— Ну, хватит, — совсем негромко произнесла она, однако реакция сотрудников была моментальной. Подчиненные знали ее достаточно хорошо, чтобы понимать, когда она говорит серьезно.

Хелен взяла из стопки еще не распечатанное письмо и приподняла его перед собой.

— Не надо смеяться над этими людьми, — сказала она. — Возможно, они не столь образованны, как вы. Возможно, толсты и некрасивы, а потому отчаялись найти близкого человека и страдают от одиночества. Но какими бы они ни были, они заслуживают тактичного к себе отношения и хотя бы капельку уважения.

Сидящие вокруг стола согласно закивали головами.

— Надеюсь, вы меня поняли. Продолжайте сортировать корреспонденцию. Каждый фермер должен получить адресованные ему письма, все до единого. Всем понятно?

Последовали утвердительные возгласы.

— Те же письма, которые не адресованы какому-либо конкретному фермеру, должны получить стандартный ответ.

С этими словами Хелен развернулась и проследовала обратно в кабинет. И только прикрыв за собой дверь, обнаружила, что по-прежнему держит взятый наугад конверт. Она машинально бросила его в свой открытый портфель.

И почему ее вдруг охватило раздражение? Неужели лишь потому, что ее подчиненные смеялись над авторами писем?

Но если они поступали не совсем красиво, то что же тогда оказать о ней самой? Ведь в какой-то мере она тасует людские судьбы, словно игральные карты.

Взгляд Хелен упал на раскрытую папку, где лежали обличительные снимки.

В сущности, она собиралась поступить еще хуже. Она намеревалась опубликовать материал, который очень серьезно навредит тем, с кем она никогда даже не встречалась. Кроме того, это будет сильным ударом для их семей. И все ради чего?

Наверное, впервые за всю свою карьеру Хелен испытывала сомнения в правильности того, что она делает. Нет, она была вполне компетентна в избранной сфере деятельности, но был ли ее выбор верным? Та ли это цель, к которой она стремилась все эти годы?

Хелен вспомнила, как в детстве и юности она запоем читала книги, в которых было что-то чудесное, необычное, и как мечтала со временем сама стать писательницей. А в университете клялась себе самой, что своей деятельностью, своим словом будет способствовать улучшению окружающего мира. И что в результате? Она беззастенчиво вмешивается в чужие судьбы ради того, чтобы лучше продавался ее журнал.

Разве эти актеры не имеют права на какие-то личные секреты? Свои тайны есть у каждого, в том числе и у нее самой.

Захлопнув «проблемную» папку, Хелен пихнула ее в свой портфель. Она не понимала, откуда в ее голове взялись эти беспокойные мысли, но от них следовало избавиться. Перед ней открывался новый этап в карьере, и нельзя было допустить, чтобы из-за какой-то нелепой сентиментальности пошли насмарку годы упорного труда.

Хелен взглянула на часы. До конца рабочего дня было еще далеко, но ей все же лучше отправиться сейчас домой. У нее полный портфель работы, и ей наверняка будет легче сосредоточиться вдали от любопытных взглядов, которые бросали в ее сторону примолкшие подчиненные.

Но все оказалось совсем не так, как представлялось. Даже дома, устроившись за столом в гостиной, Хелен по-прежнему ощущала себя не в своей тарелке. Как правило, в хорошую погоду она предпочитала работать на лоджии, откуда открывался великолепный вид на гавань с перекинувшимся через нее мостом, этим огромным металлическим сооружением, напоминающим плечики для одежды. Но сегодня у нее было не то настроение, и потому она расположилась в комнате, поставив рядом с собой бокал вина. И когда открыла портфель, сразу же увидела поверх бумаг нераспечатанный конверт.

Хелен извлекла его наружу. Она не собиралась заглядывать внутрь. У нее не было ни малейшего желания читать это письмо, особенно в своем нынешнем состоянии. Его нужно было отнести завтра обратно в редакцию. Но прежде чем Хелен успела осознать свои действия, ее рука сама надорвала конверт.

Снимок, выскользнувший оттуда вместе со сложенным листком, был довольно интересным. Объектив запечатлел зрелого мужчину, который, слегка склонившись, стоял перед жеребенком. Фермер был без шляпы, на него падали лучи солнца, и все его внимание было сосредоточено на животном. Жеребенок, вытянув шею, обнюхивал человеческое лицо и, судя по напряженным мускулам, в любой момент был готов сорваться с места. Похоже, что и мужчина, и жеребенок не замечали присутствия фотографа, и именно это делало снимок столь очаровательным. Хотя для «фермерской» рубрики он, конечно, не годился. Для размещения в журнале необходимо изображение анфас, чтобы человека можно было как следует рассмотреть. И все же снимок был замечательным. Хелен развернула письмо, текст которого был набран на компьютере: «Дорогая миссис Вудли, позвольте мне представиться. Мое имя — Мэтт Редмонд, мне сорок два года, и я развожу породистых лошадей на своей ферме, которая находится в Новом Южном Уэльсе неподалеку от Скоуна…»

Хелен снова взглянула на фотографию. У этого Мэтта Редмонда было хорошее волевое лицо, которое с годами наверняка будет становиться все более импозантным. Вероятно, и сейчас он выглядел гораздо лучше, чем в молодости, до того, как на его лице отразился опыт прожитых лет. Хотя, несомненно, и в двадцать он был вполне привлекательным. Словом, этот мужчина был красив настоящей мужской красотой и наверняка останется таким, впредь.

Хелен стала читать дальше.

«…Я разведен, но у меня есть дочь Элисон, которой я очень горжусь. Она в этом году поступила в университет на ветеринарный факультет. И теперь, когда ее нет рядом, дом кажется мне опустевшим.

Практически все свое время я провожу на ферме и в ее окрестностях, занимаясь выращиванием и обучением лошадей, этих прекрасных и очень умных животных.

Думаю, моя жизнь была бы более наполненной, если бы рядом находился близкий человек, с которым ее можно разделить, который смог бы оценить красоту окружающей природы. Я хотел бы познакомиться с женщиной, которая могла бы понять мою радость, испытываемую при рождении маленького жеребенка, и с интересом наблюдать, как он растет и развивается.

Возможно, это прозвучит шаблонно, но, по мнению многих, я обладаю чувством юмора. Кроме того, я люблю читать и слушать классическую музыку. Я не курю, однако не отказываю себе в удовольствии выпить бокал красного вина за ужином или бутылку пива в жаркий день.

В общем, мне хотелось бы найти родственную душу, с которой я мог бы соединить свою жизнь и все, что имею. С нетерпением жду отклика».

Подпись под текстом была несколько необычной — слишком мелкой и аккуратной для мужской руки. Хотя она вполне соответствовала всем этим словам, куда более выразительным и вдумчивым, чем можно было бы ожидать от мужчины, а тем более от фермера.

Откинувшись на спинку кресла, Хелен опять воззрилась на снимок. Это было трудно объяснить, но что-то ее здесь зацепило. Возможно, располагающая внешность этого мужчины, а может быть, его простые и искренние слова, западающие в душу. Тронула его несомненная любовь к своей дочери и гордость за нее. А еще впечатление производил тот факт, что своей работой он способствовал появлению на свет новой жизни и помогал ей развиваться. И потому он, должно быть, знал, что такое счастье. Которое не дано было познать ей.

Вздохнув, Хелен отложила письмо и фотографию и вынула из портфеля захваченные из редакции папки. Однако те так и остались нераскрытыми, поскольку она опять взяла в руки послание Мэтта Редмонда. И, перечитав его, довольно долго рассматривала снимок. Нет, этот мужчина не попадет на страницы ее журнала. Даже если бы фото соответствовало всем требованиям, она не смогла бы передать его редакционным насмешницам, макетчикам и печатникам, которые выставили бы Мэтта на всеобщее обозрение. Нет, только не этого человека. Потому что он заслуживал лучшей участи.

Достав из ящика стола пару листов писчей бумаги, Хелен взялась за ручку. Она сама ответит Мэтту Редмонду и объяснит ему, почему он обойден вниманием, — что-нибудь о нехватке места в новой рубрике, коротко и обезличенно.

Однако минут через пятнадцать Хелен уже заканчивала вторую страницу.

Глава 3

Черные копыта кобылицы размеренно стучали по утоптанной земле, и Мэтт Редмонд слегка покачивался в седле, крепко, но без напряга удерживая в руках поводья. Лошадь скакала по травянистому выгону, раскинувшемуся сразу за домом, легкой рысью, но Мэтт чувствовал, что ей хочется большего. День ото дня осенний воздух становился все более прохладным и бодрящим, и молодому здоровому животному явно не терпелось пуститься вскачь во весь опор.

— Ну что ж, моя красавица, будь по-твоему.

Мэтт подался чуть вперед, покрепче стиснул бока кобылицы коленями, и та, дернув ушами, принялась выкидывать ноги все дальше и дальше.

— Давай-давай…

Ободренная его голосом, лошадь поскакала быстрее, и ее копыта замелькали над землей. Мэтт еще больше склонился к шее, окончательно ослабил поводья, и кобылица полетела вперед словно стрела. В считанные секунды она перешла на настоящий галоп и, шумно дыша, старалась еще больше увеличить скорость.

Эта лошадь действительно была очень резвой. Мэтт впервые предоставил ей полную свободу, и теперь, подставив лицо встречному ветру, и сам вместе с ней отдался ощущению полета.

Но через несколько минут он все же натянул поводья, заставив кобылицу замедлить бег, а потом и вовсе перейти на шаг. Перенапрягать ее не следовало. Ноздри животного подрагивали, бока вздымались, легкие усиленно поглощали воздух.

— Отлично, малышка, — похвалил Мэтт, похлопав ладонью по слегка взмокшей коричневой шее. — Надеюсь, ты получила удовольствие?

Словно в ответ лошадь склонила голову к земле, громко фыркнула и встряхнулась, взметнув свою роскошную гриву. Мэтт засмеялся, а расслабленная и довольная кобылица продолжила неспешное движение. Когда же они подъехали к ограждению, он переложил поводья в одну руку, снял свою потрепанную широкополую шляпу и помахал ею сначала сбоку от лошади, а затем и около шеи. Кобылица повела ухом, но этим ее реакция и ограничилась. Удовлетворенный результатом, Мэтт утер тыльной стороной ладони лоб и водрузил шляпу обратно. А ведь еще несколько дней назад подобная манипуляция с головным убором заставляла животное в испуге шарахаться в сторону.