Катя Саммер - Любовь в аварийном режиме

— Катр’ин! — на французский манер окликнула она девчонку, что в пышной юбке носилась вокруг гостей.

Жестом указала ей подойти, та насупилась, но послушно встала рядом. Лиля погладила ее по голове и с серьезным выражением лица что-то объяснила на ухо.

Девчонка морщила вздернутый нос, а я не мог отвести от нее взгляд. Боже, как же выросла! Сколько ей уже было? Восемь? Каждой чертой, манерой она полностью повторяла мать. Да она была такой точной копией Лили, что с легкостью могла оказаться и моим ребенком тоже.

Хотел бы я этого? В прошлой жизни — возможно.

— Влад! — заголосила бывшая жена, расплывшись в улыбке.

Она была удивлена — вне всяких сомнений. Я поздоровался и представил их с Максимом друг другу.

— Как у тебя дела? — поинтересовался больше для приличия.

— Держу галерею, а подрабатываю мамой, — махнув на малышку головой, попробовала пошутить Лиля. — Все прекрасно. Славик здесь бизнес открыл. Давно. А ты какими судьбами?

О, я видел в ее глазах уже с десяток предположений, и все вели к ней. Она вообще считала, что мир вращался вокруг нее.

— Работаю у Бернара, — ответил, чтобы не выдумывала себе много. — Точнее, работаем.

— У… Микаэля Бернара? В Марселе?

Я не распространялся насчет контракта, но и не скрывал его, так что в определенных кругах уже ходили совершенно точные слухи. А это значило, что Лиля далека от местного «бомонда», как бы ни старалась доказать обратное.

— Потрясающе, Влад.

Ее интерес тешил самолюбие, но при всем вскрывал старые швы на затянутых ранах.

— Владилен Всеволодович, — Максим намеренно отвлек меня, — нас, кажись, заждались в… ресторане.

Оценил его попытку вызволить меня из тупикового разговора.

— Где вы остановились? — Лиля явно поняла намек, но не отпустила.

— Да здесь же, в отеле.

— Заезжайте на чай, мы живем тут недалеко. Я покажу вам округу.

Она прекрасно знала, что я знаком с Парижем лучше нее.

— Может быть, — ответил вслух.

Никогда, — подумал про себя.

Вечером я вновь пил ром из супермаркета за углом, в последнее время он заменил вино на постоянной основе — сильнее пьянил, наверное. За окном в предзакатных сумерках переливалась огнями Эйфелева башня, которая неустанно напоминала о голубке.

Всего одна фраза и такая прочная ассоциация.

Никогда не видела… — трещал в голове ее голос.

Сон мой, что же мы наделали?

Клео мурчала, развалившись на спинке широкого кресла: свесила морду мне на плечо, а я чесал ей загривок.

Стук в дверь развеял мысли, вернул в комнату из объятий Сони. Я удивился, увидев на пороге Лилю.

— Можно? — спросила и без разрешения шагнула внутрь, оттеснив меня к стене.

Демонстративно покрутила в руках бутылку дорогого вина. Конечно, в этом была вся она: всегда предпочитала бренд вкусу — пусть лучше с баснословным ценником, но кислое до слез.

— Зачем ты здесь? — устало спросил, не было сил на разговоры.

Клео у моих ног зашипела, встала на дыбы. Лиля попятилась, я вспомнил про ее аллергию на шерсть. Может, отчасти назло ей и завел после разрыва это мохнатое чудовище.

Взял кошку на руки и отнес в комнату. Не успел развернуться, Лиля толкнула ладонью в грудь. Я рефлекторно опустился на кровать, а ее губы врезались в мои.

Она опутала меня руками, впилась ногтями в кожу. Я замер, не шевелился, пока она пытала мой рот, отчаянно стараясь добиться ответа. Когда все же затихла, отодвинул ее. Та опустила глаза в пол и всхлипнула.

— Никто не любил меня так, как ты, — она закрыла лицо руками и расплакалась. — Влад, забери меня, я поеду за тобой, куда захочешь.

Лиля схватилась за мои плечи, будто за последний оплот надежды.

— Все ужасно, боже, я живу в аду. Слава, он… он диктатор! Он считает, что я должна сидеть дома и не лезть в бизнес, быть просто аксессуаром ему, куклой. Он работает, я неделями его не вижу! И управлять галереей не дает, все время контролирует, меня уже тошнит от всего! А Кат’рин — дочь своего отца, она даже не слушает меня! Влад, я им не нужна больше.

— А с чего ты решила, что нужна мне? — не удержался от злого сарказма.

Она осела на пол, обняла мои ноги, стала целовать руки, но ее поцелуи лишь жалили.

— Увези меня, умоляю, я буду с тобой, я всегда буду только с тобой.

Лиля в один момент стала мне противна — не признающая ошибок, но готовая бросить и ребенка, и мужа. Так же легко, как когда-то бросила меня.

— Не падай в моих глазах ниже, уже некуда, — небрежно произнес я.

Пощечина зазвенела в тишине особенно громко. Глаза Лили пылали яростью, щека неприятно жгла. В какой-то миг я узнал прежнюю девушку, которую любил, но скоро она вновь исчезла за завесой времени. Вскочила на ноги, развернулась и выбежала из номера.

Не забудь вино, — хотел крикнуть ей вслед, но решил, что хватит даже с нее.

Я добился еще одной цели — Лиля жалела о содеянном, умоляла меня. Только вот ничего, кроме разочарования, я не чувствовал. Сейчас привкус мести приносил лишь ненужную горечь.

Как быстро же сменились ориентиры, когда одна наглая голубка ворвалась в мою жизнь. И как же чертовски я по ней скучал!

Сердце билось на разрыв. Я завелся, разозлился, достал карандаш и бумагу, потому что без сомнения предстояла бессонная ночь. Меня рвало изнутри, и из этой боли на листе рождалась самая чистая красота — тонкие пропорции женственного силуэта, гармония и плавные черты знакомого лица.

Глядел в черно-белые омуты, за которыми был скрыт целый космос, и пропадал.

Потер уставшие глаза и отправился спать. Что уже было поделать: мы оба сделали самый важный выбор, и он оказался не в нашу пользу.

Да, кардинал Ральф?

***********

* Биеннале — выставка, проводимая регулярно один раз в два года.

Когда ты начинаешь отдавать любовь с глубоким чувством благодарности всем тем, кто ее принимает, ты будешь удивлен тем, что стал императором — ты больше не нищий, просящий любви с нищенской сумкой, стучащий в каждую дверь. И те люди, в двери которых ты стучишься, не могут дать тебе любви; они сами нищие. Нищие просят любви друг у друга и чувствуют себя разочарованными, гневными, потому что любовь не приходит. Но это неизбежно. Любовь принадлежит миру императоров, не нищих. А человек становится императором, когда он настолько полон любви, что может отдавать ее без всяких условий.

Ошо «Любовь, свобода, одиночество»

Август 2020 г.

Москва встретила меня беспросветным хаосом. Я запутался в городах и странах, но Шереметьево узнал бы и с закрытыми глазами. Люди кричали, спорили, неслись куда-то, где их не ждут. Всем сердцем не любил этот город.

Не успел выйти из аэропорта и взять такси, как набрала мама — не виделись больше года, переживала. Я сам уже считал дни, хотел вернуться в Питер. Пообещал ей, что через неделю-две постараюсь быть.

Пока ехал на объект, позвонили еще несколько человек. В том числе и владелец известной московской галереи, который отчаянно расспрашивал о Зиме. И что они все к ней привязались?

Завершил вызов и выдохнул. Жизнь в общем и целом вырулила на ровный участок пути — без карабканья вверх и резких падений вниз. Меня устраивал нынешний ход событий. Если бы еще не этот заказ, смешавший планы, вообще был бы уже дома и готовился к выставке. Но пришлось согласиться — уж слишком заманчивым оказалось предложение. Особенно на фоне провального полугодия.

Давно я не был в Москве, и вроде бы стояли те же дома, остались те же пробки, но все же нельзя не признать, что город изменился после карантина. Народ стал еще менее доверчивым — люди то и дело озирались по сторонам, кидали опасливые взгляды. Наверное, изменился весь мир: даже в Италии, где я застрял на долгий срок из-за закрытых границ, на местном темпераменте отложился отпечаток.

И тем не менее Покровский встретил с распростертыми объятиями и смачно пожал руку.

Его истории про невесту меня не тронули, я взялся за срочный индивидуальный заказ даже не из-за гонорара — хотя бесспорно он был хорош. Склонило согласиться только одно: меня попросили изобразить на стене фьорды, а к ним я с некоторых пор имел особую слабость.

Уже на следующее утро после приезда я приступил к барельефу, а спустя четыре дня без сна завершал общую композицию.

Сейчас я трудился в поте лица, замешивал материал для финишной шпаклевки. Стена была почти готова. Осталось проработать детали, затем зашкурить жесткой губкой, затереть гипсовой штукатуркой мелкие отверстия и оживить композицию цветом. В сущности, не так много, а с моими сумасшедшими темпами и подавно.

В наушниках на предельной громкости играл классный альбом группы «Two Feet» — как раз под стать настроению.

Мне кажется, я тону… О-о-у, то-ну.*

Любил напевать вместе с плеером, когда работал один. С музыкой будто в другой мир попадал, сосредотачивался на построении и пропорциях, на игре света и тени.

Я с легкостью орудовал мастихином, где-то помогал придать форму пальцами — главным инструментом любого скульптора и художника. Закончил слой и отошел, чтобы оценить картину. Замер. Нет, я был доволен большей частью собственных творений, работал-то добротно, но эти рельефы… кажется, здесь я превзошел самого себя.

Может, из-за того что рисунок значил для меня, он выходил из-под руки так просто. На нем были изображены норвежские фьорды и маленький дом с огоньком в окне.

Когда Покровский впервые вышел на связь, он озвучил сроки и сумму вознаграждения, а также то, что хотел видеть у себя в доме. Обдумав все, я дал согласие и предложил другие варианты скандинавских пейзажей. Не по личным причинам, хоть они и имелись, просто всегда считал, что клиент должен быть полностью уверен в выборе. В ином случае, какой бы ни вышла работа, он не оценит по достоинству.