Катя Саммер - Любовь в аварийном режиме

— Давай оставим все, — прошептала она.

— Идеальное предложение, — без единого возражения согласился.

Мы еще некоторое время простояли в обнимку, я в полной мере осознал все, что произошло. И теперь раздумывал над тем, как заговорить с Соней о Франции.

Я хотел, чтобы она поехала со мной.

С утра в номер доставили поистине королевский завтрак, но я случайно обмолвился, что душу бы продал за домашние блины, и Соня восприняла это как вызов. Поэтому, несмотря на мои уверения остаться и насладиться ресторанной едой, уже через полчаса мы покупали в супермаркете молоко и муку. А еще через час лежали сытые в спальне. Мы болтали о моей работе в Норвегии, я показывал Соне снимки готового пегаса и с упоением впитывал ее восторг, когда зазвонил телефон.

— Это мама, — бросила Соня, поднимаясь с кровати.

Ты с Никой? — услышал я вопрос из динамика.

Да, — раздался ответ голубки.

Невольно сжал кулаки. Я не хотел разрушать идиллию, выяснять что-то, да и вряд ли имел право. Но как же чертовски эта ложка дегтя портила весь мед!

— А кто твой нелюбимый художник? — с разбега запрыгнув на постель, вдруг спросила Соня.

Я отвлекся, забыл обо всем, когда ее зубы сомкнулись на моей шее.

— Нелюбимый? Почему тебя это интересует?

— Потому что любимый художник может быть только один.

— И кто?

— Ты сам.

Рассмеялся от души.

— Ну, это слишком тщеславно даже для меня, а нелюбимый… Пикассо.

Соня удивленно вскинула брови.

— И в чем же он виноват?

— Верно задала вопрос. Он виноват только в том, что его картины высоко ценятся коллекционерами и критиками.

— И что это значит?

— На аукционе в Лондоне проводили торги. Лиля представляла частную галерею. Помню, в тот раз впервые услышал от нее, что случайно встретила Славу, моего друга. Уже тогда нужно было догадаться, что они морочили мне голову.

В комнате повисла тишина, но недолгая. Соня рисовала круги на моем животе, когда вдруг заговорила.

— У мамы подтвердился рак. Опухоль небольшая и операбельная, но мама так истощена бесконечными операциями и лечением, что я боюсь загадывать, боюсь думать о завтрашнем дне.

— Твоя мама справится, Соня, — не нашел сказать ничего умнее.

Хотел обнять, но именно сейчас боялся к ней притронуться.

— Надеюсь, точнее верю, — твердо завила она.

— Тогда что тебя беспокоит?

Видел же, было что-то еще.

— Вчера мы всей семьей ездили в онкологический центр на скрининг. Я не делала его уже несколько лет, но, если честно, мне на себя плевать. А вот Ангелина насмотрелась на раковых больных и сильно испугалась. Спросила, доживет ли до десятого дня рождения, потому что очень хотела отпраздновать юбилей в детском кафе, как это сделала девочка из ее подготовительной группы.

Соня задрожала.

— Ты переживаешь за сестру? — предположил я.

— Я с ума схожу! Влад, ты не представляешь, как страшно смотреть в детские глаза и слышать серьезный вопрос о жизни и смерти. А что, если с ней и правда случится то же самое? Как с мамой?

— Тише-тише, сон мой.

Прижался губами к виску. Голубку трясло, и теперь, когда я понимал природу этой тревоги, стало стыдно за глупые мысли и предположения.

— Все будет хорошо, — шепнул на ухо и нежно его прикусил. — Иначе и быть не может.

Мы провалялись в кровати полдня, лишь прогуливались по очереди на кухню за новой порцией блинчиков. Оказалось, лежать рядом, касаться друг друга было не меньшим удовольствием, чем заниматься сексом. Если не бо́льшим. Мгновения на вес золота и под кисть Микеланджело.

И все же когда у голубки снова зазвонил телефон и она встала на четвереньки, чтобы дотянуться до него, я сдался животному порыву.

— Со-оня, — хрипло прорычал я.

Зараза обернулась как ни в чем не бывало, и я увидел отражение черной бездны в ее глазах. Она невинно захлопала длинными ресницами, прекрасно понимая, какой вид открывался мне сзади — на ней было лишь шелковое белье.

Я подкинул ее к краю кровати, не успела и возразить. Надавил на позвоночник, чтобы прогнула спину, и комната погрузилась во мрак среди белого дня.

После стремительного забега и долгих поцелуев мы, обессиленные и довольные, вдвоем упали на подушки. Я махнул рукой и случайно задел на тумбочке предмет, что со звоном свалился на пол. Вот только сил поднять его я не нашел. Все потом, сейчас нужно было хотя бы отдышаться.

Соня зашевелилась под боком, обыскала место вокруг себя. И мне досталось — всего ощупала. Я довольно заурчал.

— Не могу найти телефон, — выдала голубка, к моему разочарованию.

Я-то ненароком подумал, что захотела добавки.

— Может, упал? Не пойму. Влад, набери, пожалуйста.

Я достал свой из-под подушки и сделал вызов, где-то рядом заиграла глупая русская песня. Почему обратил внимание — у Сони на входящие раньше стояла совсем другая мелодия.

Ты такой мутный, и почему-то

Я хочу сбежать от тебя каждое утро!*

Или это именно я удостоился уникального рингтона?

Пока она отыскала айфон, тот уже замолчал, но мне хватило сполна.

— Это что?

Я сел и посмотрел в зеленые глаза.

— Ты о чем?

— Что за песня?

Глупо, наверное, было злиться из-за песни, но я уже завелся. Бесило, что, как ни старался, статуса крепче, чем «мутный», от которого «хотят сбежать каждое утро», я так и не добился.

— Не спрашивай. Долгая история.

У меня было полно времени, чтобы выслушать, но у Сони явно не имелось желания рассказывать. Я сел и потянулся за рамкой, что лежала на полу — видимо, ее и уронил в порыве страсти.

Только не успел. Голубка набросилась с поцелуями, что, как пули, дырявили мою броню. Повалила меня на спину, забралась сверху. Дразнила, зараза, знала ведь, что не устою.

Я вцепился зубами в ее нижнюю губу и несильно оттянул, будто наказывал. Сжал бедра, желая оставить следы, но тотчас ослабил хватку — отпустил сиюминутный порыв.

— Ты бы аккуратнее со мной, могу и съесть.

Несильно укусил тонкое плечо, вызвав у Сони смешок.

— Осилишь?

— Сон мой, не буди лихо.

Девчонка двинула бедрами, впилась ногтями в живот.

— Ах ты ж!

Грубо схватил и перевернул, подминая под себя.

— Мне нужен ты любой, — заявила дерзко и прямо.

Остановил ее шаловливые руки, что уже забирались под боксеры, и серьезно посмотрел в глаза.

— Я говорил, что не такой, как ты себе придумала. Вдруг ты узнаешь меня лучше и не захочешь быть со мной?

Помимо вопроса, как предложить Соне поехать в Марсель, это был единственный, что днем и ночью настырно крутился в моей голове. Каждый новый час, день, да каждое мгновение с голубкой лишь убеждало меня в том, что она прекрасное создание света, добра. А я олицетворял тьму и хаос. Я же сам с трудом ручался за себя и великолепно понимал, что в любой момент мог все смертельно угробить.

Но как же неимоверно сильно я мечтал довериться ей! Целиком и полностью. Хотя бы попробовать.

— Так давай выясним, — сказала Соня.

***********

* Elvira T — Мутный

Пролетело еще двое суток, пока бренный мир все же не вырвал нас из объятий друг друга. Пришлось сменить костюм Адама на одобренный обществом образ и вспомнить, что за пределами сорока квадратных метрах существуют люди и вполне реальная жизнь.

Сегодня Соня провожала отца, он улетал в Израиль, кажется. Предложил помочь, но она вежливо отказалась, а я не стал настаивать: границы наших личных сфер хоть и пересекались, но все еще имели место быть. Поэтому, в то время как голубка занималась семейными делами, по старой дружбе и памяти я согласился провести занятия в школе искусств — Иван Иваныч проболтался, что я в городе.

Вместе с приятелем, что попросил об одолжении, мы провели мастер-класс для первокурсников, которые с трепетом и наивным желанием покорить мир слушали наши россказни. Они старались угодить каждым высказанным — и обязательно излишне заумным — словом, каждой линией карандаша, взмахом кисти. Особенно девчонки — такие юные, а взглядами стреляли опытнее возрастных львиц. Или, может, это я старел, воспринимал все иначе, но подобное внимание с их стороны не привлекало меня. А может, всему виной одна милая голубка и ее глаза с янтарным отливом, что виделись повсюду.

— До свидания, девочки, рад, что вам понравилось, и надеюсь, хоть что-нибудь, кроме моего лица, отложится в ваших прекрасных головах, — улыбаясь особенно настырным студенткам, что никак не желали уходить после занятий, произнес я.

— Что-нибудь, кроме лица, определенно запомним, — заявила одна из них и нагло подмигнула.

Раздался звонкий смех, и девушки, к моему облегчению, наконец вышли в коридор.

— Волконский, с каких пор ты в завязке?

— С тех пор как им не всем восемнадцать. А нам с тобой уже далеко за тридцать.

С Сергеем Козловым я познакомился около десяти лет назад и сейчас спустя время не замечал в нем никаких изменений — ни кольца, ни седины не прибавилось, будто застыл в одной поре. С творчеством, правда, у того тоже прогресса не наблюдалось, но, кажется, его вполне устраивала должность преподавателя и скромные подработки для рекламных агентств.

Он предложил выпить по бутылке пива, но я не собирался бросать машину в центре, поэтому сошлись на кофе. Сели в небольшом, но довольно приличном ресторане. Сергей без остановки вещал про путешествия, поиск себя, любовниц, про то, что к сорока годам жизнь только начинается, а я согласно кивал, жевал стейк и думал о другом. О Франции.