— Ах, все не так-то просто, — тяжело вздохнув, ответил я. — Дело в том, что мама и Анна…

— Значит, у тебя нет твердого решения?

Я пожал плечами.

Георг продолжал курить.

— Что же я должен тебе посоветовать?

— Что можешь.

— А ты что думаешь, я разведу руками и дам тебе мудрый совет, как Соломон?

— Ну тогда я пойду…

— Эх, парень, запутался ты.

— Если ты не можешь мне посоветовать, тогда я пойду.

— Ты хоть понимаешь, что будешь отцом?! — неожиданно твердым голосом спросил Георг. — Отец! Понимаешь?

Я молчал. Потянулся за рюмкой и быстро опрокинул ее в рот.

— А я так надеялся на тебя, Георг. Ты ведь все знаешь! Во всем разбираешься!

Георг посмотрел на меня своими большими карими глазами и нахмурился.

— Я же не знаю ни Софи, ни Анжелы. Я даже не знаю, как ты жил в последнее время. Одна открытка в месяц — и все!

«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…» Маленькая кукушка одиннадцать раз прокуковала, высунувшись из резного окошечка, и тут же спряталась.

— Ну ладно, мне пора идти, — сказал я и встал.

Георг не пошевельнулся.

— Скажи хоть, как бы ты поступил на моем месте? — спросил я.

— Мой поступок вряд ли пришелся бы тебе по душе.

— Ну говори же, не тяни!

— Ладно, раз уж ты так хочешь, я скажу, У ребенка должны быть родители. Понимаешь?

— Значит, я должен расстаться с Софи?

— Да.

— И жениться на Анжеле?

— Да.

— И только ради ребенка?

— В первую очередь ради него.

— Тебе легко рассуждать. Ты не женат и у тебя нет ребенка!

И я тут же понял, что сказал ужасное. Пришел к другу просить совета, а сам обидел его. Но было уже поздно. Георг откинулся на спинку стула и с горечью сказал:

— Да. Я не женат, и у меня нет ребенка.

— Что с тобой, Георг? — испуганно спросил я.

— Ничего, — ответил он и сделал несколько затяжек. Потом выпил свою рюмку.

— Георг, почему же ты замолчал?

Он махнул рукой.

— Я обидел тебя, Георг?

— Нет, Фред, ты не можешь меня обидеть!

— Почему?

— Без всякого почему.

— Ты чего-то не договариваешь, Георг!

— Чего я не договариваю?.. — Георг немного помолчал, потом начал: — Хочу рассказать тебе историю одного моего друга, Фред. Был он таким же слесарем, как ты или я. В деле своем разбирался неплохо. Происходило это в сороковых годах. Почему-то он решил, что его в армию не заберут. Женился на очень милой, симпатичной девушке. Скоро у него родился сын, а затем дочка. И вдруг неожиданно для него ему вручили повестку. Гитлеру не хватало пушечного мяса. На фронте он пробыл ни много ни мало — четыре недели. Был ранен осколком гранаты и попал в плен к русским. Целых два года пробыл в Советском Союзе в плену. Но за эти два года он поумнел. Случилось так, что за все это время он не получил из дому ни одного письма. Наконец настало время, когда он мог вернуться на родину… На месте, где стоял его дом, был разбит цветник. Соседи рассказали, что в сорок пятом году английская авиация бомбила город и бомба, которая упала на это место, так разнесла дом, что от него не осталось ничего, кроме щепок и обломков кирпича. С тех пор наш коллега-слесарь, как ты говоришь, не женат.

— Прости меня, Георг, прости. Я не хотел…

— Ладно, Фред, — перебил меня Георг, — я рассказал тебе эту историю только для того, чтобы ты понял, почему я беспокоюсь прежде всего о ребенке.

33

После этого разговора с Георгом я наверняка пошел бы к Анжеле, но случилось иначе, и все из-за того, что моя сестра Анна не могла не вмешиваться в мои дела.

Короче говоря, от Георга я сразу же поехал домой. В коридоре меня встретила сестренка.

— У тебя гости, — бросила она.

Не успел я войти в свою комнату, как мне на плечи легли две тонкие руки, а чей-то голос шепнул мне: «Фреди!»

Это была она! Она стояла и ждала меня словно испуганная лань. Тот же носик, те же большие темные глаза, тот же знакомый маленький рот.

— Как ты здесь очутилась?

— Анна… — пролепетала Анжела, — твоя сестра Анна…

— Да, это я привела ее сюда! — крикнула из кухни Анна. — Я!

Я закрыл дверь и начал разглядывать Анжелу. Внешне она несколько изменилась: чуть-чуть пополнела. Она сделала шаг ко мне и слегка пошатнулась.

— Ах, Фреди…

— Ты по-прежнему на каблучках, — с укоризной сказал я.

Анжела опустила глаза и посмотрела на свои туфельки. Потом взглянула на меня так, что я не выдержал:

— Ну здравствуй, Анжела.

Она припала к моей груди. Я слышал, как она потихоньку плакала. От растерянности я стал гладить ее волосы, лицо, руки.

— Ну хватит, перестань… — попросил я.

Мне было по-настоящему жаль ее.


Как и раньше, мы медленно шли по старым, знакомым местам. Посидели в парке на нашей скамейке. Потом зашли в наше кафе. Я заказал мороженое. Скоро в кафе стало душно, и мы снова вышли в парк и сели на нашу скамейку.

Наконец я не выдержал и с упреком в голосе сказал:

— Почему же тогда, когда я уходил в армию, ты ничего не сказала мне?

Анжела беспомощно развела руками.

— Ах, Фреди, я не решилась. Представь себе мое положение. Все получилось так неожиданно. Потом я очень боялась! Думаешь, зачем я тебе однажды рассказала про Герду? Как ты не догадался?..

Я молчал, чувствуя свою вину.

— Каждый раз, — продолжала Анжела, — каждый раз я думала, что ты и сам заметишь, но ты так ничего и не заметил.

— В конце концов, ты могла бы написать мне.

— Но ведь я не знала твоего адреса.

— Как не знала? Разве ты не получала моих писем?

Анжела покачала головой:

— Честное слово, Фреди, я не получила от тебя ни одного письма.

— Странно, очень странно! Кому же понадобилось задерживать мои письма?

— Не знаю, Фреди.

— Может быть, твоя тетка?

— Не знаю, Фреди.

О многом говорили мы в тот вечер. Я собирался рассказать Анжеле о Софи, осторожно, разумеется, но так и не решился.

Было уже темно, когда Анжела вдруг радостно воскликнула:

— Фреди! Фреди!.. Сейчас я опять чувствую его! Он шевелится! — Она схватила мою руку и прижала ее к животу. В этот миг я понял, что не смогу оставить ребенка.

Я проводил Анжелу до дому. Дверь открыл ее отец, маленький худой мужчина в очках. Он вежливо пригласил меня войти. Я представился. Старик извинился и исчез. Минуты через три он вышел из спальни в черном поношенном костюме. Только домашние туфли забыл снять. Через пять минут старик уже показывал мне свою коллекцию марок и книги, стоявшие в беспорядке на массивной полке. История Греции, Древнего Рима, биография Александра Македонского… Потом он обратил мое внимание на статуэтки, которые стояли повсюду. Некоторые из них были из гипса, другие — из бронзы. Позже старик усадил меня на старый диван, а сам стал расхаживать по комнате.

— Кто вы по специальности? — спросил он вдруг.

— Слесарь.

— Слесарь? Хм… А что еще вы умеете?

— Ездить на мотоцикле…

— И это все?

— Нет, конечно. Я еще могу водить автомобиль, трактор…

— Так. А еще?

— Делать электропроводку, ремонтировать электроприборы, белить квартиру…

Я рассказывал, а сам думал: «Сейчас он спросит о самом важном: о моем отношении к Анжеле и к ребенку, который скоро должен появиться на свет». Но неугомонный старик не прекращал своих расспросов:

— А чем вы занимаетесь в свободное время?

— Я люблю музыку.

— Какую?

— Джазовую, танцевальную. Люблю песни.

— А серьезную музыку вы любите?

— Да.

— Вы обязательно должны интересоваться серьезной музыкой, — поучал он. — Нынешняя молодежь не любит серьезной музыки. Вы должны слушать Баха, Генделя, Бетховена.

Я молча кивнул, так как не знал, что мне следовало отвечать.

А старик все экзаменовал и экзаменовал:

— Вы много читаете?

— Да, конечно.

— Вы должны много читать. Ничто так не увеличивает знаний человека, как чтение. Я всю свою жизнь читаю. А что вы читаете?

— Что под руку попадет. Современников, о путешествиях, биографии…

— Этого недостаточно. Нынешняя молодежь очень мало читает. В мое время было иначе. Тогда мы еще учили в гимназии латынь и греческий. Вы читали Гомера, Горация, Вергилия, Тацита?..

— Нет, — ответил я. И поскольку вопросы старика начали забавлять меня, весело добавил: — Этих господ я не знаю. Они жили слишком давно и уже умерли для нас.

Отец Анжелы не обратил внимания на мою шутку, и я понял, что он не слушал меня.

— Знаете вы Ганнибала? Цезаря? Карла Великого? Что вам известно о Наполеоне? — не успокаивался он.

Несколько раз старик оставлял меня одного: видимо, ходил на кухню, где Анжела, убедившись в безобидности нашего разговора, готовила ужин. Отец Анжелы не раз подходил к письменному столу и поправлял то миниатюрный макет Эйфелевой башни, то книгу. Когда он подошел к большим стенным часам и качнул остановившийся маятник, я заметил, что на правом плече пиджак у него был распорот по шву сантиметров на пять. Старик перехватил мой взгляд, но нисколько не смутился и, добродушно махнув рукой, как бы мимоходом заметил:

— Великие люди тоже не обращали внимания на подобные мелочи.

Насколько легко мне было с отцом Анжелы, настолько трудно пришлось с ее теткой. Домой она пришла после восьми и очень удивилась, увидев меня. На вид она была очень несимпатичная: длинная, тощая, с тонким носом и колющими глазками. Когда я здоровался с ней, она высокомерно сунула мне в руку кончики пальцев. Не сняв шляпки и пальто, села к столу. Когда она расстегнула пальто, я увидел у нее на шее, худой и жилистой, черный медальон. Тетка с раздражением следила за моими движениями.