспокоиться! Вы скоро поженитесь, каждая женщина ждет этого, не правда ли? Нервы…

Скорее всего нервы… вполне обычное явление, дорогая, не у тебя одной! Я помню…

Дона Мария углубилась в воспоминания, пока Джинни, сидя с непроницаемым лицом, делала вид, что слушает. Но внутри она кипела яростью, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Конечно, это Стив! Кому же еще, как не ему, ухаживать за графиней-француженкой! У них назначено свидание, поэтому он так спешил уехать в Мехико, оставив здесь Джинни.

Он шпион хуаристов, подлый предатель… Как он мог поехать на бал к императору, когда замышляет свергнуть бедного Максимилиана?! О, нужно было разоблачить его… только сумасшедшая могла согласиться на этот брак… связывать себя с подобным человеком!

Мысли лихорадочно метались в мозгу Джинни, голова раскалывалась от невыносимой боли. Она закрыла глаза и услышала встревоженный голос тети Альфонсы, приложившей ей ко лбу платок, смоченный холодной водой. Но перед мысленным взором все время всплывало лицо, издевательски улыбающееся, ненавистное лицо Стива. Больше она не боялась его гнева — наоборот, с какой-то злобной яростью ожидала его возвращения. Она отплатит Стиву Моргану за все, за все! И, теша себя этой мыслью, Джинни заснула.

Глава 29

Стив Морган вернулся на асиенду только в самый день празднования именин дона Хосе Сандоваля, и к этому времени сеньора Мария Ортега успела превратить спокойное жилище брата в нечто напоминающее сумасшедший дом. Она немедленно взяла на себя бразды правления, и теперь слуги непрестанно сновали по комнатам, выполняя бесчисленные поручения. Дом вычистили с чердака до подвала, каждое платье Джинни подвергалось критическому осмотру, от нее потребовали учиться вести домашнее хозяйство, носить больше драгоценностей, сделать другую прическу… Дон Франсиско предпочел закрыться в кабинете вместе с Ренальдо, вконец доведенным бесконечными приставаниями матери.

Джинни чувствовала себя совершенно беспомощной, но в общем была даже рада, что можно заняться чем-то и что дона Мария не дает ей возможности остаться наедине со своими мыслями, хотя ко времени появления Стива Джинни столько раз слышала его имя, произнесенное неодобрительным тоном, что, казалось, вот-вот сойдет с ума, если сеньора Мария упомянет о Стиве еще раз.

Она не ощутила ничего, кроме холода, ужасного холода, сковавшего сердце, рожденного от смеси гнева и отчаяния, когда одна из горничных, запыхавшись, ворвалась в комнату с вытаращенными от волнения глазами.

— Он вернулся! Дон Эстебан наконец вернулся! Дона Джинья, он сейчас придет! Он в кабинете с хозяином! Помочь вам переодеться?

— Конечно, нет! — воскликнула Джинни резче, чем намеревалась. — Я уже устала менять платья по десять раз на день!

После ухода девушки Джинни нервно забегала по комнате. Переодеться?! Платье, которое она надела по настоянию тети Марии, очень ей идет, и к тому же Стив никогда не обращал внимания, во что она одета — единственной его целью было поскорее сорвать с нее одежду!

Нервы Джинни были так натянуты, что появление дуэньи только ухудшило дело. Именно Джинни пришлось успокоить взволнованную сеньору Армихо.

Единственным утешением служило то, что дона Мария решила навестить сегодня своего сына и вернется только во второй половине дня.

— Какая жалость, что сеньора Ортега не смогла встретить дона Эстебана! — повторяла тетя Альфонса. — Она так расстроится!

Джинни пыталась заняться вышиванием, скорее из-за дуэньи, чем ради себя. Она строго говорила себе, что нисколько не боится, ничуть не расстроена, но, услышав знакомые шаги за дверью, поспешно вскочила, чувствуя, как кровь отливает от лица.

— Вам незачем уходить, — прошептала она дуэнье, — в конце концов, мы уже не дети и хорошо знаем друг друга.

— Но он ваш жених! Дон Франсиско сказал, что вам можно оставаться наедине!

Выхода не было — как только Стив появился в дверях, тетя Альфонса, извинившись, поспешила из комнаты.

— Я слышал, мы скоро поженимся, — первое, что сказал он, и хотя его той был удивительно мягким, Джинни нисколько не обманывалась — она заметила издевательское, почти злобное выражение в суженных глазах, пока он внимательно рассматривал Джинни, словно видел впервые.

Он прислонился к двери, очевидно, чувствуя себя как дома, но Джинни успела разглядеть гневно сжатые, белые от ярости губы и нахмуренные брови.

В руке у Стива был какой-то сверток, который он небрежно швырнул на пол.

— Я принес тебе подарок — новое платье. Хотя вижу, теперь оно вряд ли понадобится. Но можешь надеть его сегодня, если захочешь.

Как вежливо он говорил, как спокойно! Но в душе бушевала ярость, Стив еле сдерживался, и Джинни это понимала — ведь она и раньше видела его таким!

Девушка гордо подняла подбородок, презрительно скривила губы:

— Спасибо! Прошу простить, что удивилась так — не привыкла к подобным знакам внимания с твоей стороны!

— Кажется, мой дед тоже считает, что я бесчеловечно обошелся с тобой. Видимо, мне следует загладить вину? Ухаживать за тобой, как подобает страстно влюбленному жениху… найти путь к женскому сердцу? — Стив зловеще улыбнулся. — Ты сегодня необычно молчалива, Джинни! На себя не похожа! Разочарована, что я не поздоровался с тобой по-настоящему?